Майора Терехова он застал на месте. Представляться им не надо было — давно друг друга знали. Трифонов уважал участкового. Добросовестный мент, душу в дело вкладывает и, что удивительно, совсем не матерится.
Завидев гостя, майор встал.
— Здравия желаю, товарищ полковник.
— Брось, Гриша. Машина тебя смутила, на которой я приехал? Так в Питере начальникам «уазиков» не дают, а мотаться на своих двоих мне ноги не позволяют и время. Меня некоторые подробности попытки ограбления Аннушкиной усадьбы интересуют. Папки с делами не ищи, мне протоколы не нужны. У тебя память хорошая.
— Да уж, почитай, месяца четыре прошло.
— Хочешь сказать, что поздновато спохватился? Я же тогда в таком штопоре находился, что забывал и про сон, и про желудок. А потом, вроде как все стихло. Ну да дело-то не в том. Тут побочные грыжи вылезать стали. Что-нибудь вам тогда выяснить удалось?
— У меня дело недолго было. Его потом Питерское управление забрало, а пойманного парня в «Кресты» перевели. Там два имени всплыли, вот они-то управление и заинтересовали. Тот, кого мы ранили, раскололся. А дело все в том, что когда я ему в плечо попал, то один из убегающих, тот, что с пистолетом был и моего парня ранил, решил добить своего же напарника. Раз мы ему крыло подбили, то лучше его добить совсем, чтобы рот не открыл. Рисковал мужик, но остановился, сделал два шага назад и выстрелил в голову раненому сообщнику. Только в кустарнике темно было. У парня кепка упала и на бугорке лежала. Так он по кепке стрелял, а не в голову. Повезло дураку. Вот он и обозлился на своих корешей.
— Сам-то кто он?
— Специалист по замкам. Медвежатником его не назовешь, кишка тонка, но отмычками орудовать умеет. Костя Вишняков. Тридцать пять лет, имеет три ходки. Последний раз освободился четыре года назад. Устроился на работу в металлоремонт в Ломоносове. Любит с замками возиться. Вот там его и нашел Савелий Коптилин. Земляк. Сам из Троицкой Горы. Тянули срок вместе. Вишняков вышел раньше. Коптилин ему предложил непыльную работенку. Надо, вроде, залезть в частный дом и один сейф вскрыть. Работа пустяковая — ни сигнализации, ни охраны. Что брать будут, не говорил. Мол, заказ выполняют, а за работу три тысячи баксов платят. Он согласился. Третьим на дело шел Иван Сошкин. Вишняков раньше его не знал, но Савва ему сказал, что Иван малый без тормозов, мокрушник. Ушел с зоны и находится в федеральном розыске. Сам бы Савва с ним на дело не пошел, но ему Ивана заказчик навязал. Костя и понятия не имел, что Сошкин на дело ствол возьмет. Это и делом-то не назовешь. Сейф он вскрыл, но там, кроме бумаг, ничего не было, и Савва в него даже не взглянул. Он книги доставал из библиотеки и вытряхивал их. По принципу, что кто-то деньги между книгами прячет. А может, что другое искал. А потом вдруг менты появились. Шумели очень. Савва книги вытряхивал и на пол кидал, а не ставил на место. Торопиться им некуда было. Копайся, хоть до утра. В доме одни бабы, и все спят на втором этаже, а конюх-алкоголик на другом конце усадьбы на сеновале дрыхнет. Дело чистое. И вдруг на тебе! Пожаловали. Они дали деру. Вот тогда Иван и открыл пальбу, а те в ответ. Пуля зацепила Вишнякова. Иван вернулся и добил его. Только не знал, что под кепкой головы не было.
— Что за ствол он таскал?
— ТТ. Гильзы тоже в управление передали.
— Номер дела помнишь?
Терехов покопался в столе, достал блокнот, пролистал и ответил:
— А 369/74. Четыре папки. Как их сдали, так больше нас не тревожили. Похоже, в архив ушли. Анну Дмитриевну даже не тревожили. Удовлетворились результатами нашей экспертизы. На паркете следов много осталось, отпечатков нет. Следы от перчаток есть. Авторемонтные. Книги листать в таких неудобно.
— Согласен. Опытные люди, а работали, как дилетанты. Сплошная показуха.
— Я тоже об этом подумал, Иваныч. Пыль в глаза пускали. Так не ищут, так бардак устраивают. Но с какой целью? Хозяйку напугать? Вишняков сказал, что Иван Сошкин вообще ничего не делал. Сидел на диване, курил и пепел на паркет стряхивал. А когда Костя сейф вскрыл, то Сошкин к нему даже из любопытства не подошел.
— Следы куда-нибудь вывели?
— К шоссе. Там в пролеске они машину оставили. Судя по протекторам и расположению колес, они приехали на «волге». На ней же и смылись. После признаний Вишнякова Ивана Сошкина и Савелия Коптилина объявили в федеральный розыск, а выяснилось, что они оба в нем состоят.
