Бараташвили продолжил по-грузински, что он знал о наличии родственников в Германии и поэтому выбрал ее страной для постоянного жительства.
Апраксина на минуту задумалась, а затем перевела на немецкий, опять же нараспев и в рифму:
— Господин Бараташвили говорит: «У нас в роду все князи и княгини; я с детства слышал о княгине Нине и встретиться, конечно, с ней мечтал: я эмигрировал — и перед ней предстал!»
Бараташвили на миг снова опешил, но, увидев, что инспектор записывает за ней как ни в чем не бывало, собрался и стал ждать следующего вопроса.
— В каких отношениях вы были с покойной княгиней Кето, вашей теткой?
Бараташвили ответил, что она встретила его гостеприимно как родственника, они сразу стали близкими людьми, как это принято в грузинских семьях.
Апраксина гортанно произнесла:
— «Она мне стала как родная мать! Но надо знать, чтоб это понимать: грузины ценят родственную честь; в веках так было и сейчас так есть!»
— Что за чушь вы городите? — возмутился Бараташвили. — Что это за перевод? Почему вы все время говорите в рифму и таким нелепым стилем?
— «Нелепым стилем»? — возмутилась Апраксина, переходя на русский. — И это мне говорите вы, грузинский князь, как вы тут изволили намекнуть? Мне — переводчице бессмертного «Витязя в тигровой шкуре» несравненного Давида Гурамишвили?!
— О! Тогда примите мои извинения! — почтительно склонил перед нею горбоносую голову Бараташвили. — Но все-таки нельзя ли переводить как-нибудь попроще, ну хотя бы не стихами? Я не хочу, чтобы инспектор принял меня за идиота.
— В таком случае, говорите по-русски. Уж им-то мы оба владеем одинаково хорошо!
— Ладно уж… Пусть будет русский.
— Вот и отлично. Итак, расскажите нам все о себе: где и когда вы родились, кем и где работали в Советском Союзе?
— Я предвидел все эти вопросы и принес с собою копию анкеты, которую заполнял, когда подавал прошение о предоставлении мне политического убежища. — Он широким жестом выложил на стол перед инспектором несколько листов анкеты и снова уселся на стуле, уперев ладони в широко расставленные колени — в этой позе, со вздернутыми вверх острыми плечами, снова удивительно напоминая гордого горного орла, сидящего на краю скалы. Впечатление немного портила кудрявая челка, спадавшая на его смуглый лоб, но что делать — сейчас все носили такие…
Апраксина обошла стол, стала за спиной инспектора и стала через его плечо читать анкетные листы.
— Простите, но в анкете вы пишете, что родились в Ленинграде, а учились и работали в Москве?
— Так оно и есть.
— Тогда почему вы требовали грузинского переводчика?
— Из патриотизма! Я грузинский патриот, я боролся за отделение Грузии от СССР!
— Ну, настоящий грузинский патриот навряд ли стал бы за это бороться… — пробормотала Апраксина. — Впрочем, мы тут собрались не о политике рассуждать и не об истории отношений Грузии и России! — Она жестом успокоила встрепенувшегося было Бараташвили. — Итак, если я вас правильно поняла, вы были в прекрасных отношениях с покойной княгиней Кето и ныне здравствующей княгиней Ниной?
— Со старой княгиней я почти не встречался, а с моей тетей княгиней Кето — да, мы были в самых близких родственных отношениях.
— Вы ее племянник?
— Сын ее кузины, двоюродной сестры.
— Вы единственный ее родственник на Западе или есть еще кто-то, не считая старой княгини Нины?
— Мне ничего об этом неизвестно. В Грузии и даже в России у княгини осталась, конечно, масса родственников, в основном дальних, но близких даже там — я один.
— Выходит и наследник княгини тоже вы?
— Что вы хотите этим сказать и на что намекаете? — Бараташвили грозно приподнялся на стуле, не снимая с коленей широких ладоней. — Не думаете ли вы, что я задушил собственную тетку, чтобы получить наследство?
— Но ведь вы были последним, кто видел княгиню в тот вечер?
— Я в этом не уверен!
— Почему?
— Да потому что ведь кто-то же ее задушил! Она была в доме не одна, между прочим…
— Скажите, а у кого-нибудь из многочисленных слуг княгини была причина ее ненавидеть?
— Была.
— У кого?
— У всех!
— Вот как?
— Да. Как раз незадолго до своей трагической гибели княгиня уволила вдруг всех своих слуг, сначала горничную, а потом в один день — садовника, шофера и кухарку. Любой из них мог затаить зло!
— Так в доме что, совсем не осталось слуг?
— Остались обе сиделки: Анна, сиделка старой княгини, и Ева, медсестра, ухаживавшая за самой княгиней Кето.
