Откуда она узнала, эта стерва? Откуда? Ах да, я же сама проболталась! Мне просто захотелось ее поддеть, когда я видела ее рядом с этим рыжим клоуном Вовиком. А он еще подмазывался ко мне, козел!
Вообще – видимо, гены во мне играют. Почему я стала спать с родным отцом? А почему он бросил Мару и связался с Кристиной? Почему забыл, что у него есть сын, в конце концов?!
Иногда мне кажется, что Кристина очень неплохо ко мне относится. У нее просто другие взгляды на жизнь – она сказала мне, что ее возбуждают исключительно пожилые мужчины. Ну, вроде моего отца. Знала бы она, что произошло между мной и им… Как ни странно, после того, как все случилось, между нами стало все более или менее ничего. Отец уже не так благоволит к Кристине, а та не задирает нос и не пытается указывать мне, как жить».
Я читала эти строки с предчувствием: главное – впереди. У меня даже екало сердце – я чувствовала, что сейчас Олеся расскажет о том, как все началось. И ожидание не обмануло меня.
«Даже не могу понять, как все тогда случилось. Я забыла у отца нужный мне учебник. Решила зайти утром забрать. Открываю дверь – а из комнаты доносятся охи, вздохи и стоны. Ну, я и поняла, что это отец с Кристиной трахается. А что – ему можно, а мне нельзя, что ли?
Я прошла на кухню и налила себе чаю. Руки у меня дрожали. Даже в кухне было все слышно. Но вдруг все неожиданно стихло. Прям вмиг. Отец, по всей видимости, в отходняке зашел выпить воды. «О, доченька милая! – сказал он. – Не переживай, сейчас Кристина уйдет, и нам никто не помешает».
Потом появилась Кристина. Она, не заходя в кухню, сразу пошла в коридор, быстро оделась. «Ну, пока!» – сказала она и вышла на лестницу. Меня удивило, что она не зашла даже в ванную – ну, понятно, для чего.
Отец предложил пройти в соседнюю комнату, где пахло духами Кристины. Такой дурацкий запах! Так мне он не нравится. Бесит просто. И тут папа неожиданно налил мне мартини. Я сразу залпом осушила бокал. И почувствовала, что пьяная. Отец подсел рядом и сказал, что я милая и красивая. Погладил меня по волосам, а другую руку положил мне на колено…»
Далее шло описание самой постельной сцены. Я пролистала дневник – по ходу встречалась еще парочка подобных описаний, которые мне пришлось прочитать от начала до конца, хотя я с трудом сдерживалась, чтобы не закрыть файл. Но это было непозволительно с профессиональной точки зрения.
Я нашла страницу, в которой Олеся обсуждала с отцом их отношения:
«Все это очень плохо, просто ужасно! Это нелепость!» – говорил он. А мне было хорошо! Я вообще упрямая. «Давай не будем наворачивать базары, – сказала я. – Будет место, время, и мы снова сделаем это. Ты же хочешь сделать приятное дочке. Шарики и плюшевые мишки – это хорошо, но я уже взрослая. Взрослые подарки нужны, папочка!»
Тут отец неожиданно встал, прошел в зал, рухнул на диван и вскоре захрапел. Я еще долго сидела рядом с ним, смотрела на него и любовалась. Пусть Кристина не думает, что все так просто!
Потом я посмотрела на часы и увидела, что опаздываю в идиотский институт. Но я не пошла туда, а решила пойти к Ксении. Конечно, я и в мыслях не думала рассказать ей обо всем. Скажу, что, мол, просто с новым мальчиком познакомилась. Хотя мне на самом деле хотелось рассказать всем. Какая я на самом деле крутая и необычная! Меня же все называют «не от мира сего». Вот я и стараюсь – с самим отцом переспала. Пусть все подружки-девственницы-замухрышки лопнут от зависти».
Тексты на этом закончились. Дальше шла запись, сделанная второго апреля, то есть за три дня до гибели.
«Сегодня у папы день рождения. Вчера он уехал на какое-то очень важное совещание и обещал вернуться сегодня после обеда.
Я решила устроить ему сюрприз – все-таки ему исполнилось пятьдесят лет. Такой сюрприз он устроил, когда мне исполнилось десять: я пришла из школы, а вся моя комната была полна разноцветных воздушных шариков. Конечно, это по-детски, но… Словом, мне захотелось.
К тому же я хотела ему показать, что больше между нами ничего такого не будет – у меня есть Елисей, ну, и вообще… То, что произошло, должно забыться навсегда.
Секретарши на месте не оказалось. Я пробралась в папин кабинет, повесила плакат «С днем рождения!» и стала надувать шарики.
Однако папа не приехал. Я была очень расстроена, чуть не плакала. Совсем выбитая из колеи, вернулась домой. Хоть бы Елисей, что ли, приехал поскорее! А то я себя чувствую такой одинокой!
