одной целью: донести до ушей шефа свежую информацию, случайно подслушанную в пабе.
Что же до нападавшего, то им оказался неуемный Ричард, решительно шедший на почту, в последний раз поговорить с несговорчивой девушкой. Опрокинутый навзничь, он больно ударился затылком о булыжник и на минуту отключился.
В ту же секунду из почты выбежала Мэйбл, приехавшая на работу прямо с поезда, чем приятно поразила измотанную заведующую, поскольку та ждала её в понедельник. Составляя телеграмму спешащего клиента с неразборчивым почерком, девушка, каким-то внутренним слухом, услышала голос младшего брата.
На мостовой сиротливо лежал сандалик Джаспера. Подскочив к лежащему Ричарду, она стала лупить молодого человека детской обувкой и трясти, как грушу:
– Что с моим братом?! Куда ты его дел, маньяк?!..
– Не галди, любимая,– проговорил сердечный воздыхатель, еле отмахиваясь и едва ворочая языком.– Его похитил чужак… рыболов в красной куртке…
– Какой такой рыболов?! Что за вздор ты мелешь?!..
– Поверь мне, на этот раз, любимая! Малыша Джаспера выкрали! Я пытался остановить…
Ричард встал, потирая затылок, и качнулся, но Мэйбл его удержала. Она второпях набрала на мобильнике номер полицейского участка и плачущим голосом вызвала на место происшествия, хоть какого-нибудь захудалого констебля.
Таковым, в данном случае, оказался сержант Колдерон. Он приехал на своём стареньком "Купере", как только смог, и сходу записал сбивчивые показания пострадавших.
– Значит, злоумышленник был рыболовом, в красной куртке и тирольской шляпе?– спросил он, что-то дописывая в записную книжечку.– А где же, тогда, его удочка?
– Вон, торчит из-за угла,– кивнул ухажер и сморщился от боли в затылке.
– Зачем вы задаете глупые вопросы?– накинулась на сержанта разгневанная Мэйбл.– Сейчас же, ищите брата!
– Я, что вам, служебная собака?– сказал полицейский, направляясь к брошенной улике.– Тут необходим совсем иной подход, можно сказать, научный метод дедукции, мисс…
Что-то бормоча про сравнительный анализ, он внимательно осмотрел место похищения и воротился с удочкой к молодым людям. Внезапно возвратились и скворцы, те, что напали на Ловкача, и наперебой загалдели. В связи повышенной опасностью исламского терроризма в стране, полицейским разрешено было иметь в кобуре настоящее табельное оружие. Почувствовав сверху угрозу и памятуя Хичкока, Колдерон выхватил пистолет и выстрелил в воздух. Скворцы всполошились и, страшно обидевшись, не стали свидетельствовать и улетели прочь. Разогнав неугомонных птиц, констебль сказал пострадавшим:
– Никуда не отлучайтесь! Дадите показания на судебном дознании…
Заботливо уложив вещественное доказательство в салон машины, сержант рванул в участок, с трепещущим концом удочки, торчащим из окошка.
– Ты надумала поехать со мной?– настойчиво спросил Ричард, понимая, что это неуместно, но все еще одержимый этим важным для себя вопросом.
– У тебя одна мысль, кот похотливый!– ответила девушка и, окинув осуждающим взглядом лохматого парня, удалилась тоже, чтобы отпроситься с работы и включиться в скорбные переживания родителей.
Ее отец, доктор Кольридж, оповещенный Уэббом о случившемся, сидел с женой неотлучно у телефона, за бутылкой "скотча", готовясь к самому худшему. Бернардина, уже бесстыдно пьяная, жаловалась мужу, еле шевеля языком:
– Это дух Агаты наказывает меня за грехи! Помоги мне, Джеймс! Вот подушка, избавь от мучений! Ты же врач и давал клятву Гиппократа!..
– Заткнись, Бернардина!– отвечал ей супруг.– Без тебя тошно! Лучше, молись за нашего Джаспера!..
И Бернардина, обратив очи вверх и сложив ладошки, слюнявым ртом залепетала слова молитвенноего раскаяния, вперемешку со слезным прошением помочь вернуть малое чадо неразумное в домашнее лоно, в привычный круг семейного очага. Неизвестно, услышал ее кто-нибудь на небесах или нет, но ясно ей было одно: Всевышний испытывал взбалмошную женщину за все ее вольные или невольные прегрешения, насылая казни египетские. Проникшись значимостью духовного прозрения, она упала в ноги удрученного супруга и стала умолять его отпустить в женский монастырь. Однако, доктор Кольридж не дал на то своего согласия и пообещал вскорости отправить дражайшую половину в наркологическую лечебницу для хронических алкоголиков. Он адекватно оценивал ситуацию: такие минуты душевного помешательства случались с ней не раз, наутро Бернардина проспится и все будет, как прежде.
А Ричард, регулярно отвергаемый их щепетильной дочерью, проклиная все на свете, пошёл туда, куда глаза глядят, мысленно проигрывая сольную партию ударных из композиции цепеллиновского "Moby Dick". Он всегда так делал, когда пребывал в мрачном настроении. А в мрачном настроении, в последнее время, он пребывал всегда…
Глава 14. Повторное пленение
В подвале тоже хранилась рухлядь, но иного рода: пришедшая в негодность мебель, старинные рамы без картин, сундуки, сломанное бюро и прочий антиквариат, вроде бронзовых статуэток, нефритовых шкатулок и фарфоровых безделушек. Раньше это помещение было приспособлено под хранение вин и продуктов, а затем, по велению времени, пришло в запущение и превратилось в склад ненужных вещей.
И здесь было значительней хуже, чем в чулане: холодно, сыро и страшно. Не зря же в народе говориться: из огня да в полымя. И, тем не менее, Фил ван Тропп стоически переносил свою клаустрофобию, балансируя на тонкой грани нервного срыва. И помогали ему в этом Гильям и Космо, показывая пример звериного терпения и мужества.
– Я жутко проголодался!– заявил Фил ван Тропп мелодраматическим тоном, запахнувшись в грязный халат и мерно покачиваясь туда-сюда. – Видит бог, третьего пленения я не выдержу!..
Надо отметить, что чистоплотность была превалирующей особенностью непростого характера судьи, но в нынешних условиях, без воды, полотенца, бритвенного прибора и лосьона, она на неопределенный срок сложила свои законные полномочия.
– Сначала надо пережить второе, сэр,– заметил Космо, заглянув в замочную скважину.– Если они не поймали Фицджеральда, есть шанс отсюда выбраться…
– Пусть даже так, он, что – взломает кованую дверь и спасёт нас вторично?– здравомысляще выразился Филл ван Тропп.– Это же смешно!..
– Взломать, не взломает, а вот отомкнуть дверь в силах. Ключ-то в замке…
За кованым створом, послышались гулкие шаги по каменной лестнице, затем скрежет металла и, лишь после дверь со скрипом отворилась. В проеме возникла фигура Брендона, с исцарапанным и исклеванным лицом, и это пострадавшее лицо не предвещало ничего хорошего. В руке Ловкача трепыхался веснушчатый и сердитый мальчишка. Со словами «черт бы тебя побрал!», он с размаху был отправлен в чрево подвала, в компанию трех узников.
– Джаспер!– удивился Гильям, который знал малолетнего сорванца еще со времени его первого увлечения стрельбой из рогатки.– Ты-то почему здесь?
– За правду!– ответил мальчишка в одном сандалике.
– Сиди тихо и не рыпайся, сосунок!– предостерег Ловкач, поглаживая болезненный укус на руке.– И, может быть, тогда останешься в живых!
Он криво усмехнулся и захлопнул дверь. Ключ дважды провернулся и с характерным звуком покинул замочную скважину.
– Тебе не