— Компания непонятная. Один мокрушник, другой вор на подхвате, а третий и вовсе с боку-припеку нарисовался. Тот, кто их нанимал, человек грамотный, цель свою не первый день преследует и, скорее всего, нарочно нам карты все путает. Ладно, спасибо, Гриша. Поехал я.
— Где-то эти хмыри опять наследили?
— Похоже, что авария на мосту — их рук дело. Пока утверждать ничего не буду. Узнаю, скажу.— Трифонов простился с майором и поехал в город.
Выходной день выдался солнечным и теплым. Артем проснулся поздно и завтракал в постели. Варя относилась к изнеженным манерам гостя вполне нормально. В этом доме, где она прослужила всю свою жизнь, лень, меланхолия и неторопливость были нормой существования. Артем никогда еще не чувствовал такого теплого отношения к себе, в первую очередь от Анны Дмитриевны. Странно и другое. Ему было спокойно, и он наслаждался свободой, жил как у Христа за пазухой. Может, устал от бесконечного напряжения, беготни и решил расслабиться, а может, истосковался по ласке и заботе?…
Однако в глазах Анны Дмитриевны он видел настороженность. Будто мать переходит с малым дитем через оживленную дорогу на красный светофор и озирается по сторонам, пугаясь машин, а ему, беззаботному ребенку, все до лампочки. Но что могло так беспокоить больную женщину, которую он знал без году неделя? Предчувствие? Обостренное чувство тревоги, которое она испытывала по отношению к старшей дочери всю жизнь, но так и не смогла ее уберечь? У Артема инстинкт самосохранения был развит на должном уровне. Беду он чуял за версту, и нюх его еще ни разу не подводил. Вряд ли его бдительность могла задремать даже в окружении комфорта и беззаботного времяпрепровождения.
Артем спустился вниз и прихватил трость. В такую погоду неплохо прогуляться по парку, и лучше иметь опору, так как он все еще прихрамывал, да и нога не выдержит долгую прогулку. Превозмогая боль, Артем заставлял себя ходить, делал гимнастику, развивая пальцы и пытаясь восстановить былую удаль.
Волка ноги кормят. Эту формулу он давно вывел для себя и не отступал от нее.
Выйдя из дома в парк, он замер. И опять электрический разряд прокатился по телу.
Ника в жокейском костюме со стеком в руке сидела на длинноногой белой кобылке, которая выплясывала под ней пируэты, цокая копытами. Под узды она придерживала второго коня. Вороной жеребец вел себя спокойнее и лишь фыркал, выказывая недовольство.
Ника улыбалась, подставив свое лицо солнцу. Ее янтарные глазищи впились в Артема, словно пытались прожечь его насквозь.
— Я так и думала, что ты захочешь прогуляться. В такую погоду глупо сидеть в четырех стенах. Кажется, пришла пора бабьего лета. Брось свою клюку и садись на коня. Он надежный и не хромает.
— Отличная идея. Только не устраивай скачек. Моя цель — прогулка, а не «дерби».— Он оставил трость у двери, подошел к лошади и легко запрыгнул на седло.
Мимолетный взгляд его скользнул по окнам дома, и в окне второго этажа он увидел бледное лицо Анны Дмитриевны. Почему он посмотрел на ее окна? Ему показалось, будто его окликнули. Странная магическая связь.
— Вперед, принц. Пора тебе осмотреть наши немереные просторы.
Легкой рысью они поскакали по аллеям парка.
— Как твои успехи на театральном поприще? — спросил Артем.
— Ужасно. Педагоги, режиссеры ничего не смыслят в этом деле. Они сами оценивают студентов, а потом актеров и ставят им штампы на лбы. Такие понятия как амплуа, давно уже отжили свой век. Однако им невдомек. Продолжают отталкиваться от актерской внешности. Навязывать то, что нутру несвойственно. Сейчас я репетирую Джульетту. Не по-своему выбору, разумеется. Педагоги так решили. Конечно, у меня хватит таланта, и я сыграю эту наивную одухотворенную дурочку, но если уж говорить о Шекспире, то моя роль совсем другая.
— Кого же ты выбрала бы по собственному вкусу?
— Леди Макбет.
— Не исключаю, что ты и с этой ролью справилась бы, но не в студенческом репертуаре. Играть леди Макбет в восемнадцать лет интересно, но зритель тебе не поверит, как бы убедительна ты не была.
Ника остановила лошадь.
— Зато моя мать давно уже увидела во мне этот образ. А что до зрителей, то мне на них наплевать. Пусть видят меня Джульеттой или Золушкой, это только мне на руку. Скажи, принц, ведь ты боишься меня? Не так ли?
— Глупости. У тебя разыгралась фантазия. И почему ты называешь меня принцем?
— Так мне нравится. Я же все равно не знаю твоего настоящего имени. И не хочу знать. Такой ответ тебя устраивает?
