Она помолчала.
– Ваш муж знал о том, что вы любите другого? – негромко спросила я.
– Да, знал. Костя был умным человеком и все понимал. Он много раз предлагал мне разойтись, но я не соглашалась, зная, что у мужа никого нет, кроме меня. Родители тоже предлагали мне развестись с мужем, говорили, что сами будут заботиться о нем, но я и на это не пошла. Целый год боролась со своим чувством к Володе, но потом поняла, что больше ничего не могу с собой поделать, и стала его любовницей. Самое удивительное – это то, что все друзья и знакомые сразу признали нас парой, нас никто не осуждал, а если и осуждали, то до наших ушей это не дошло. И рождение Никиты восприняли как нормальное явление.
– Какую фамилию носит ваш сын? – спросила я.
– Раньше носил фамилию Константина, – ответила Маргарита Андреевна. – Но как только тот умер, Владимир усыновил Никиту, и теперь он Милехин. Мы же с Владимиром не стали вступать в законный брак, потому что решили соблюсти обычай – год траура. Но теперь уже, похоже, и не поженимся: мне больше нет места в его жизни, там прочно обосновалась Кристина.
– Вы знаете ее?
– Лучше спросите, кто ее не знает, – с усмешкой ответила Маргарита Андреевна. – Ужасная девица! Вечная головная боль нашей школы.
– Как получилось так, что Милехин, который вас любил, вдруг увлекся ею?
Зеленцова вздохнула и с горечью сказала:
– А пойди их, мужчин, пойми! Наверное, с развитием своего бизнеса у Владимира Петровича изменились приоритеты. Стало важным то, как он выглядит на фоне других – а среди его коллег многие завели себе молодых. Ну а Кристина времени зря не теряла. Она из тех самых ранних девчонок, которые еще с подросткового возраста понимают, что хотят. Они знают, как заполучить мужчину, особенно при такой внешности, как у нее.
– Какие отношения были у Олеси Милехиной с Кристиной? – спросила я.
– Они были подругами в свое время, – ответила учительница. – Но потом Олеся не поняла поступка отца. И отношения их охладели.
– Маргарита Андреевна, вы можете мне объяснить, почему у хорошей девочки Олеси не было близких подруг? Как оказалось, мне даже не с кем о ней поговорить.
– Олеся была несколько замкнутой девочкой, – объяснила Зеленцова. – До восьмого класса дружила с Ксюшей Лопатниковой. Но потом они сильно поссорились, после этого близкой подругой Олеси стала Наташа Рогачева. К сожалению, с Наташей вы не сможете поговорить: два года назад она вышла замуж и уехала в Германию.
– Да, жаль, – кивнула я. – А скажите, вы знали о том, что Олеся нуждалась в деньгах?
– Да, знала, и однажды мы даже едва не поссорились из-за этого, – ответила Зеленцова. – Отец давал ей много денег, но они уходили как песок сквозь пальцы. На что она их тратила – непонятно. Говорила, что проедает, но я не верила: она же была худенькая, как тростиночка. И ей приходилось подрабатывать.
– Где Олеся подрабатывала? – изумилась я.
– Везде, где можно: писала курсовые, оформляла стенды, расклеивала объявления и одно время продавала газеты. Но когда Олеся стала жить с Елисеем, она перестала этим заниматься.
– Вам нравился этот летчик?
– Да, нравился. Хороший такой, симпатичный… – улыбнулась учительница. – Надежный, а это главное в семейной жизни. Такой не предаст, не бросит.
– Вы знали о том, что Милехин мечтал выдать дочь замуж за адвоката Привольнова?
– Да, знала. Алексей мне тоже нравится, и я даже жалела, что у Милехина одна, а не две дочери. Простите, мне тяжело говорить об этом, – на глазах учительницы появились слезы. – Я любила Олесю как дочь. И она меня любила, звала «мама Мара». Что бы там о ней ни говорили, я ничему не верю. Олеся не была наркоманкой. Ее убили. Но вот кто это сделал и за что – вам, видимо, и предстоит узнать.
– Маргарита Андреевна, когда вы узнали о смерти Олеси и от кого?
– Как это ни прискорбно, о смерти Олеси я узнала в день похорон. Естественно, от Владимира, – ответила учительница. – Дело в том, что меня в эти дни не было в городе. У меня как раз в семье случилось несчастье: мама поехала навестить свою сестру, упала с лестницы и сильно разбилась. Я отпросилась на несколько дней и поехала ухаживать за мамой. А через три дня Милехин прислал за мной машину. Так я узнала о том, что случилось.
– Вы поддерживаете контакт с Милехиным? – спросила я.
