Исправительная колония строгого режима ИК-10/6. Череповецкая область.
Магомед «заехал» на зону торжественно, как «коронованный» вор[15]. Тогда Смотрящим был Бородач – низенький жилистый уголовник средних лет с выступающей нижней челюстью и холодным взглядом людоеда. Бородач твердо держался славянской линии, «пиковых»[16] не признавал, но накануне получил «малевку»[17] и, скрежеща зубами, приказал готовить торжественную встречу. Магомеда приняли как дорогого гостя: накрыли хороший стол, мало уступающий «полянам», накрываемым на воле, отвели почетное спальное место в отряде, прикрепили двух «торпед»[18] и «шестерку»[19], устроили библиотекарем с собственной «биндежкой»[20] и двумя помощниками, которые и выполняли всю работу.
Магомед быстро освоился, набрал вес, вокруг него сгруппировались зеки из кавказских республик, да и среди части славян он был в почете, так что вскоре новичок обзавелся большой «пристяжью», «торпедами», «шестерками»... Когда через полтора года Бородач «откинулся»[21], Магомед попытался взять зону под себя. Не вышло: Смотрящим стал Савва Питерский, хотя по-существу в десятой зоне воцарилось двоевластие. Если какой-то острый вопрос Савва решал по-одному, то заинтересованные лица могли пойти к Магомеду, и тот решал по-другому. Такой раскол обычно приводит к войне, но ни Питерскому, ни Магомеду она была не нужна. Они соблюдали паритет интересов – у каждого была своя часть зоновской территории, свои доверенные люди, свой штаб, свои друзья.
Магомед дружил с Русланом, Черкесом, Поляком, Адамом и Кудлатым, а потом неожиданно приблизил к себе Тарзана. Это всех удивило: ну чего он в нем такого нашел? Ну да, Тарзан – парень духовитый, отчаянный: метр росту, два метра смелости и метров десять гонору. Никогда не знаешь, что выкинет в следующий момент. Рассказывает Тарзан тоже интересно: как полмира объездил с гастролями, как дрался с черными и желтыми, как сидел в разных странах, какие бабы у него были, ну и все такое. И шпионов он якобы ловил, и клады в московских подземельях искал, и чуть ли не с самим президентом за руку здоровался. Гнал, конечно, карлик, но слушать интересно. Очень убедительно гнал. Магомед слушал его и смеялся попервоначалу, как и все остальные. А потом смеяться перестал. Иногда сам просил рассказать что-нибудь, интересовался, даже вопросы задавал.
– Я вышел – в красном комбинезоне, золотом шлеме, раскланялся, по лестнице в пушку залез, сижу, жду, считаю: раз, два, три... – азартно рассказывал карлик. – Знаю, что на десятке грохнет... Мускулы напряг, как железо, и тут ба-бах! Полетел и чувствую – чересчур сильно долбануло, видно, пороху положили слишком много... И точно – взлетаю, пробиваю брезентовую крышу и лечу в небо! Прямо в облако попал, вся рожа в пене облачной, ничего не вижу...
Слушатели гогочут.
– Га-га-га! – схватился за живот Ляхва. – И чего? На Луну улетел?
– Гля, как гонит! – хлопает себя по коленям Угол. – Как же ты не разбился?
Но Тарзан рассказывал Магомеду, который сидел рядом, опершись плечом о стену. На остальных он не обращал никакого внимания.
А вот Магомед – обращал.
– Кончай базар, сказал! – гаркнул он в конце концов, развернув к собравшимся хищный анфас, на котором буквой «Т» выделялись густые, сросшиеся в линию брови и крупный длинный нос.
Ляхва тут же послушно втянул голову в плечи, уронил руки по швам. Стало не то чтобы совсем тихо, но гораздо тише. Магомеда здесь уважали и боялись. Или – боялись и уважали, в такой последовательности. Один только Кекс, который еще не в теме, поскольку недавно «заехал», один только он сказал:
– Так чего он нам лапшу вешает, это самое...
В глазах Магомеда нарисовались две маленькие молнии, – спорить с ним здесь не принято, а Кекс просто дурак, раз за месяц этого не понял. И он бы за свою дурость непременно поплатился, это как два пальца, но обстановку разрядил Тарзан, важно снизойдя к своим критикам:
– Да потому не разбился, что парашют у меня за спиной, плоский такой, в красном ранце, чтоб не видно было... Дернул за кольцо и спустился обратно, через дырку в куполе – прямо на арену! Раскланялся, как положено, и ушел к себе. А зал так аплодировал, что тигры побоялись из клетки выходить! Директор ко мне в гримерку стучит, просит пойти, поклониться, чтобы они успокоились... Только я не открываю, потому что меня там одна артистка знаменитая дожидалась, я ее прямо на полу раскатал, она мне даже руку прокусила...
