Чтобы немного отдохнуть физически, а также морально, мне пришлось опять лечь на спину. После небольшого отдыха буду нырять. Может быть, на дне для меня хоть что-то обломится в самом прямом смысле. Я лежала и со страхом думала: что, если и там мои поиски окажутся напрасными? Что тогда делать?
И вот, чуть-чуть отдохнув на поверхности, я принялась за обследование дна. Вначале задерживать дыхание удавалось надолго. Еще в школе я на спор могла не дышать в течение двух минут — легкие у меня были достаточно развиты. Затем, с каждым новым погружением, воздуха стало хватать все на меньшее и меньшее количество времени. Я выбивалась из сил, но все плитки, как армия непобедимых воинов, находясь плечом друг к другу, стояли насмерть. Мной овладело отчаяние. Ничего не получится! Необходимо опять сосредоточиться и придумать что-нибудь другое! Но что?
Для полной очистки совести оставалось обследовать последний участок дна бассейна — как раз там, где находился грозный Нептун. Я все ждала, что у меня откроется второе дыхание, но оно не спешило прийти мне на помощь, поэтому приходилось довольствоваться первым, хотя и оно находилось уже на последнем издыхании.
На этот раз я максимально низко опустилась к самому дну, и мне вдруг показалось, что на том месте, где изображен трезубец, есть небольшой бугорок. Если мне от большой усталости и от начавшегося легкого головокружения это не показалось, то именно здесь плитка может прилегать не полностью. И мои надежды наконец сбылись! Одна из плиток демонстрировала незащищенный угол, под который я смогла подсунуть указательный палец.
Чтобы достаточно расшатать ее, одного пальца оказалось явно недостаточно. Могла бы помочь пуговица на джинсах, но для начала ее нужно оторвать, а сделать это не так-то просто. И тут я вспомнила о металлической заколке, которой скрепила волосы сегодня утром. Тогда, взглянув в прихожей на себя в зеркало, я еще подумала, что заколка не очень соответствует выбранному имиджу, но, повинуясь какому-то необъяснимому импульсу, не стала ее снимать. Теперь она пришлась как нельзя кстати.
Вооружившись заколкой, я сделала несколько заходов. После того как удалось отломить кусок кафеля, в моих руках оказалось орудие труда, с помощью которого можно попытаться выбраться отсюда. Всплыв на поверхность, я передохнула немного и с сомнением оглядела стены бассейна. Откуда лучше всего начать, чтобы затратить меньше усилий? Так как плитка во всех местах прилегала одинаково ровно, то целесообразней попробовать разобрать в углу, там будет легче взобраться наверх.
Честно говоря, я не была уверена, удастся ли мне достичь успеха. Одно дело стоять двумя ногами на твердом основании и ковырять плитку, пытаясь создать хотя бы один маленький уступ, и совсем другое — проделывать все это, барахтая ногами в воде и стараясь удержаться на плаву. Второе казалось почти невыполнимым.
Первый уступ мне следовало расположить так, чтобы без особого труда можно было дотянуться до него ногой. Прикинув, что если я проделаю отверстие на уровне воды, то, опершись спиной о перпендикулярную стену, смогу просунуть в него ногу, я принялась за работу.
Наконец одна плитка откололась от стены, и получился «плацдарм» для будущей дыры-ступеньки. Теперь дело за «малым» — ухитриться эту самую дыру выдолбить.
Очень скоро холод, с которым я пока успешно боролась, стал сковывать мои движения. В помещении было нежарко, видимо, его давно не протапливали, а по моему внутреннему ощущению я находилась в воде уже больше двух часов. Чтобы окончательно не замерзнуть, отработала баттерфляем две длины бассейна: туда и обратно. После того как кровь быстрее заструилась по жилам, я продолжила усердно скоблить стену.
Трудно сказать, на кого я была похожа на протяжении роковых для себя часов. То непреодолимое упорство, с которым я вгрызалась в цемент, несмотря на мозоли и ссадины на руках и периодически затекающие и замерзающие ноги, и помогло мне в итоге добиться желаемого. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я посчитала углубление достаточным, чтобы опереться на него ступней.
Прижавшись в углу спиной к стене, я начала пытаться закинуть в отверстие правую ногу. Когда мне это все же удалось, я перевернулась лицом к стене и, опираясь на нее руками, стала продвигать корпус наверх. Мокрые руки скользили по мокрому кафелю и… я сорвалась. Еще одна попытка — и еще один срыв. Стиснув до боли зубы, я, охваченная той разновидностью злости, которая идет людям на пользу, легла на поверхности воды на спину, чтобы отдохнуть и после этого сделать решающий рывок.