– Практически нет, – ответила Маргарита Андреевна. – Только вот недавно зашел, был навеселе, наговорил мне всяких гадостей.
– А как к нему относится сын?
– Я отказалась от алиментов. Нам с Никитой от него ничего не надо. Но Никите я, к сожалению, не могу запретить любить отца. Они иногда встречаются, и Милехин всегда дает сыну деньги на мелкие расходы. Сколько – я никогда не проверяю и не спрашиваю. Недавно вот Милехин купил сыну новые джинсы, кроссовки и часы. Я хотела все вернуть, но Никита заупрямился. Пришлось уступить.
Пора было переходить к самому щекотливому моменту – к тому, что не давало покоя мне в этом деле. К предположению о существовавшей связи Олеси со своим отцом. Однако начала я очень осторожно:
– Скажите, отношения Олеси с отцом были всегда безоблачны?
Зеленцова задумалась, потом ответила:
– Безоблачных отношений вообще никогда не бывает. Но Олеся любила отца, и он ее тоже.
– А что-нибудь необычного вы не замечали?
– Что вы имеете в виду? – удивилась Зеленцова.
– Ну, скажем, излишнюю заботу со стороны Милехина…
– Так это же вполне естественно.
С лица учительницы не сходило выражение недоумения. Я решила прекратить расспросы, поскольку, видимо, была бы неправильно понята, если бы упомянула о том, что сказала мать Олеси и что не давало мне покоя все последние дни. Маргарита Андреевна производила настолько положительное впечатление и, видимо, была добротным консерватором, поэтому мои слова прозвучали бы явным диссонансом. В конце концов, если противоестественная связь между Милехиным и его дочерью и имела место, то Зеленцова, безусловно, о ней не знала – по ней, по крайней мере, это видно.
И я решила закруглить разговор.
– Спасибо, – сказала я. – У меня больше нет к вам вопросов, но есть просьба: не могли бы вы мне помочь поговорить с теми учителями, кто хорошо знал Алексея Привольнова и Кристину Воронкову?
– Подождите немного. Я поспрашиваю, – ответила Маргарита Андреевна и исчезла за дверью.
На этот раз мне пришлось ждать минут десять, пока в кабинет не вошла дама пенсионного возраста.
– Здравствуйте, – доброжелательно сказала она. – Это вы хотите поговорить об Алексее Привольнове? Я его бывшая классная руководительница, Ирина Евгеньевна. Как, собственно, и Кристины Воронковой.
Я представилась и спросила:
– Как вы можете несколькими словами охарактеризовать Привольнова?
– Если говорить о том Леше, которого я некогда знала, то я скажу так: удивительно умный и талантливый юноша. Но, боюсь, его талант не получил нужного развития. У Леши не все было благополучно в семье, хотя никто об этом не знал наверняка. Только слухи ходили. Отец Привольнова занимал высокий пост и со всеми, в том числе с нами, учителями, вел себя просто по-хамски. Ходили слухи, будто он нещадно бьет и жену, и сына. Но Алексей никогда не жаловался. Когда Алексей окончил школу, то провалил экзамены в университет, и, говорят, отец его жестоко избил. Ходили слухи, будто Алексей в знак протеста против родительского диктата спутался с какой-то бандой, чтобы подорвать престиж отца. Но потом ушел служить в армию и уже после поступил, кажется, в юридический.
«Да, именно так, – подумала я про себя. – Все сходится».
– Ну, а если перейти к Кристине Воронковой? – спросила следом.
– Ой! – Учительница даже передернулась от неприязни. – Это совсем другое дело! Тяжелый крест, который в течение шести лет несла наша школа! Я работаю учителем тридцать два года, но более ужасного случая не припомню.
– Словом, бандитка, хамка, хулиганка, проститутка? – не удержалась от легкой иронии я.
– Да, как ни назови, все будет правильно, – без тени юмора ответила собеседница. – Я выпустила класс, в котором учился Алексей Привольнов, и мне дали классное руководство в пятом. И тут, на мою беду, в нашу школу из другой перевелась Кристина Воронкова: там она оставалась на второй год. Ее определили ко мне.
– В какой семье она росла? – спросила я.
– В очень неблагополучной, – ответила Ирина Евгеньевна. – Мать алкоголичка, отец дважды судимый, старший брат сидел за убийство.
– Понятно, – протянула я. – Что ж, наверное, на этом все.
Учительница пожала плечами и направилась к выходу. Когда она ушла, я спросила Зеленцову:
– Можно задать вам один личный вопрос?
– Задавайте, – разрешила учительница.
– Если Милехин пожелает вернуться к вам, вы его простите?
Лицо Маргариты Андреевны застыло. После небольшой паузы она ответила:
