Вошла полная женщина в халате из черного Дамаска; вслед за ней служанка с постным лицом внесла поднос с чаем. Сложив руки в длинных рукавах, содержательница дома свиданий произнесла вежливое приветствие. Судья окинул взглядом ее мучнистое лицо с отвисшими щеками, с бусинами хищных глаз и почувствовал, что она ему не нравится.
– Побывал ли у вас домоправитель из резиденции? – оборвал он ее приветствие.
Она приказала служанке поставить чайный поднос на столик и оставить их одних. Разглаживая халат широкой белой рукой, сказала:
– Эта особа глубоко сожалеет о происшедшем несчастном случае, сударь. Надеюсь, достопочтенным гостям не было причинено неудобства?
– Мой коллега дал мне знать, что танцовщица лишь поранила себе ногу. Не могли бы вы передать мне ее бумаги?
– Я догадывалась, что они вам понадобятся, сударь, – с усмешкой ответила она.
Достав из рукава сверток бумаг, она передала его судье. Он сразу же заметил, что особого интереса они не представляют. Маленькая Феникс была дочерью торговца овощами, продавшего ее тремя годами раньше только по той причине, что у нее уже было трое сестер постарше, и отцу было не по силам собрать еще три приданных. В доме свиданий хорошо известный учитель давал ей уроки танца. Кроме того, она усвоила азы чтения и письма.
– Были ли у нее близкие друзья среди подруг или клиентов? – осведомился судья.
Содержательница церемонно налила ему чаю.
– Среди господ, посещающих заведение, – спокойно ответила она, – почти все знали Маленькую Феникс. Как превосходную танцовщицу, ее часто приглашали на вечеринки. Ее нельзя назвать красавицей, и лишь немногие пожилые господа добивались от нее особых милостей, несомненно привлеченные ее мальчишеской фигурой. Маленькая Феникс всегда им отказывала, а я не нажимала на нее, потому что она хорошо зарабатывала танцами.
Небольшая морщинка перерезала ее гладкий белый лоб, когда она продолжила:
– Она была спокойной девушкой, ее никогда не требовалось наказывать, и очень старательна во время танцевальных занятий. Но другие девушки ее ненавидели, они говорили, что от нее… дурно пахнет и что на самом деле она лиса, принявшая человеческий облик. Сударь, трудно поддерживать порядок среди всех этих молодых женщин… Требуется много терпения и снисходительности к…
– Она временами не баловалась шантажом?
Содержательница, протестуя, воздела руки.
– Прошу вашего прощения, сударь! – воскликнула она, окинув судью осуждающим взглядом. – Все мои девушки прекрасно знают, что первая же, осмелившаяся предпринять что-то недостойное, окажется у столба для порки. Сразу же! У этого заведения давно установившаяся репутация, сударь! Конечно, она принимала подачки и… кажется, ловко умела увеличивать их размер… вполне достойными способами. Она была послушной девочкой, поэтому я ей позволяла посещать странную женщину, выступающую в роли хранительницы кумирни Черного Лиса. Только потому, что она обучала Маленькую Феникс песням, которые нравились посетителям.
Она сжала свои тонкие губы.
– Сударь, у Южных ворот всегда встречается много разных бродяг. Возможно, она завязала там нежелательное знакомство. И кто-то из этих людей пошел на злодейство. Девушек никогда нельзя выпускать из-под надзора. Стоит только подумать о деньгах, которые я вложила в ее уроки танца, и…
– Хранительница кумирни – не из этого ли заведения она сбежала? В прошлом.
Содержательница вновь с упреком на него посмотрела.
– Определенно нет, сударь! Девушку продали в маленькое заведение у Восточных ворот. Дом очень низкого разряда, посещаемый кули и другими отбросами. Э-э-э… настоящий бордель, с вашего позволения.
– Ясно. Не упоминала ли когда-нибудь Маленькая Феникс, что хранительница кумирни не сирота, и ее отец все еще живет в городе?
– Никогда, сударь. Как-то раз я спросила у танцовщицы, не принимает ли та женщина мужчин… гостей, но она сказала, что, кроме нее, никто не посещает кумирню.
– Поэтесса Юлань была искренне потрясена кончиной танцовщицы. Проявлялся ли особый интерес с обеих сторон? Содержательница потупила глаза.
– Достопочтенная Юлань была явно под впечатлением юношеских манер танцовщицы, – сдержанно ответила она. А потом добавила:
– И, конечно, ее таланта. Сударь, я терпимо отношусь к женский дружбе. К тому же в прошлом я имела честь знать поэтессу в столице…
Она пожала своими полными плечами.
