Что там машет мне сладкоголосая регистраторша? – очнулся Синкин – Ого! Пять минут первого! И – никого похожего на Мармарова – с его ростом и статью, по крайней мере.
Оглядываясь по сторонам, он неспешно направился к регистрационной стойке, у которой сиротливо жались два низкорослых киргиза. Или узбека? Сидящая в кресле роскошная брюнетка о чем-то перешептывалась с пристроившейся на подлокотнике девицей. Обе явно строили ему глазки.
Ох, не до вас красавицы, не до вас, родные, – разочарованно вздохнул Синкин, подойдя к стойке. Поймав его взгляд, регистраторша радостно ткнула в сторону одного из узбеков. С мрачным предчувствием Синкин развернулся.
– Ви меня ищете, любезный?
У Синкина поползли вверх брови.
– Я Маймаров. Из 508-го, – широко улыбнулся узбек, сверкая золотыми зубами.
Пятигорск
Без чутья журналисту никак. Оно у меня доброе. Но тут – взбунтовалось. Сошло на нет. Испарилось. Весь вечер после встречи с Мармаровым я напрасно ломал голову, шарил в Интернете и мозгах: ни идей, ни зацепки.
Тогда я решил зайти с другого конца. И наутро отправился в Центр социального обслуживания, к которому последние пару лет была прикреплена Таисия Дмитриевна – бабушка Меломана. Из словесного потока разговорчивой инструкторши я выжал лишь граммульку сухого остатка: в электросетях, где Таисия проработала 35 лет чтут своих неработающих ветеранов. И – помогают.
– Представляете, – по детски округлила глаза дородная дама, – им выдают ежемесячную матпомощь! И так – годами! Внуку Таисии Дмитриевны, царство ей небесное, оплатили поездку на конкурс пианистов. Бедная женщина так радовалась…
– И давно это было? – как можно спокойнее спросил я.
– Конкурс? – секунд десять она что-то высматривала на потолке и вдруг выпалила: четыре года назад, как раз «ПЭС» юбилей 100-летний отмечала…
«ПЭС» – аббревиатура Пятигорских электрических сетей.
И тут… она проснулась (интуиция, то есть). Иди, дескать, в электросети – глядь, и найдешь зацепку.
– Откуда? – возразил я. – «ПЭС» – титан от благотворительности: на их попечении детские дома, приюты, музеи…
– Ветераны… – робко вставила интуиция.
– И – неработающие ветераны, – продолжил я, раздосадованный ее настырностью. – Помнят там дела четырехлетней давности, жди…
Интуиция обиженно замолкла. Я сдался. Но обговорил свои условия. Ни руководство, ни ПТО я дергать без толку не буду. Сколько лет, как вышла на пенсию наша старушка, а?!
– Лет десять, – пискнула интуиция.
– А двенадцать не хочешь?! – рявкнул я, – Своих ветеранов, может, там и помнят, но внуков их… Спустя столько лет?.. Не смеши… терпеть не могу выглядеть нелепо.
И я отправился в… музей.
Моя интуиция ликовала, так как музей назывался «Первые шаги электроэнергетики» и расположен был на территории «ПЭС».
Так уж звезды легли или земляки постарались, но ПЭС приговорен к слову первый .
«Мы навсегда – первая в России и в мире энергосистема», – по праву гордятся в «ПЭС». А вместе с ними и все Кавказские Минеральные Воды. «Мы и первые в истории России, кто вышел на ФОРЭМ – федеральный оптовый рынок!» – восклицают пятигорские первопроходцы коммунальной энергетики.
Когда я подходил к музею, кстати, тоже первому и единственному пока профильному музею электроэнергетики России, из дверей потянулись на выход школьники: очередная экскурсия. Потеряв пару минут, я вошел и осторожно закрыл дверь – в первом зале музея миловидная дама вводила в экскурс… одного посетителя.
Видимо, «шишка» из края. – Усмехнулся я.
Тут вдруг очнулась интуиция и заголосила: «Где твои глаза?! Где это видано, чтобы у «шишки», тем более «из края» – ботинки до неприличия стоптаны и галстук набекрень? А?!»
Я сдался и присел в сторонке, невольно прислушиваясь к неторопливому рассказу. Когда заиграла приятная мелодия и голосом Кобзона зазвучал Гимн пятигорских электросетей, я понял, что «ПЭС», наверняка, и первый (в коммунальной энергетике), кто имеет свой гимн, да еще на слова собственного гендиректора.
Когда за важным гостем закрылась дверь, я по своей привычке полюбопытствовал:
– Интересненько, кем надо быть, чтобы экскурсовод занималась тобой целых 20 минут?
Женщина рассмеялась:
– Ка-кандидатом…
– А-а-а… – удивленно протянул я, мысленно перетасовав всех шедших на нынешние выборы.
