— Увы, где ж в такой толпе его выловишь? Да и бросились все врассыпную. Если б мы не побежали, нас растоптали бы.
— Клим Кириллович, не пугайте Елизавету Викентьевну, — подал голос от шахматной доски профессор, механически теребящий на манжете золотую запонку, — а то она решит, что и Брунгильда могла оказаться на площади.
— Нет, — возразила ему супруга, адресуя генералу натянутую улыбку, — моя дочь не такая безрассудная. Ее политика никогда не интересовала. Но как много развелось в столице бандитов!
— Вы совершенно правы, сударыня, — генерал галантно склонил голову, которую чрезвычайно красила седая прядь на фоне черной шевелюры. — Вот это-то и обидно. Особенно для боевого генерала. Если б я получил ранение на фронте, а то…
— Расскажите, Эраст Петрович, расскажите, — проникновенно попросила Мура. — Где вас ранили? Вчера это было или сегодня?
— За завтраком, дорогая Мария Николаевна, за завтраком, — зарокотал приятный баритон. — В ресторане «Семирамида». Заехал перекусить, а в это самое время туда наведалась банда. Представляете? Влетают три человека в черных костюмах и масках, наводят на приличную публику револьверы, требуют выложить деньги. — Генерал не удержался и скорчил очаровательной барышне испуганную гримасу. — А из-под масок топорщатся перья.
— Я бы со страху все выложила, — прошептала Мура. — Но вы, судя по ране, сопротивлялись?
Генерал расхохотался.
— Это не я, — сказал он, — это мой верный Баса, японец-камердинер. Он сидел под столом и впился в ногу налетчика зубами. Бандит взвыл, началась беспорядочная пальба, шальная пуля попала мне в плечо. Вот и все.
— А бандиты скрылись? — не отставала Мура, от любопытства переставшая говорить жеманно-протяжным голоском.
— Скрылись. Да и я сразу ушел. Договорился с приставом. Рана хоть и незначительная, но, сами понимаете… А один из посетителей так разъярился, что едва не побил ресторанщика. Требовал срочно вызвать следователя Вирхова.
— Господин Вирхов — превосходный мастер расследования, — машинально откликнулся из-за шахматной доски профессор. — Вероятно, посетитель имел дело с Вирховым ранее.
— Обворожительный молодой человек, знаете ли. Хотя несколько нервный, — сказал генерал с какой-то неясной для доктора интонацией и облизнул губы. — Ресторанщик обращался с ним весьма подобострастно: «Сию минуту позвоню, Илья Михайлович, сию минуту сделаю».
— Илья Михайлович? — Мура взметнула вверх соболиные брови. — Я знаю одного такого, который любит повторять, что Петербург город тесный. Это господин Холомков.
— О! — воскликнул генерал с неумеренной радостью. — Так вы с ним знакомы? Лелею надежду, что вскоре, пользуясь родственными связями, вы представите меня этому Адонису.
С каждой минутой доктор все менее понимал происходящее. Особенно неясным для него было, о каких родственных связях говорит генерал. И при чем здесь Холомков. Неужели и он сегодня здесь появится?
Напольные часы в гостиной отбили половину седьмого.
И едва мелодичный бой затих, из прихожей раздался звук дверного звонка.
— Наконец-то и Брунгильда! — воскликнула Елизавета Викентьевна, глядя с тревогой на генерала Фанфалькина.
— Явилась наша виновница торжества, — проворчал профессор, поднимаясь от шахматного столика, и пожимая руку молчаливому инженеру Шевальгину. — Предлагаю ничью.
Вскочил и генерал Фанфалькин. Он вытянулся, левой рукой одернул мундир и обратил взор к дверям. Лицо его побледнело. И доктор, решив, что, видимо, рана в плече все-таки дает о себе знать, поспешил подойти поближе к героическому страдальцу.
Встала со своего места и Мура.
Все слышали звонкие девичьи голоса и ожидали в каком-то непонятном оцепенении появления Брунгильды.
Она пожаловала не одна, а в сопровождении Сонечки Смирновой, с которой познакомилась на святках во время благотворительного концерта.
Оглядев застывшую композицию, Брунгильда остановила взор на бледном генерале.
— Я пришла, ваше превосходительство, чтобы выполнить взятые на себя обязательства.
— Я ни минуты не сомневался в вашем благородстве, — склонил голову генерал.
— Но обязуетесь ли и вы не препятствовать моему творческому самовыражению? — с затаенной тревогой вопросила златоволосая красавица.
— Непременно! — излишне торопливо заверил Фанфалькин. — Ваш раб навеки.
