Не в меру, не в меру беспокойный ты человек, джазмен!
— Так что мне делать с этим?
Рогов, получив обратно и упрятав в свое бумагохранилище подписанные экземпляры, вертел теперь перед собой удостоверение лысого охранника.
— Кстати, зеленая «Альфа» принадлежит Екатерине Дмитриевне Гореловой.
Для меня это было уже не актуально, но породило вопрос — каким образом мадам Горелова оказалась за рулем своей машины, когда Ребро покинул дом, так удачно подсмотрев за Валентиной, готовящейся к убийству? Откуда она вообще взялась?
— Гореловы как-то связаны с охранным агентством «Самшит». Хотелось бы знать — как?
— Может быть, пользуются их профессиональными услугами? — предположил Рогов.
— Скорее всего, — согласилась я и добавила: — Хочу знать людей, путающихся под ногами, Семен Геннадьевич.
— Ах, вот уже до чего дело дошло!
Сейчас он опять вскипит, и тогда невозможно будет отвязаться от него двумя простыми словами: «До свидания!»
— До свидания! — проговорила я ангельским голоском и, подарив ему на прощанье одну из своих самых обворожительных улыбок, выпорхнула на волю.
Рогов двинул со двора только после того, как я уселась за руль своей красавицы.
Ну, вот и одна. Одна, кажется, за долгое-долгое время. Это во мне усталость начинает сказываться.
Я закурила и со вздохом опустила затылок на подголовник. Расслабилась. Взяла тайм-аут. Пусть всё и все подождут, хоть немного.
Но перед глазами немедленно возникли Женька с Надеждой, спешащие скрыться за углом от света фонарей.
А здорово я подшутила над джазменом при расставании! В дверях уже обернулась и спросила его, оказавшегося почти вплотную, мол, не слышал ли он, выходя из дачи, лай небольшой собачонки? И не удержалась, улыбнулась, надеюсь, тоже обворожительно.
Едва я отогнала от себя воспоминания, заныл в сумочке сотовый. Уж он-то совсем для меня сейчас некстати!
— Алло! Татьяна Александровна! Алло! — зажужжал в ухо голос немолодой женщины. Я помолчала, соображая — отвечать ли, и решилась:
— Да, я слушаю вас, Екатерина Дмитриевна.
— Прекрасно! Будем считать, что познакомились?
Радостно как, надо же!
— Согласна. Вы звоните только для этого?
— А вы считаете — у нас нет общих тем? — ответила она вопросом на вопрос.
— Темы есть. Множество! Но все они какие-то незрелые.
— Как это понимать? — удивилась она и продолжила с поспешностью, опасаясь, видимо, что не потерплю я ее лицемерия. — Знаете что, давайте встретимся и поговорим, чтобы обеспечить темам наилучшие условия для созревания.
— Не рановато? — спросила я напрямик и удивила ее такой откровенностью уже по-настоящему. Она смолкла в поисках ответа, но я не стала его дожидаться. — Хорошо, я согласна. Но при условии, что вы избавите меня от опеки самшитовской охранки. Ребята хоть и ловкие, но настолько тупые, что действуют мне на нервы.
— Ладно, — обрадовала она меня покладистостью, — я сейчас же дам им отбой.
Ах вот как! Значит, «Самшит» еще в действии?
— Сегодня уже поздно. Давайте я позвоню вам с утра и договоримся о времени встречи.
Екатерину Дмитриевну мое предложение устроило, и попрощались мы довольные друг другом.
Итак, тайм-аут нарушен дважды — звонком неприятеля и моими собственными воспоминаниями, а возле машины уже маячит третье по счету беспокойство. О-бал-ден-но!
Обалденно быстро и сноровисто действовали на этот раз самшитовские ребята. Один рванул на себя дверцу машины, второй — меня, вцепившись всей пятерней в джинсовую куртку на моей груди, воспользовался силой в полной мере. Перехватил за шиворот и в мгновенье ока уложил меня на асфальт. Я и охнуть не успела, как первый сковал наручниками мои запястья.
— Все! Наша!
— Давай ее в машину, быстро!
Ба, знакомые все лица!
Они, все те же лысый и носатый, подняли меня на ноги и попытались сунуть головой вперед в мою же собственную машину, но на заднее сиденье. Я ухватилась обеими, скованными руками за дверцу и прошипела, повернув к ним голову:
— Эй, сволочи, я не подниму шума, дайте мне полминуты для объяснений.
— Быстро! — поторопил лысый замешкавшегося было носатого, и они, взявшись за дело с прежней энергией, впихнули меня в салон и захлопнули дверь.
Упала я неудачно, между сиденьями, и вдобавок еще ушиблась локтем. Выбраться оттуда я постаралась как можно быстрее, хотя со связанными руками это оказалось не так просто.
— Не забудь, маячок сними! — напомнил лысому носатый.
— После. Сейчас некогда. Дергать надо! — возразил тот. — Того и гляди принесет кого!