Судья Ди встал. Идя в сопровождении хозяйки заведения к воротам, Он словно невзначай спросил:
– И его превосходительство академик, и достопочтенный Чан Лянпо, и его преподобие Лу были разочарованы тем, что не смогли увидеть, как танцует Маленькая Феникс. Наверное, они уже видели раньше ее исполнение?
– Сударь, не может быть. Эти известнейшие особы иногда удостаивают уезд своим посещением, но никогда не принимают участия в каких-либо публичных или частных приемах. Весь город говорит о том, что они согласились на этот раз принять приглашение его превосходительства! Но его превосходительство Ло – такой замечательный человек! Всегда такой любезный и понимающий… А как звали упомянутую вами духовную особу?
– Это неважно. До свидания.
Вернувшись в присутствие, судья попросил писца сообщить начальнику уезда Ло о его возвращении. Он застал коллегу в его кабинете, стоящим перед окном со скрещенными за спиной руками. Тот обернулся и безучастно сказал:
– Надеюсь, Ди, ты выспался? Я провел ужасную ночь. В час я пробрался в основную спальню, рассчитывая, что там смогу спокойно выспаться, потому что моя первая супруга ложится рано. И что же! Нахожу ее проснувшейся, а перед ее постелью – стоящих и кричащих друг на друга третью и четвертую. Первая требовала, чтобы я их рассудил. В конце концов мне пришлось проводить четвертую жену, и та мне целый час не давала заснуть, рассказывая, как вспыхнула их ссора.
Указывая на большой официальный пакет на столе, он драматическим голосом добавил:
– Это письмо было доставлено от начальника округа особым посыльным. Если тебя к нему вызывают, я прыгну в реку!
Судья Ди вскрыл конверт. Это было короткое официальное уведомление, что его присутствие больше не требуется, и ему следует, не откладывая, вернуться на свой пост.
– Нет, мне приказано вернуться в Пуян. Не позднее, чем завтра утром мне надлежит выехать.
– Да помогут мне небеса! Во всяком случае, у нас есть сегодняшний день. Что ты узнал от содержательницы заведения?
– Только факты, осложняющие положение Юлани. Во-первых, поэтессе действительно понравилась танцовщица. Во-вторых, ни один из наших троих гостей никогда не переступал порога «Сапфирового приюта», и его хозяйка считает невероятным, чтобы кто-то из них раньше знал танцовщицу.
Маленький Ло мрачно поддакнул, и Ди спросил:
– Ты знаешь, что собираются делать наши гости сегодняшним вечером?
– В четыре мы встречаемся в библиотеке, чтобы обсудить мой последний сборник стихотворений. Подумать только, с каким нетерпением я ожидал этой встречи!
Он грустно покачал своей круглой головой.
– Как ты думаешь, люди твоего домоправителя справятся с заданием последить за одним из твоих гостей, если после полуденного риса он уйдет из дома?
– Святое небо! Следить?! Подавленно он пожал плечами.
– Впрочем, моя карьера в любом случае, наверное, сломана, так что пойду на такой риск.
– Хорошо. Я также хочу, чтобы ты приказал начальнику стражи у Южных ворот поставить двух вооруженных стражников у уличных лотков напротив прохода к пустырю, чтобы присматривать за воротами. Пусть они задерживают каждого, кто попытается пройти к кумирне Черного Лиса. Мне бы очень не хотелось, чтобы какое-нибудь несчастье произошло с бедняжкой, которая там живет. Да и мне самому могут понадобиться люди, когда я туда отправлюсь после обеда. Где сейчас твои гости?
– Они завтракают. Юлань с моей первой женой. У меня есть время проводить тебя в архив, Ди.
Он хлопнул в ладоши и, когда появился начальник стражи, приказал ему лично направиться к Южным воротам. Выходя, он должен передать советнику Као, что тот понадобится в архиве.
Через лабиринт коридоров начальник уезда провел Ди в прохладную, просторную комнату. Стены были заставлены до высокого, в кессонах, потолка широкими полками с коробками из красной кожи для хранения документов, бухгалтерскими книгами и судебными делами. В комнате стоял приятный запах воска, применяемого при протирании коробок, а также камфары, которую раскладывали между бумаг для отпугивания насекомых. С одной стороны огромного стола, стоящего на козлах в центре покрытого красной плиткой пола, старик-писарь разбирал какие-то бумаги. На дальнем его конце над документами склонился могильщик Лу.
На этот раз толстяк монах был одет в коричневую холщовую рясу, закрепленную на плече ржавой железной заколкой. Он важно ответил на приветствия двух уездных начальников и молча выслушал многословные изъявления благодарности Ло за написанное прошлой ночью на свитке двустишие. Затем он постучал толстым указательным пальцем по лежащим перед ним бумагам и своим хриплым голосом произнес:
