Наверняка я что-то отметила про себя в тот день, когда увидела вместе Антона и Зою Сергеевну. Отметила и забыла. Но забыла рациональной частью моего сознания. И в то же время в подкорке уже началась таинственная аналитическая работа по расшифровке этого странного сообщения, полученного от мозга.
Именно эта работа и вызывала во мне ощущение какой-то забытой важной вещи, которое мучило меня последнее время.
И наконец в состоянии глубокой релаксации я получила ответ. Работа была завершена, анализ проделан, мне был предложен готовый результат, который я смогла «перевести» с языка подсознания только сейчас.
Теперь я понимала кое-что еще. Зоя Сергеевна в отличие от Антона наверняка знала, кто стоит перед ней. Для нее не было тайной, что любовник ее мужа – ее собственный сын.
Может быть, именно отсюда, от каких-то ее флюидов, и возник тот импульс, который передался мне в виде этого загадочного ощущения.
Зое Сергеевне можно было только посочувствовать.
Дома я села на телефон. Если говорить точнее, то на стул, а телефон поставила перед собой. Мне нужно было сделать два звонка.
Сначала я позвонила Кургулиным и, как назло, нарвалась на Зою.
Пришлось мгновенно перестраиваться и, изменив голос, попросить к телефону Лизу.
– А кто ее спрашивает? – с подозрением осведомилась Зоя Сергеевна.
– Это из библиотеки консерватории, – как можно ласковее и убедительнее ответила я. – Лиза просрочила абонемент, а тут как раз семинар по творчеству Дебюсси, и срочно понадобились ноты.
– Сейчас я ее приглашу, – пообещала Зоя и кликнула Лизу.
Как и следовало ожидать, Кургулина меня не узнала. Обычно народ думает, что стоит приложить к телефонной трубке платок – и ваш голос изменится волшебным образом. Так вот, ничего подобного.
Главное – это смена тембра и артикуляции. В таких случаях нужно представить себя в роли актера, играющего какую-то характерную роль.
– Да-да, – наконец подошла к телефону Лиза. – Это Роза Аркадьевна?
– Нет, это Женя Охотникова, – тихо проговорила я. – И не вздумайте со мной здороваться и называть по имени. Вашей матушке я соврала, что звоню из консерваторской библиотеки по поводу нот Дебюсси. Вы уверены, что сейчас она не подслушивает наш разговор?
– Да, – коротко ответила Лиза. – Я сейчас посмотрю в своей папке…
Через какое-то время в трубке снова раздался голос старшей из сестер Кургулиных.
– Можете говорить совершенно спокойно, – заверила меня Лиза. – Мама сейчас на кухне, а я закрылась в своей комнате.
– Замечательно. Скажите мне, кто такой Лимонадный Джо? – спросила я.
– Как кто? – даже удивилась та. – Это мой жених. Мой теперешний жених.
– Это прозвище наверняка как-то связано с его бизнесом, – предположила я.
– Совершенно верно, – подтвердила Лиза. – Он даже был папиным конкурентом, но калибром помельче. Еще в советское время папа работал под его началом. И знаете что, Женя, мне этот человек совершенно не нравится, но мама настаивает, чтобы я вышла именно за него.
– А тот, прежний жених, которого Зоя Сергеевна подобрала вам до появления Лимонадного Джо, куда делся он?
– Я поняла, что мама дала ему отступного, – печально произнесла Лиза. – А мне он уже начинал нравиться… Но деваться некуда.
– А давно появился этот ваш новый суженый? – быстро задала я очередной вопрос, прикинув в уме хронометраж событий последнего времени.
– Да чуть ли не на следующий день после смерти папы, – ответила Лиза.
– Ах вот как! – медленно проговорила я. – Наверняка у них был какой-то деловой интерес. Как вы думаете, это могло иметь место?
– Я не знаю, – горестно ответила Лиза. – Я ничего не знаю… Раньше я была как заколдованная, пока сегодня не решилась отравиться. Теперь я понимаю, что это была ошибка и… Да-да, я обязательно принесу вам эти ноты. Завтра с утра вы работаете?
Я поняла, что в комнату вошла Зоя, и быстро попрощалась, напоследок попросив Лизу перезвонить мне через час с небольшим.
Итак, рваные куски мозаики с острыми краями, испачканными кровью, постепенно стали складываться в одну картину. Теперь оставалось выяснить подробности. И подробности немаловажные.
Я набрала второй номер.
– Приемная доктора Блюмкина, – ответил мне мелодичный женский голос.
– Могу я поговорить с самим доктором? – попросила я очень вежливо.
– По какому вопросу?
– По поводу Кургулиной.
– Минуточку, сейчас я вас соединю, – отозвалась девушка, и в трубке послышалась трель. Мелодия позвенела секунд двадцать, резко оборвалась, и раздался усталый голос немолодого человека:
– Блюмкин слушает.
– Это по поводу Зои Сергеевны, – деловито начала я. – Она не сможет приехать в ближайшее время, так как у нее срочная командировка.
Реакция на эти слова была мгновенной и чересчур эмоциональной.
– Какая еще командировка?! – в ужасе закричал Блюмкин. – Вы что, с ума сошли?
– Вы считаете, что этого делать не следует? – спросила я наугад.
– А почему вы меня об этом спрашиваете?! – последовала яростная реплика. – Сначала уговариваете меня, рассказываете какие-то страшные истории, а теперь, видите ли, командировка!
Судя по тону доктора Блюмкина, он был не на шутку раздражен.
– Подумайте сами, в какое положение вы меня ставите! – распинался он. – Я уже пустил деньги в фонд развития! Как я теперь буду возвращать ваш взнос? Вы хоть об этом-то подумали?
– Думаю, что никто не будет требовать у вас деньги назад, – заверила я его.
– Постойте, а с кем я вообще говорю? – спохватился наконец доктор.
Я не стала отвечать на этот резонный вопрос и положила трубку.
* * *
Этот день преподнес мне еще один сюрприз. Впрочем, со словом «сюрприз» обычно ассоциируется что-то положительное, а новость, которую мне принес Костя, была более чем неприятной.
Юноша что есть силы трезвонил до тех пор, пока я не открыла, давил и давил на звонок, как будто хотел проковырять в нем дыру.
– Это вы? – удивилась я, распахнув дверь. – Что-то случилось?
– Случилось, – едва слышно произнес Костя. – Вчера убили Валю.
Вот, значит, как! Череда убийств продолжается. И пока что я не могу этому воспрепятствовать. Сколько же трупов уже имеется в наличии?
Павел Филимонович Кургулин, Саша – любовник Зои, Валя…
Да и началась для меня вся эта запутанная история именно с чьей-то смерти, ведь похороны сына тети Клавы – непутевого Славика – совпали с днем моей встречи с господином Кургулиным.
– Да, это ужасно, – мрачно проговорила я. – Может, выпьешь?
Костя отказался. Тогда я сварила ему кофе, положив в турку двойную дозу порошка.
– Его зарезали, – наконец сумел проговорить он, справившись с первым глотком. – Среди бела дня. Тьфу ты, какое там среди дня… Конечно, это произошло ночью. Проклятый город!
– Где это произошло?
– Неподалеку от места нашей тусовки, – через силу произнес Костя. – Возле таксопарка, сразу налево после бензозаправки. Знаете, это по ходу троллейбуса в гору. Вот там и нарвался Валька на нож.
– Скажи, а Славик – помнишь такого? – он ведь тоже был из ваших? – спросила я.
– Да, – с тяжелым вздохом ответил Костя. – Только я занимаюсь этим не из удовольствия, а чтобы подработать. При одной мысли, что Лиза может узнать об этом, меня прошибал холодный пот.
– Понимаю. А почему ты говоришь об этом в прошедшем времени?
– Потому что теперь мне уже все равно! – с вызовом произнес Костя.
– Разве? – усомнилась я в его искренности. – Тогда зачем ты пришел ко мне?
Парень задумался.
– Да, пожалуй, вы правы, – медленно проговорил он. – Я пришел к вам… сам не знаю зачем. Больше мне не к кому идти. Валю убили, Зоя Сергеевна меня выгнала, обещала, что, если я еще раз подойду к Лизе хоть на полшага, мне обеспечена инвалидность.
– И ты сдался?
– Я… я не знаю, – закрыл он лицо руками. – Я ничего не знаю. Мне нужна помощь…
Я положила ему руку на плечо и пододвинула чашку с кофе поближе.
– А тут еще Фредди, сволочь, совсем оборзел, – жаловался Костя. – Даже в такое неспокойное время гонит на работу.
– Так ты не ходи, – посоветовала я. – Пропустишь денек-другой…
– Не могу, – глухо произнес Костя. –
Я ему должен по-крупному, велит отрабатывать. А когда я попробовал качать права, так этот подонок мне пригрозил ножом. Представляете? Те, которые сами по себе работают на остановке, давно уже все по домам попрятались. Славика ведь в этом же районе пришили.
– Опасаются, что их тоже могут… того… – я провела ребром ладони по горлу.
– Ну да, – подтвердил Костя. – Пусть доходы будут пониже, зато шкура цела. А мне никак нельзя отсидеться. Если честно – я боюсь!