Слушатели улыбаются, но незаметно, чтобы Магомеда понапрасну не злить. Магомед сам себе голова, сам себе прокурор, и надзиратель, и король. Ему здесь позволялось многое из того, что обычному человеку и на воле не всегда доступно. И телевизор свой, и холодильник с вкусной хавкой, и комната отдельная в клубе, а когда хочет, то в блоке для свиданий ночует – не один, естественно, с какими-то лярвами, которых ему на «мерседесах» привозят. Рассказывали даже, что сам хозяин[22] Остроухов наедине с ним за руку здоровается, и замы его тоже.
Но такой крутой здесь один только Магомед. В смысле, что остальное население череповецкой ИК–10/6 – пусть это не особорежимная колония, тем более не пожизненная, – население это отбывало свои сроки так, как ему и положено, неся полное бремя ограничений гражданских прав. Вышел в расстегнутой куртке – выговор! А за тапочки или спортивный костюм можно и вообще в ШИЗО[23] загреметь... За что Магомеду такие послабления и почести, никто толком не знал. Вором в законе он не был, равно как и олигархом, и сыном чьим-нибудь или зятем. Одни говорили, что сидит Магомед за вымогательство, другие – за киднеппинг, третьи – за убийство. Но что было совершенно ясно, так это что стоит за Магомедом какая-то могучая сила, имя ей – легион, и денег там не считают.
– А расскажи, Тарзан, как ты под землей лазил, – просит Магомед, и улыбки на зверских лицах слушателей исчезают.
Карлик охотно кивает.
– Москва не одна, как глупым большим кажется, – он встает, выпрямляется, надувает грудь, прохаживается важно взад-вперед. – Их две, Москвы-то. Одна, вот она – надземная: улицы, дома, машины, троллейбусы, Кремль. Ее все видели: гуляют, фотографируются, водку пьют... А есть вторая Москва, которая под землей, про ту только единицы знают! Там тоже есть улицы и проспекты, и площади, и закоулки всякие, только небо там каменное или земляное, а вместо людей призраки бродят. Ну, какие призраки... ясное дело, не такие, как в кино показывают. Вообще никакие, не видно их, невидимки они, ясно? Узнать о них можно, только когда страшно станет так, что из кожи выпрыгнуть впору – это значит, призрак рядом...
Красиво гнал Тарзан, заслушаешься... Из его рассказа каждому было ясно, что он имеет дело с человеком, в двадцать раз умнее, сильнее и полезнее для общества, чем Ляхва, Клюква или Поляк; со звездой мирового масштаба, единственным в мире человеком-ядром и метателем ножей, покорителем подземных глубин, самым высокооплачиваемым специалистом столицы, артистом мировой известности...
– Ну, ты даешь! – неопределенно сказал Магомед, никак не выразив своего отношения к рассказам Тарзана. – Ладно, у меня личная свиданка, пока!
Все удивлялись: почему у Магомеда так часто личные свиданки, которые положены всего два раза в год? А он два раза в месяц отправляется в гостевой жилой блок... Но высказывать удивление вслух или как-то подругому обозначать его никто не рисковал.
Пока Магомед расслаблялся на свиданке, у карлика возникли непонятки с блатными. К нему пристал Глаз: расскажи да расскажи, ну Бруно и стал рассказывать, как он в Нью-Йорке прыгал с одной башни-близнеца на другую.
– Привязали меня за пятку, я разбежался – ка-а-к сиганул! А тут как раз налетел ветер...
– Подожди, подожди, как так тебя за пятку привязали?! А ну, покажи! – агрессивно перебил его Глаз. – За пятку никого привязать нельзя!
– Как нельзя?! – вызверился в ответ Тарзан и быстро снял с ноги коц[24], специально пошитый на его размер. – Вот тут петлю надели и затянули!
– Это щиколотка, а не пятка! – торжествовал Глаз в обычной блатной манере – привязаться к пустяшной неточности или оговорке, а потом вытянуть за нее и деньги, и «дачки»[25], а иногда и кишки.
– Ты братве порожняки гонишь! За это надо ответить! Завтра мы тебя на сходку вызовем!
Бруно струхнул: с «черной мастью»[26] шутки плохи...
Но тут со свиданки возвратился Магомед. Он был в хорошем настроении, веселый, в руках держал обычную сумку с водкой и деликатесными закусками, а под мышкой какие-то свернутые в трубку большие глянцевые листы.
– Оказывается, не гонит наш Тарзан! – громко объявил он. – Наоборот, всю правду рассказывает!
Магомед развернул листы, которые оказались красочными цирковыми афишами. На них был изображен Тарзан в красном комбинезоне и красивом позолоченном шлеме на фоне большой пушки с поднятым кверху жерлом. Под снимком шла крупная надпись: «Бруно Аллегро – человек-ядро»! Тарзан победно улыбался и торжествующе вскинул правую руку со сжатым кулаком – вылитый Супермен!
