— Нет, — не оборачиваясь ответил Юрка. — Один только знакомый был, тот, с машиной, а других не знаю.
— Долги?
— Какие долга? — пожал плечами Фомин. — Просто вляпался в дерьмо по уши, а теперь не знаю, как выбраться. И тебе в мои дела соваться не стоит. Зачем?
— Люди должны помогать друг другу.
— Ага, — зло рассмеялся Юрка, — уже помогали. И помогли… В дерьмо влезть.
— Да ты чего? — повернул его к себе лицом Глеб. — Их боишься, милиции заявлять не хочешь. В чем дело? Украл?
— Нет, — Фомин отрицательно помотал головой. — Не украл, не убил, только этого никому не докажешь.
— Существует презумпция невиновности.
— Это на бумаге, — усмехнулся Юрка, — а в жизни? Кому охота разбираться? Я таких пока не видел. Может, разберутся, но когда?! Мне один знакомый подборку газет дал. Прекрасные статейки: одного морально забили на работе, другого ни за что в тюрьму укатали. Теперь разобрались, а им от этого легче, когда вся жизнь переломана? Молчишь? То-то…
Он шагнул к двери:
— Пойду я… Спасибо, только, кроме слов, отплатить тебе нечем.
Хозяин молча смотрел в окно. Сиреневые сумерки сгустились, зажглась первая звезда, тише стал шум машин. Налетел порыв ветра, закачал ветви деревьев, зашелестел листвой.
— Я тебе телефон свой оставлю, — смущенно откашлявшись, Юрка взял с кухонного столика клочок оберточной бумага, написал номер телефона и фамилию. — Позвони… И прости. Не могу всего рассказать. Один я остался совсем. Ну, правда, есть родня, но это так… В общем, заходил я недавно по просьбе того, что у машины стоял, к одному мужику, бумага относил. Потом через пару дней к нему снова зашел, а он висит…
— Как это? — не понял Глеб. — Да ты сядь!
— Нет, — Фомин попятился к двери. — Зачем тебе в это путаться? Не надо… Памятью мамы клянусь, не виноват я, что он повесился! Они от Могильщика все узнали, ну эти, во дворе.
— Загадки… — протянул Глеб. Он был озадачен: какой-то висельник, драка во дворе — что за всем этим? — Куда пойдешь? Внизу двое сидят. Не боишься?
— Не, — криво усмехнулся Юрка. — Ты не думай обо мне плохого, ладно?
— Подожди секунду. — Глеб вышел в комнату и, быстро вернувшись, протянул Фомину маленький картонный прямоугольничек. — Здесь мои телефоны. Позвони утром на работу и приходи. Слышишь? Обязательно!
— Ладно, — отведя в сторону глаза, выдавил из себя Фомин и шагнул за порог.
— Ты обещал! — напомнил хозяин, стоя в дверях.
Не отвечая, Юрка тихо спустился по лестнице, открыл окно и высунулся. На счастье, оно выходило на другую сторону двора и сидевшие на лавке не могли его увидеть. Примерившись — не слишком ли высоко — он сел на грязный подоконник и соскользнул вниз. Не удержав равновесия, упал на четвереньки, быстро вскочил и заторопился к подворотне, пока его не заметили.
Утром, выйдя из подъезда, Глеб повертел головой, высматривая парней, занявших вчера вечером позицию на лавочке. Двор был пуст. Под лавкой лежала смятая обертка от жевательной резинки да наметенная ветром кучка рано опавших листьев. Постояв немного, он направился к троллейбусной остановке.
Забыть о вчерашнем, не вспоминать о драке, непонятных, бессвязных речах нежданного гостя? У парня явно не все в порядке, да еще слова о висельнике, заставившие Глеба насторожиться. Позвонит сегодня Фомин или исчезнет, затеряется в огромном городе? Ну, положим, бесследно потеряться ему не удастся — есть телефон, имя. Только не вымышленные ли они?
Нет, успокоил себя Глеб, не то состояние было у гостя, чтобы на ходу придумывать себе фамилию и номер телефона. Впрочем, поглядим, жизнь покажет, прав ли товарищ Соломатин, проповедуя доверие к людям…
Мало ли как может начинаться служебное утро? У Глеба оно всегда начиналось с пятиминутки, называемой досужими остряками «пятидесятиминуткой» или «молебном». Устроившись на привычном месте в кабинете начальника, Соломатин придал лицу озабоченное выражение и, открыв блокнот, начал набрасывать вопросы, возникшие у него в связи с вчерашним случаем.
Не слушая начальника отдела Собачкина, читавшего сотрудникам занудную нотацию, — один из вариантов любимых им «кадровых казней» — Глеб исписал целую страничку. Прикинул: работы много, а от других обязанностей его никто не освободит, и как еще посмотрит начальник на желание заняться совершенно никчемным, с его точки зрения, делом — искать какого-то Фомина, устанавливать данные висельника, Могильщика. Обязательно спросит: «Вам больше делать нечего, Соломатин?»
Глеб захлопнул блокнот, убрал ручку.
— Я вам в отцы гожусь… — назидательно произнес Собачкин коронную фразу, давшую повод прозвать его «крестным отцом».
«Придется с ним разговаривать, — подумал Глеб. — Беседа будет нелегкая и неприятная. Но субординация не позволяет прыгать через его голову».
Облегченно вздохнув, когда Собачкин закончил и никого не попросил остаться, Глеб, предупредив Гаранина, чтобы тот заказал пропуск, если позвонит Фомин, спустился в дежурную часть, к старому знакомому Юре Сурмилину.
Сурмилина он отыскал в оперативном зале, рядом с пультом дежурного по городу.
— О, краса и гордость уголовного сыска подполковник Соломатин, — увидев Глеба, приветствовал Юра. — Ты по-прежнему успешно зарываешь талант в землю? Ну-ну, не обижайся, шучу. Чем могу?
— Дай сводки происшествий за последний месяц.
Быстро пробегая глазами строчки отпечатанных на тонкой бумаге суточных сводок, Глеб искал случаи убийств и самоубийств. Но все больше попадались кражи из квартир — летний сезон, многие на дачах. Ага, вот подходящее: в собственной квартире покончил жизнь самоубийством Филатов Николай Евгеньевич.
— Кто выезжал на труп Филатова?
— Местное отделение занималось, у них есть материал. Насколько помню, там без криминала, — ответил Сурмилин.
Больше самоубийств зарегистрировано не было. Аккуратно выписав в блокнот данные, Соломатин поблагодарил и отправился к себе.
— Мне звонили? — первым делом спросил он, входя в кабинет.
— Нет, — откликнулся Игорь Гаранин. — Слышал новость? Говорят, Собачкин уходит.
— В отставку, что ли? — бросив на стол блокнот, недоверчиво усмехнулся Глеб. — Байка, придуманная личным составом для поднятия настроения, розовая мечта о справедливом начальнике, вышедшем из народа.
— Не любим мы его, — ехидно заметил Игорь, — а вот он обижается.
Это Соломатин знал. Сегодня Собачкин наверняка завел себя отчитыванием Осетрова, и теперь говорить с ним будет еще сложнее. Но все равно придется, хотя бы для того, чтобы в случае отказа иметь официальный повод для обращения к вышестоящему руководству. Уже есть первое подтверждение правдивости рассказанного Фоминым: в квартире повесился гражданин Филатов, а труп обнаружен приехавшей с дачи женой. Но какова во всем этом роль Юрки?
Пододвинув к себе телефонный аппарат, Соломатин снял трубку и, заглядывая в бумажку, набрал номер: долгие гудки, никто не отвечал. Так, стоит проверить, по какому адресу установлен телефон, фамилию абонента.
— Игорь, не в службу, а в дружбу. Запиши номер телефона…
Капитан Гаранин сделает, он парень исполнительный и надежный, а пока поинтересуемся кличкой Могильщик. Что за птица? Но получасовое висение на телефоне, звонки в другие отделы и картотеки не принесли никакого успеха.
Пока он звонил, вернулся Игорь, положил перед Глебом записку с адресом.
— Большой Дровяной переулок, — прочел тот. — А владелец телефона гражданка Фомина? Мать, наверное. Совпало.
— Что? — не понял Гаранин.
— Это я себе, — успокоил его Соломатин и вышел из кабинета, решив немедленно поговорить с начальником.
Собачкин был в кабинете один. Расплывшись на стуле, он подстригал канцелярскими ножницами ногти на руках — эта привычка всегда раздражала Глеба, считавшего ее просто отвратительной, но подполковник успокаивал себя тем, что наличие высшего образования еще не означает наличие необходимого воспитания.
— Что у вас? — продолжая щелкать ножницами, уставился на него Собачкин.
— Может быть, зайти позже? — сделал движение к двери Соломатин.
— Давайте сейчас, раз уж зашли… — буркнул Собачкин, неохотно откладывая ножницы.
Глеб, не дожидаясь приглашения, присел на стул и коротко рассказал о вчерашнем происшествии. Собачкин слушал не перебивая, только по ходу рассказа вздыхал и крякал.
— Все? — раздраженно спросил он, когда Глеб замолчал. — И чего вы хотите?
— Вашей резолюции, — Соломатин положил перед ним рапорт.
— Вот как? — со злой иронией переспросил Собачкин. — Эх вы, до подполковника дослужились, а повели себя, прямо скажем… Надо было задержать его — Фомина, кажется?