Только в этот момент доктор начал понимать, что генерал Фанфалькин явился для того, чтобы посвататься к старшей профессорской дочери. Но, к его удивлению, эта новость не слишком его обеспокоила. Гораздо большую тревогу вызывало у него другое. Именно в этот момент он понял, что ему кажется неприятным и необычным в статном герое Турецкой кампании.
Генерал Фанфалькин не источал никаких запахов! Ни мыла, ни одеколона, ни крема, ни зубного эликсира! Совсем никаких!
Вечер близился к концу, и Карл Иванович Вирхов чувствовал, что силы его на исходе. Не продвинувшись ни на шаг в раскрытии дерзкого убийства в ресторане «Лейнер», свидетелем которого он был вчера, со второй половины дня следователь Окружного суда вынужден был уже отвлекаться на другие происшествия. Правда, налет с ограблением в ресторане «Семирамида» укрепил его в мысли, что один из налетчиков — тот самый, которого заприметил господин Холомков, — дерзкий Балобанов, причастный к гибели безухого китайца, хотя, приметы слишком расплывчаты. Внешний вид совпадает, возраст подходит, яростный взгляд, замедленные движения. Даже пальто с серым каракулем. Если уж быть честным перед самим собой, то в столице сыщется не одна тысяча таких персон!
Впрочем, особенно долго размышлять на эту тему Вирхову не пришлось. Убийство на хорошо охраняемой Дворцовой площади, можно сказать, на глазах у Государя, поставило на дыбы всю полицию: и сыскную, и наружную, и охранную. Не остались в стороне и судебные власти: вся собранная информация тут же поступала к Вирхову.
Убийство купца Малютина казалось абсолютно бессмысленным. Личность погибшего установили сразу и без труда: купец поставлял в столичные рестораны лед, который заранее, к весеннему сезону, заготавливала нанятая им артель. Проживал он с семейством в двухэтажном деревянном домишке на Петербургской стороне. Оповещенное семейство, после первых бурных проявлений горя, охотно сообщило дознавателям о круге общения покойного. Это были артельщики-чухны, купец арендовал участок Невы у Мытнинской набережной. Проверили, в час убийства рабочие вырезали на Неве полосы льда с целью дальнейшей их разбивки на «кабаны», работали дружно, никто от полыньи не отлучался. Видимых врагов или злых конкурентов у купца Малютина не было. Единственная дочь его недавно вышла замуж за удачливого купчика, и с тестем тот вполне ладил, да и приданым был доволен. Особо интересовало дознавателей, не ссорился ли покойный с кем-нибудь из студенческой братии, составлявшей основную часть манифестантов на Дворцовой. Но никто из близких Малютина не мог припомнить ни одного случая, когда убиенному приходилось бы не то что ссориться, но даже разговаривать с кем-либо в студенческой тужурке.
Нашлось объяснение и для надетых на купце необычных брюк черного сукна. Вдова объяснила, что супруг ее купил эти штаны по случаю у старьевщика, а достались они старьевщику от матроса со шхуны «Заря» и были необычным образом утеплены, что и прельстило Милютина. Ведь ему приходилось елозить по льду на коленях, ибо не гнушался проверить добываемый ледок самолично, а матросские штаны побывали в Северном Ледовитом океане. Для того и сооружались по указанию барона Толля.
Не удалось добиться ясности и с ножом. Вирхов отправил Тернова на Выборгскую пройтись по злачным местечкам и навестить тайных осведомителей: не укажут ли мастера, который мог бы сделать ножичек, не видел ли кто подобного? Сам же стал изучать этнографические писания безухого китайца, переданные ему неуемным Терновым. Ничего полезного для следствия в них не содержалось. Шершавый сибирский журнальчик пестрел рисунками птиц и диких зверей, рассказами о чудесных и таинственных явлениях, сказками о царях, воскресающих через триста лет. Перу Ерофея принадлежала статейка о поиске Израилевых колен в Китае и Японии. Подивившись падкости журналистов на дешевые сенсации, он отложил журнал.
Вирхов так устал, что чувствовал необходимость отвлечься от беспорядочной груды фактов, которые имелись в его распоряжении, и попросил письмоводителя принести стаканчик чаю. В ожидании чая погрузился в вечернюю газету.
Ну что поделать с этими борзописцами! Опять восхваляют на целую полстраницы Трифона Кошечкина и его героического адвоката! И новости с Дальнего Востока неутешительные: броненосец «Ретвизан» сильно поврежден, «Паллада» и «Цесаревич» залатали пробоины пластырями и вышли в бой, но есть среди моряков и жертвы — на «Палладе» взорвалась мина. Про налет на ресторан «Семирамиду» и убийство купца Малютина на Дворцовой еще не успели написать, верно, настрочат целую поэму к завтрашнему выпуску… Война криминальной хроники не отменяет.
