Мышкин, казалось, сам растерялся еще больше.
— Н-ну вообще, в жизни… раньше… — нечленораздельно пробормотал он.
— Извините, нет. — Зуев пожал плечами.
Гаврюшин взглянул на Мышкина с недоумением. Мышкин смущенно тер лоб и смотрел в окно. Гаврюшин слегка пожал плечами и поспешил задать следующий вопрос, чтобы загладить нелепость ситуации:
— Расскажите, пожалуйста, что вы делали в тот день, когда была убита Козлова.
Зуев помолчал, мрачно глядя на Гаврюшина исподлобья. Казалось, он размышляет, не послать ли собеседника куда подальше с его вопросами. По-видимому, вышло, что посылать не надо, потому что секунду спустя он заговорил:
— Встал, умылся, выпил кофе. С женой поговорил. Поехал на работу.
— Дерюгина видели? — быстро спросил Гаврюшин.
— Нет. По телефону говорил. Он сказал, что поедет прямо на ту самую встречу… на которую он потом не поехал…
— Дальше, пожалуйста.
— В офисе просидел примерно до часу, потом со всеми попрощался и поехал домой, на ленч, так сказать… Поел. Собрал чемоданчик. То есть не собрал, а проверил, все ли взял. Переоделся. Передохнул. Собрался с мыслями. Ну и… поехал… туда, к Козловой.
— С чемоданом?
— Что? А, да, с чемоданом. На всякий случай… чтобы потом уж никуда не заезжать. Чемоданчик маленький.
— Так, дальше.
— А дальше я уже все сказал. Увидел толпу, милицию, постоял, послушал — и уехал.
— Куда?
— В аэропорт. Приехал черт знает как рано. Пошел в ресторан и выпил как следует… по такому поводу. Потом улетел.
— С Дерюгиным связаться не пытались?
— Как же не пытался? Пытался! Звонил каждые пять минут, но его нигде не было. Как сквозь землю провалился.
— Скажите, Василий Михайлович, дома у вас кто-нибудь был?
— Когда?
— Когда вы заезжали перекусить.
— Никого не было, — буркнул Зуев. — Валентина, жена моя, усвистала куда-то…
— Вы всегда заезжаете домой перекусить?
— Нет. Обычно — нет. Я ж не каждый день улетаю. Я за вещами заехал, ну и… марафет навести… Перед визитом.
— Скажите, пожалуйста, какова доля вашего участия в дерюгинской корпорации? — неожиданно резко перевел разговор Гаврюшин.
На лице Зуева вновь явственно отразилась внутренняя борьба. Он как будто прикидывал — дать волю ярости или все-таки воздержаться. И снова вышло, что лучше потерпеть.
— Не-ет, — проговорил он с какой-то особенной, слащавой интонацией и неожиданно потянулся. — Этого я вам не скажу. Потому что это вас не касается, уж извините. И вообще… — Тут он еще более неожиданно встал. — В следующий раз, если что, связывайтесь с моим адвокатом. Всего наилучшего.
Гаврюшин не стал его удерживать. Зуев аккуратно выложил на стол визитную карточку, забрал подписанный пропуск и вышел. Уже совсем в дверях он обернулся еще раз, сказал:
— А соседей — проверьте! Очень советую… — и исчез окончательно.
Мышкин слез с подоконника и сел на стул. Какое-то время они с Гаврюшиным молча смотрели друг на друга.
— Слушайте, инспектор, — вдруг с явным раздражением поинтересовался Гаврюшин, — с чего это вам вздумалось спрашивать, видел он вас или нет? Как барышню — мы с вами где-то встречались…
— Да так… — отводя глаза, пробормотал Мышкин. — Показалось что-то…
К счастью, Гаврюшин не был настроен развивать эту тему.
— Что это за стихи вы говорили, инспектор? И почему разволновались? Неужто опять Сологуб?
— Нет. — Мышкин покачал головой. — Это Блок. Не Сологуб, но эпоха та же… Еще один томик.
— Томик чего?
— Серии «Серебряный вихрь», чтоб ей пусто было… Это уж как-то слишком…
— Слишком — не слишком, — решительно заявил Гаврюшин, — а я насчет этого Орловского выясню. Где он и что.
— Это правильно, — одобрил Мышкин. Вид у него был совершенно растерянный. Гаврюшину сильно захотелось его встряхнуть.
— Ну а как он вам вообще, Зуев-то? — с нетерпением спросил он. — Как вам кажется? Темнит?
— Не исключено, — задумчиво сказал Мышкин. — Однако с Натальей он, видимо, по возвращении не связывался…
— А если бы они были сообщниками, он, по идее, должен был первым делом ей позвонить и узнать, вышли на нее или нет и что она нам сказала, — докончил за него Гаврюшин. — Но ведь он мог просто не успеть — не застать, скажем… Времени-то было немного. И потом, почему вы так уверены? Может, он нарочно очки втирает? На Дерюгина он, надо сказать, катит последовательно…
— Сейчас-сейчас… Постойте-ка… Он знал, что у Дерюгина назначена встреча…
— То есть мог рассчитывать, что не столкнется с ним у Козловой…
— Да, но ведь сама эта встреча — это алиби, — возразил Мышкин. — Отличное алиби для Дерюгина. Нет, что-то тут все-таки не вяжется…
— Он мог рассчитывать на то, что у Дерюгина не будет алиби на первую половину дня… — не очень уверенно предположил Гаврюшин. — Смотрите… Предположим, он знает, что до трех Дерюгин не контролируем, — например, один дома, а с трех он на этом совещании… или встрече. Зуев приезжает к Козловой, скажем, примерно к трем, делает свое дело — и уезжает. Время с такой точностью не определяется — это он наверняка понимает…
— А зачем он тогда вернулся из Вены?
— Ну как зачем? Если уж он решил Дерюгина устранить, то, наверное, не просто так. Взять дело в свои руки…
— Знаете, Женя, — Мышкин с сомнением покачал головой, — у них ведь все-таки не монархический принцип. Вряд ли, убрав Дерюгина, он прямо так все и унаследует. Это все как-то иначе устроено.
— Это-то мне ясно… Кстати, про акции он так и не сказал. С понтом: нечего лезть не в свое дело, но не сказал ведь… Ну, это мы, положим, выясним. А ведь не любит он Дерюгина, как по-вашему?
— Не любит, — согласился Мышкин.
— А почему, как вы думаете? Завидует?
— Кто его знает… — задумчиво сказал Мышкин. — За двадцать пять лет знакомства многое могло накипеть. И потом… Катя эта…
— Да, вот тут-то он уж точно соврал! Как заговорил о ней — глазки загорелись. Я, говорит, не рассчитывал — а глазки горят!
— Я вот думаю… — Мышкин на секунду замялся, как будто что-то прикидывая. — Нужно ли соседей проверять?..
— Вы что, думаете… — Гаврюшин вытаращил глаза. — Вы думаете, он правда мог с ними договориться? Чтоб они ему алиби сплели, зная, чем дело пахнет?.. Ну, не знаю… Это ж статья! Кто их знает, впрочем… Я на них как-то и внимания особого не обратил. Как вам кажется, похоже?
— Н-не очень. — Мышкин потер лоб, словно пытаясь что-то припомнить.
— Вот и мне показалось… Но опять же… если так, то они могли подготовиться… и разыграть, как по нотам…
Он немного помолчал и заявил решительно:
— Ладно. Съезжу. Вот прямо сейчас и поеду. Без звонка. Проверю реакцию. Вы — к красавице, я — к соседям. У каждого свои сверхурочные…
Мышкин вышел на крыльцо и поежился. На небе не было ни облачка, маленькие, колючие звезды светили сквозь морозную дымку. Было очень красиво и очень холодно. «Вечер был, сверкали звезды, — продекламировал он про себя. — Ну, давай, малютка, вперед!» Он уткнул нос в воротник и рысцой припустил к своей машине.
Машина, к счастью, завелась сразу. Прогревая мотор, он размышлял о том, что Гаврюшин, пожалуй, прав и ему, Мышкину, ужасно хочется, чтобы ружье выстрелило, другими словами — чтобы книжка сыграла в этой истории свою роль. «А зачем, собственно, мне это нужно? — спросил он сам себя. — Из честолюбия? Чтобы оказаться правым и чтобы вышло, что самое главное подметил я — и никто другой? Очень может быть. Ничто человеческое… Но пожалуй… главное все-таки не это. А главное вот что. Если окажется, что все это — месть бизнесмена, она же, как нынче принято говорить, «разборка», мне будет просто скучно, неинтересно. Хоть разборка, надо признаться, и нестандартная. И потом… девушка слишком хороша, чтобы оказаться просто… разменной монетой. Обидно. Так вот тебе где собака зарыта! — ехидно сказал он сам себе. — Сильно же она на тебя подействовала! И как! Через телевизор! Все равно что в актерку влюбиться… как мальчишка, ей-богу. И вообще, что за дикие рассуждения: интересно — неинтересно… Не те категории. Неприлично даже. Впрочем, мы ведь никому не признаемся. Уж как будет, так будет…» В машине стало тепло, даже душно. Мышкин временно выключил печку и тронулся с места.
Минут через двадцать машина въехала во двор нужного дома. Мышкин вышел из машины и огляделся в некоторой растерянности. Дом оказался довольно шикарный, с закрытым двором и платной стоянкой. Собственно говоря, в самом этом факте не было ничего удивительного. Чувство, которое испытывал Мышкин, являло собой эффект обманутого ожидания. Хотя он едва ли смог бы ответить на вопрос, откуда оно взялось, это самое ожидание. Почему-то он ожидал увидеть хрущевскую пятиэтажку или в крайнем случае двенадцатиэтажный блочный дом. «С чего это я взял? — подумал он в недоумении. — Неужели потому что… филолог? Кажется, да! Вот глупость какая! Мало ли какие у нее родители, да и филологи, кстати, разные бывают».