– Надо же! Не знаю. Может, это…
Женщина попыталась было что-то сказать, но еще больше зашлась в смехе:
– Ка-ка-ндидатом в мон-мон-тажники, – наконец-то выдохнула она.
– И, что это значит? – никак не врубался я.
– Значит, что до вводного инструктажа по технике безопасности мы знакомим каждого потенциального сотрудника и с производством, и с цехами, и с нашим музеем.
Мне понравилась ее улыбка, но вместо комплимента вырвалось иное:
– И кому это надо?
– Нам! – недоуменно расстреляла меня глазищами девушка.
– ?!
– Представьте! За 18 лет у нас – ни одной производственной травмы. Ни од-ной. Вы понимаете , о чем я?..
…Спустя долгую минуту до меня, наконец, дошло.
– Как до жирафа, – постарался обернуть я в шутку свой нелепый вопрос и перевести разговор в нужное русло.
Спустя полчаса я уже выходил из музея с искомой зацепкой: адресом и телефоном учителя по композиции, уроки которого оплачивал «ПЭС». По слезной просьбе Сашиной бабушки. Целых полгода.* * *
Если б я увидел его со спины, никогда б не признал его возраста. Учитель Саши – невысокий старик – носил весьма экзотичное для здешних мест имя – Хосе Рамонович Гарсия. Его смуглое лицо, на котором время оставило свои метки, моментально врезалось в память. А сдержанные манеры, обделенные славянской открытостью и кавказским радушием, вопреки всему завораживали. Во всем облике в равной степени читались гордость и мудрость – весьма непривычное сочетание для наших пенсионеров. Хосе Рамоновичу, обрусевшему с довоенных лет испанцу, шел 83-й год.
На этом экзотика выдохлась и тут же сошла с подиума. Старый учитель проживал в стандартной двушке, в стандартной обстановке: книжный шкаф, пианино «Кубань», тумбочка под допотопный маг, плюс небольшой обеденный стол и четыре стула. Ни дивана, ни телевизора. Комнату украшал лишь яркий ковер на полу с красными разводами. Впрочем, флер нестандарта просвечивал и сквозь голый стандарт: мебель, включая стол, подпирала стены – середина гостиной была свободна.
Когда мы присели за пустой полированный стол (ни вазочки, ни пепельницы, ни газет), я изложил цель визита. Старик сдвинул кустистые брови. Минута, две – тянулись в полном молчании. Мое нетерпение стреножил лишь выразительный взгляд учителя: живое сострадание постепенно растапливало панцирь привычной сдержанности.
– Бойтесь желаний своих, молодой человек. Они имеют свойство сбываться, – произнес, наконец, Гарсия и его палец предостерегающее оторвался от стола.
Я перевел дыхание: теперь беседа пойдет по знакомому руслу. Еще парочка-другая избитых сентенций, выслушанных в немом почтении к преклонным годам ветерана и можно засыпать его вопросами. Тут даже кроха информации может перевесить чашу весов в пользу нашего с Мармаровым расследования.
– Допустим, только на минуту допустим, что вам, Арсений, удалось найти Сашу. Что дальше? А?.. – прищурился старик. – Даже фейерверк репортажей не оградит его от следствия. Пусть даже в качестве фигуранта. А это, знаете ли, чревато… – Его пальцы застрекотали по столу кастаньетами. – Тем более с его характером…
Я схлестнулся с ним взглядом. Он его выдержал…
– Уже в двенадцать Саша презрел все каноны и растворил себя в импровизации. В переводе на язык обывателя, импровизация – всегда перемены. Перемены без надежной бухты, где можно переждать бурю. В безбрежных возможностях своего таланта легко себя потерять. Импровизация – еще и грозная стихия, которая может разбить о рифы незрелую душу.
– Он мог пойти на убийство? – воспользовался я моментом.
– И ты, Брут, – грустно улыбнулся старик. – Порой, мы манипулируем словами в пользу точного образа. Что слова? Лишь оболочка, которую каждый из нас наполняет понятным ему смыслом. У Саши фе-но-ме-нальный дар, – наклонившись ко мне, вдруг понизил голос Гарсиа. – Импровизируя, он способен сыграть ваш музыкальный портрет, ваш характер и, наконец, – тревожный шепот обжег мне ухо, – вашу… судьбу. Более того, любую информацию он способен трансформировать в музыку… – Гарсиа откинулся на спинку стула и прикрыл веки.
– Сколько времени вы знакомы с Александром? – перебил я свою ошеломленность.
Он приоткрыл один глаз.
– Пару лет я с ним занимался, а после…
– Насколько я знаю, вы занимались с ним около полугода…
С чего вы взяли? – поддался он вперед.
С платежной ведомости «ПЭСа», где оплачивали ваши с Сашей уроки.