— Надо полагать, сиделка старой княгини мало общалась с княгиней Кето и навряд ли могла затаить на нее зло?
— О нет, очень даже могла! Дело в том, что первая уволенная горничная по имени Лия Хенкин, была кузиной Анны. Они обе из Израиля, а говорят, что евреи очень мстительны по натуре…
— В самом деле?
— А вы посмотрите на Германию! Впрочем, нам, грузинам, чувство мести тоже знакомо. Видимо, это общая черта южных народов. Но вот меня княгиня Кето никогда не обижала, и я испытываю по поводу ее смерти глубочайшее сожаление… Я от нее никогда не видел ничего, кроме хорошего!
— И вы, конечно, хотели бы узнать убийцу?
— Да!
— И — отомстить? — осторожно спросила Апраксина.
— По возможности… С помощью закона, конечно!
— Поэтому вы, естественно, окажете полное содействие следствию?
— Разумеется!
— Замечательно. Итак, расскажите нам с инспектором Миллером подробнейшим образом, как вы провели вечер четверга на прошлой неделе?
Бараташвили кивнул и начал рассказ:
— Как вы справедливо заметили, это был четверг. А по четвергам княгиня Кето обычно ездила на журфиксы к баронессе фон Ляйбниц.
— Ханнелоре фон Ляйбниц, — уточнила Апраксина. — Потому что есть еще одна баронесса фон Ляйбниц — Альбина фон Ляйбниц, и к ней на приемы княгиня Кето, насколько мне известно, не ездила.
— О, так вы тоже, оказывается, знакомы с княгиней Кето? — оживился Бараташвили.
— Нет, но я знакома с баронессой Альбиной фон Ляйбниц.
— Ах, с этой… Да, она тоже была в тот вечер на журфиксе вместе с Генрихом. Ну, в общем, на том приеме было все как обычно, там мы проскучали до десяти часов. То есть скучал в основном я, а княгиня вела светскую жизнь, то есть разговаривала с гостями баронессы. Потом я повез ее домой. Вас, конечно, главным образом интересует именно это время?
— Да, вы правы, — сказал инспектор. — Постарайтесь рассказать все как можно подробней.
— Я постараюсь. Значит, так. Мы подъехали к дому по переулку, а не по улице: с задней стороны сада есть ворота для въезда автомобиля, а на улицу выходят ворота с очень крутым въездом, и княгиня не любит этот путь: ей кажется… ей казалось, что он слишком крут для автомобиля. Бедная тетя когда-то пострадала в автомобиле, упавшем с откоса горной дороги, и чудом вообще осталась жива. Итак, мы объехали вокруг сада, я вышел, открыл ворота ключом, который мне дала княгиня, завел машину, потом подъехал к гаражу. Я помог тетушке пересесть в инвалидную коляску, стоявшую в гараже, запер гараж и отвез княгиню в дом, прямо в гостиную. Ну и, собственно, на этом мы с нею расстались. Я простился с тетушкой, пожелал ей спокойной ночи и ушел обычным путем, через калитку на улицу…
— Калитку вы за собой заперли?
— Просто захлопнул, ведь ключи я оставил княгине… Просто положил их на стол в гостиной, как обычно делал. И это все. Больше я мою дорогую тетю живой не видел. А утром ко мне пришла полиция.
— Так. Когда вы подъехали к дому, в окнах было темно?
— Да.
— А наверху, в мансарде, тоже?
— Как будто… А впрочем, если бы там и был свет за шторами, я бы не обратил на него внимания.
— Скажите, у вас есть какие-нибудь мысли по поводу гибели княгини?
— Гм… Ну, я думаю, скорее всего это было убийство с целью грабежа. Кто-то узнал, что в доме нет слуг, выследил или узнал, когда княгини не бывает вечерами дома, и забрался на виллу, чтобы ограбить ее. Тут подъехала машина, грабитель услышал шум и спрятался где-нибудь в доме… А потом появился в спальне княгини!
— Прямо «Пиковая дама»! — сказала Апраксина.
— Ну да, что-то в этом духе. Старуха легла спать, а когда грабитель хотел тихо улизнуть, она его услышала и подняла крик… Ну и… Ему пришлось задушить ее, чтобы заставить молчать.
— Очень правдоподобная картина, — заметил инспектор. — Можно подумать, что вы сами там были и все видели.
— У меня алиби! У меня есть алиби на весь вечер и всю ночь! — заволновался Бараташвили.
— Помилуйте, ну какое же у вас алиби, если вы сами только что рассказали, что были вечером в доме вдвоем с княгиней, одни, не считая старой княгини Нины и ее сиделки наверху, в мансарде.
— А… А в какое время наступила смерть, что говорят врачи?
