— Господи, какая там любовь, грех один… — Галактионова смущенно поправила на коленях импортную сумочку. — С горем пополам терпела. Я ж простая здоровая баба, а природа своего требует. Можно было, конечно, завести любовника, но, знаете, все эти… случайные связи на стороне не по мне.
Бирюков улыбнулся:
— Говорят, именно случайные связи самые надежные.
— Не знаю, не пробовала.
— Такая интересная женщина, — почти искренне сказал Антон. — Неужели не могли найти порядочного мужа?
— Кто их потерял, порядочных? В холостяках самцов много — настоящих мужчин нет.
— Настоящий мужчина — это самец с деньгами? — вставил Лимакин.
— Вот еще глупости. Денег у меня хватает. Имею в виду порядочность, надежность.
— Юлия Николаевна, хотя бы какие-то предположения у вас есть, кто убил Казаринова? — резко сменил тему Бирюков.
Галактионова искренне уставилась ему в глаза:
— Антон Игнатьевич, если бы я знала убийцу, на радостях, что он избавил меня от мучителя, тысячу долларов не пожалела бы!
— Ого! — удивился следователь. — У вас так много валюты?
— Честно сказать?
— Как хотите.
— Честно, двадцать пять тысяч на счете Внешэкономбанка.
— В долларах?
— Естественно, не в рублевой капусте.
Следователь скептически усмехнулся:
— Хотя бы одним глазом взглянуть на настоящий доллар. Ни разу не видел.
Галактионова щелкнула замком сумочки и с улыбкой протянула Лимакину стодолларовую банкноту:
— Можете не только посмотреть, но и пощупать.
Лимакин с неподдельным интересом поразглядывал с разных сторон валютную бумажку. Возвращая ее Галактионовой, иронично сказал:
— Вы, Юлия Николаевна, богатая невеста. Я, на вашем месте, проблему из замужества не строил бы.
— Порядочные мужчины даже за доллары не продаются, — с притворным вздохом в тон Лимакину ответила она.
— А какие у вас отношения с этим… который уцененную стенку из Новосибирска привез?
— С шофером, что ли?.. — вроде бы растерялась Галактионова.
— Нет, что рядом с ним в кабине сидел. Представительный дядя с седыми висками.
— Так это же был товарищ с оптовой базы. Отдала ему деньги — и все отношения.
— А с Хлыстуновым по-прежнему дружите? — не отставал следователь.
— Хлыстунов теперь мне до лампочки, — не моргнув глазом, ответила Галактионова. — Это когда он был у нас председателем, я от него зависела. Не скрою, подбивал трепач клинышки, да не на ту нарвался. Честно скажу, с женатиками вообще никогда не связываюсь. Скандалов от такой дружбы не оберешься. Вдобавок в то время мы со Спартаком еще сравнительно мирно жили. Если бы он узнал о моей измене, убил бы.
— Такой ревнивый был?
— Не ревнивый — дурной. — Галактионова брезгливо поморщилась. — Как вспомню, так вздрогну.
В разговор опять вступил Бирюков:
— Интересно, как сам Казаринов относился к женщинам?
— Ой, это был такой бабник-перехватчик, страшнее военного истребителя.
— На этой почве он врагов не нажил в райцентре?
— Прошлой осенью, когда здесь ходили слухи о насильнике, слышала от мужиков разговор, мол, если поймаем мерзавца, без всякого следствия своим судом башку разобьем вдребезги. Правда, они не конкретно о Спартаке говорили, а о насильнике. Но я ведь догадывалась, кто тот насильник. С того времени и возненавидела его. Он же, вроде как в отместку мне, в запой ударился.
Бирюков протянул Галактионовой фотографию Казаринова, улыбающегося Виноградовой.
— Посмотрите, Юлия Николаевна, что это за сюжет?
Галактионова с недоумением уставилась на фотоснимок и вдруг воскликнула:
— Ну и рожа у Спартака!.. Где вы его так сфотографировали?
— Дача на снимке не знакома вам? — вместо ответа спросил Антон.
— Нет, совершенно незнакомое место.
— А женщина?..
— И женщину эту не знаю… Ну, разыгрался Спартачок. Надо же, на какую бабеху позарился!
— В смысле?..
— У Спартака был один смысл — «Давай, а то задушу!»
— Он на снимке улыбается — не угрожает.
— Эта улыбка — визитная карточка Спартака к сексуальной атаке.
— Неужели такой неразборчивый был? — с недоверием спросил Антон.
— Вы просто не знаете Казаринова… — Галактионова возвратила фотографию Бирюкову. — В сексе Спартак был ярко выраженным садистом. Его не интересовал женский возраст. Главное, чтобы сопротивлялась. Чем сильнее сопротивление, тем яростнее он распалялся.
— Хм, — скептически хмыкнул Лимакин. — Как в бородатом анекдоте: «Одевайся и сопротивляйся»?..
— Еще хуже, — живо повернулась к нему Галактионова. — Знали бы вы, сколько я от него наплакалась. Честно, это мои слезы Спартаку отлились.
— Не с вашей помощью?..
— Как с моей помощью?
— Ну, скажем, попросили кого-то, чтобы припугнул Казаринова, а тот…
— Куда там! Напугаешь его, садиста. Спартак сам с бандитской рожей кого хочешь мог напугать, — не дала договорить Галактионова и, словно от страха, зябко поежилась. — Если бы вы знали, какой это ужасный был человек, не тратили бы время на поиски убийцы. Тот доброе дело сделал, устранив из общества мерзавца.
— На первом допросе вы иное о Спартаке говорили, дескать, когда выпьет, в тряпку превращается…
— С перепугу наплела. Хотите, поспорим, что Спартак сам наскреб на свой хребет?..
— Нам запрещено спорить, — иронично сказал Лимакин. — Если бы разрешалось, я бы все ваши доллары выспорил.
— Нет уж, фигушки! — с детской непосредственностью воскликнула Галактионова и сразу вздохнула: — Шутки шутками, а я, честное слово, убеждена, что сам Казаринов нашел свою смерть. Она давно по нем плакала. Как говорится, жил смешно и умер грешно.
— Вы спутали. Говорится наоборот: жил грешно…
— У Спартака грех со смехом был густо перемешан. Поэтому не мудрено спутать. — Галактионова вдруг повернулась к Бирюкову: — Для чего вы фотокарточку Казаринова с какой-то бабой мне показывали? Наверное, Спартак и там нагрешил?
— Пока трудно сказать, — ответил Антон. — Значит, сфотографированную с Казариновым женщину вы не знаете?
— Не знаю.
— И фамилия Виноградова вам ни о чем не говорит?
— Абсолютно! — Галактионова задумалась. — Вот, судя по одежде, в какой Спартак ходил, сфотографировали его осенью прошлого года. Примерно, в октябре. Угадала?
— Угадали, — улыбнулся Антон и тут же спросил: — В дачном поселке Родниково у Казаринова были знакомые?
— Знакомых у него везде хватало. Он же был прилипчивый к женщинам, как банный лист. Может, и ту бабу, что с ним на карточке, закадрил. Или, скажете, не угадала?..
— На этот раз не угадали, — ответил Антон.
— Жаль.
— Что не «закадрил»?
— Нет, что не угадала. Видимо, какой-то прокол у Спартака получился. Судя по выражению его физиономии на снимке, клянусь чем угодно, перехватчик вышел на боевую позицию.
— Юлия Николаевна, откуда у вас такое количество новеньких двадцатипятирублевок? — внезапно спросил Бирюков.
— Из Сбербанка, разумеется, откуда больше.
— А раньше говорили, будто шубу на барахолке продали… — быстро сказал следователь.
Галактионова смутилась.
— Насчет шубы соврала, из страха. Это перед реформой, когда ликвидировались пятидесятки и сторублевки старого образца, я весь свой наличный крупняк обменяла в Сбербанке.
— Кто подсказал о предстоящей реформе? — опять спросил Бирюков.
— Об этом без подсказки все деловые люди знали.
— Под деловыми людьми подразумеваете дельцов? — снова вклинился Лимакин.
— Упаси бог, путать кислое с пресным!
— По-вашему, между ними есть разница?
— Как говорят в Одессе, это две большие разницы. Деловые добывают свой нелегкий хлеб трудом и сообразительностью, а дельцы жиреют на жульничестве.
— Вы, случайно, не одесситка?
— Почему случайно?.. Одесса — город моего детства.
— Как в Сибирь попали?
— Поступила в Новосибирский торговый институт, и мама обменяла одесскую квартиру на Новосибирск.
— Из-за вас?
— Не столько из-за меня, сколько по совету врачей. Ей порекомендовали сменить климат.
— А среди ваших знакомых старого одесского портного нет?
— Примитивными услугами наших ателье я не пользуюсь. Предпочитаю импортную одежду, там всегда можно подобрать вещь по фигуре.
— Работой своей довольны?
— Работа как работа. Звезд с неба не хватаю и в большие начальники не рвусь.
— ОБХСС не досаждает?
— Из обэхээсников только Сережа Полегшаев постоянно подкапывается. Но я прямо ему сказала: «Если для пользы дела где-то и схитрю, у тебя, миленочек, ума не хватит, чтобы разгадать мою хитрость».
— Тупой?
— Не сказала бы. Просто в промышленных товарах не рубит. Он же специалист-кондитер. Вот любопытно: работал Сережа в общепите — был рубаха-парень. И выпить не дурак, и за бабами поволочиться. Как в ОБХСС перешел, стал таким самоуверенным и гордым — не подступись.