Расслабив, насколько это было возможно, все свои мышцы, пообещала себе, что, как только выберусь отсюда, первым делом утоплю в бассейне магнитофон. Мне уже было совершенно невмоготу выносить нескончаемую скорбь вселенского масштаба, выраженную Моцартом в музыкальной форме. Она слишком мешала настроиться на борьбу, ослабляла волю к победе.
Перебирая в очередной раз руками по кафелю, я думала только об одном — последний дубль. Он должен быть последним!
Когда, совершенно обессиленная, я затащила свое тело на край бассейна, то пролежала неподвижно еще какое-то время. Несмотря на ощущение жуткого холода, из-за которого мое тело трясло, как в лихорадке, а челюсти ходили ходуном, полное отсутствие сил не давало мне возможности даже пошевелиться.
Но Валевич мог вернуться в любой момент, и инстинкт самосохранения заставил меня подняться. Дверь, до которой я не дошла и из-за которой разносились звуки опостылевшей музыки, вела в сауну. Стянув с вешалки большое махровое полотенце, я укуталась в него, после чего отсоединила от играющей «балалайки» все провода и с каким-то истерическим упоением бросила магнитофон в бассейн.
Теперь необходимо хоть немного согреться — сменить мокрую одежду на сухую и разыскать какой-нибудь источник тепла. Можно было найти подсобку и включить отопление в сауне, но на ее разогрев ушло бы слишком много времени. Поэтому я решила отыскать кухню, чтобы возле плиты привести себя в чувство.
Она оказалась на первом этаже. Когда электрические конфорки стали накаляться, я вздохнула с некоторым облегчением и стянула с себя мокрое нижнее белье. Наслаждаясь теплом от плиты, я смогла наконец унять лязганье зубов, а потом и дрожь в теле.
Немного придя в себя и с сожалением оторвавшись от источника тепла, я отправилась на поиски подходящей одежды. Впрочем, в теперешнем положении я была бы рада любой одежде, пусть даже самой неподходящей, лишь бы она была сухой.
На втором этаже, в спальне, платяной шкаф оказался полон мужских и женских вещей. Но почему-то только летних. Короткие рукава и легкие юбки меня сейчас совсем не устраивали. В результате остановилась я на хлопчатобумажных женских брюках, весьма потертых, и отысканной в самом дальнем углу шкафа мужской водолазке сомнительного ядовито-зеленого цвета. Все это я натянула прямо на голое тело. Предпоследним аккордом в моем новом «имидже» стали белые носки довольно несвежего вида. Теперь осталось добыть какую-нибудь обувь, после чего наконец покинуть этот «гостеприимный» дом.
Заглянув во все комнаты, я не нашла ничего, кроме пары явно мужских сланцев. Моя сумка, предусмотрительно поставленная так, чтобы ее не было видно, находилась на месте, за диваном. Расчесав мокрые волосы, я попыталась открыть входную дверь, но она была заперта на два замка, один из которых открывался только ключом. Придется «выходить» через окно.
На мое счастье, особняк не был поставлен на сигнализацию, поэтому без лишнего шума я смогла выбраться наружу. Окно располагалось достаточно высоко от земли, и мне пришлось совершить затяжной прыжок, прежде чем я оказалась на мягкой и влажной земле газона.
На улице уже стемнело, а погода ничуть не улучшилась. Наоборот, потемневшее небо грозило разразиться затяжным дождиком.
Теперь препятствием на моем пути стал забор. Я задрала голову — расстояние от меня до его вершины было таким же, как расстояние от уровня воды в бассейне до его бортика. Обойдя дом, с противоположного торца я нашла садовый стул и табуретку. Поставила стул рядом с забором, стараясь придать ему устойчивое положение, а на него водрузила табуретку. Еще в детстве, когда отца не было дома и некому было мне помочь, я таким образом доставала до антресолей в квартире. То, что этот прием отработан был до автоматизма, очень сильно помогло мне сейчас, и я дотянулась до верха ограды. Во всем теле чувствовалась такая слабость, что, если бы не мои детские репетиции, я непременно свалилась бы со стула, потеряв равновесие.
Дорога пустовала. Тусклые редкие фонари, освещавшие дорогу, кое-как помогали различать очертания предметов. Совершив прыжок еще раз — теперь с забора на волю, — я с трудом поднялась с земли и побрела в направлении к городу, надеясь встретить по пути хоть одну живую душу.