И тут, блин, я вспомнила, как мы с отцом были последний раз. Как все-таки классно. С Елисеем – это все не то. Он молодой и неопытный, многого не умеет. Как же теперь все будет? В общем, у меня в голове все перебуторилось к чертовой матери. Не знаю, может, вмазаться г'ерой, полегчает?»
На этом записи в дневнике заканчивались. Через два дня Олеси не стало.
Закрыв файл, я вскочила с кресла и некоторое время возбужденно ходила по комнате Олеси, ошарашенная прочитанным. Итак, инцест из подозрений стал реальностью. Олеся сама, собственноручно, можно сказать, в нем призналась в персональном компьютерном файле.
Честно говоря, несмотря ни на что, этот факт не укладывался у меня в голове. К тому же стиль – какой резкий контраст между той Олесей, которая представала в описаниях подруг и жениха, и той, что писала дневник! Воистину, другое «я». И какое-то повествование недоделанное, совсем не в традициях классиков мировой литературы, коими забиты Олесины книжные полки. Примитивный язык, грубоватые физиологические подробности, и совсем нет описания эмоций, которые должны, по идее, возникнуть у девушки, вступившей в интимные отношения со своим отцом, и о которых уже никогда никому узнать не суждено.
Я попыталась представить себя на месте девушки… и не смогла. Холодок необъяснимого страха поселился внутри меня, когда перед глазами проплыли воображаемые картины.
– Нет, это невозможно! – вслух выкрикнула я. – Этого не может быть!
У меня даже участилось дыхание. Отдышавшись, я вспомнила про свой безоценочный подход. И мысленно себе возразила: «А может быть, у нее другое восприятие? Может быть, психика совсем по-другому устроена, и отец для нее – не отец, а прежде всего мужчина? Ведь говорил же Привольнов, что она жаловалась на непонимание подруг, настаивала на своей исключительности – мол, не такая, как все. Может быть, в конце концов, у нее были не все дома! Надо узнать, кстати, не состояла ли она на учете у психиатра».
Да, и еще – самые последние слова в дневнике свидетельствовали о том, что Олеся все же была наркоманкой. Об этом там сказано прямым текстом.
Я осознавала, что логика расследования неотвратимо ведет меня к Владимиру Петровичу Милехину. Именно от него, а может быть, кстати, и от его пассии Кристины я смогу получить дополнительные сведения, которые, в свою очередь, могут стать новыми штрихами к портрету покойной.
Однако прежде чем идти к Милехину, я решила проконсультироваться с психологом. Дело для меня необычное – все-таки инцест, он не каждый день встречается на жизненном пути. И позвонила своему старому знакомому, Роману Евгеньевичу Каменкову, молодому, но весьма преуспевающему психотерапевту… Несколько раз его приглашали в прокуратуру для консультации по некоторым сложным делам, на одном из которых мы и познакомились. Через пару секунд я услышала в трубке его приятный голос.
– Роман Евгеньевич, здравствуй, дорогой, Татьяна Иванова беспокоит, – начала я. – Уж прости, что отрываю – знаю твою педантичность и трепетное отношение к времени. Но без тебя никак. Ты же знаешь, у нас единицы талантливых психиатров в городе, и ты один из них…
Я была в курсе некоего обостренного честолюбия Романа Каменкова и знала, как с ним беседовать, чтобы не дать увильнуть – Роман и впрямь не любил тратить время впустую и сейчас вполне мог сослаться на неотложные дела, лишь бы не заниматься проблемами какой-то неведомой Олеси Милехиной.
– Ну так уж и единицы… – с притворным смущением засмеялся в трубку Каменков, и я поняла, что его можно брать, что называется, тепленьким.
– Конечно, единицы, и даже не спорь! – решительно перебила я. – А случай здесь, прямо скажем, сложный, ох, сложный! С кондачка не решишь! Под силу ли кому-нибудь разобраться? – вздохнула я, выражая крайнюю степень озабоченности.
Это сработало – Каменков тут же выразил интерес:
– А что за дело-то? – небрежно спросил он.
Роман Евгеньевич уже являлся кандидатом психиатрических наук и сейчас как раз писал докторскую диссертацию. Тему для нее он выбрал настолько сложную и мудреную, что я даже не помнила ее наизусть. Что-то типа «Сенсомоторный психосинтез как метаподход к пониманию измененных состояний сознания и психосемантические и психолингвистические методы анализа психоаналитических транскриптов». Его интерес вызывали разные необычные ситуации. Правда, я понятия не имела, относится ли предполагаемый инцест хоть каким-то боком к сенсомоторному психосинтезу, посему до поры до времени решила не раскрывать всех карт.