— Сними! — настаивал носатый. — Прилепили его слабо, удивительно, как до сих пор не потерялся. Сам знаешь, каких бабок он стоит!
— Ну, снимай, если тебе надо! — вспылил лысый и отматерил коллегу.
Носатый, не ответив ни слова, присел перед радиатором, а лысый плюхнулся за руль, и я испытала нечто вроде ревности, увидев, как его рука привычно, по-хозяйски, шевельнула рычаг скоростей, проверяя нейтраль перед запуском двигателя.
— Копаетесь? Эх вы, похитители!
Лысый повернулся ко мне. Глаза его были бешеными от моей насмешки.
— Где удостоверение и пистолет?
Здорово у него получается орать шепотом. Зубами скрежетнул! А нос-то до сих пор распухший. И губа разбита. Хорошо я ему приложила!
— Где?
Нет, он действительно злится!
Лысый протянул руку, сгреб меня спереди за воротник, рывком притянул к себе. Дал возможность полюбоваться вблизи на свою физиономию. Ничтожество! Но ничтожество, способное быть жестоким.
Я быстренько испугалась, отвернулась и зажмурилась, а потом глянула на него одним глазом. Да с улыбкой! Он засопел и полез ко мне второй рукой, но тут носатый, нагнувшись к открытому окну, пробубнил все еще обиженно:
— Готово. Я уехал, — и быстрыми шагами пошел к тому самому углу, за котором скрылись Ребров с Надеждой.
— После поговорим, — буркнул лысый и потянулся к ключу зажигания.
Нет, объясняться с ним сейчас, толковать про гореловский отбой бесполезно. Надо действовать, пока машина стоит на месте.
Я подвигала руками — наручники на них оказались необычными, с довольно толстой цепью между ними, длина которой позволяла взяться за нее пальцами.
«Самоделка», — определила я, подняв скованные запястья на уровень глаз.
Лысый повернул ключ. Машина фыркнула и завелась. Я быстрым движением перекинула кольцо рук через его голову и натянула цепь. Запястья обожгло болью, особенно сначала, когда он рванулся от неожиданности. А потом пришлось отпрянуть, чтобы увернуться от его рук, закинутых, в старании схватить меня за голову. На большее он был уже не способен — от недостатка воздуха.
Жалости у меня к нему не было, и продержала я его так довольно долго, насколько у меня терпения хватило переносить боль. Тело его обмякло, голова завалилась набок, запрокинулась и коснулась затылком верха сиденья рядом с подголовником.
Мое освобождение теперь уже было делом техники и много времени не заняло. Идиотское получилось столкновение, но не бесполезное. Машина теперь избавлена от радиомаячка, посаженного под радиатор дожидавшимися меня самшитовцами во дворе дома Реброва. Нечто подобное я заподозрила, когда мы с Надюхой так и не сумели уйти от серого «Москвича» по пути к Никодиму, но не обыскивать же ради этого машину! Тут специалист нужен, и не с голыми руками. И здесь охранники не из-под земли вынырнули, а нашли меня все по тому же пеленгу своей пищалки.
Вопросов к лысому у меня не было и, убедившись, что пострадал он не сильно и уже начал помаленьку приходить в себя, не стала дожидаться окончательного улучшения его состояния, вывалила из машины на асфальт, нашла ключ от наручников в одном из его карманов, освободилась от них, благо длина цепи позволяла это сделать самостоятельно, и подалась восвояси. А лысый пусть топает до своей конторы, или куда там ему надо, пешком. Хорошо бы не встречаться с ним больше никогда.
Решив, что прогулок на сегодня достаточно, я направила машину к дому. Слегка подрагивали пальцы, и сигарета истлела необыкновенно быстро.
До сих пор с эмоциями я справлялась успешно, не позволяла им сколько-нибудь заметно вмешиваться в мои взаимоотношения с участниками трагедии, разворачивающейся передо мной, как книга, напичканная мерзостями. Но усталость от сегодняшних событий и наскоки самшитовцев, я чувствовала, пробили брешь в моей невозмутимости.
«Мерзко!» — так я оценила сумму своих впечатлений, и это было только начало.
Мерзко становилось, когда перед глазами вставал плакат с весело улыбающейся музыкальной кумиршей, висевший на стене комнаты в джаз-клубе, где по пятам за музыкантами ходят такие мерзкие типы, как Миксер, и заглядывают им в рот, готовые исполнить любое желание. Мерзким был привкус во рту, когда подступала рвота от отравления дымом пожара на роговской даче, и молоко, добытое Андреевной из хозяйского холодильника, было до омерзения жирным. И уж вовсе мерзкой была драка с Валентиной. Хорошо еще, что произошла она без свидетелей. Мужики и те дерутся красиво только в кино, а уж бабы… Милиция в Женькиной квартире. Лейтенант Чебриков и тот, у двери, который ходил «уточнять» меня — звонить в редакцию. Никодим — Аввакум, босоногий человек-могила в грязной, полуподвальной квартире, тьфу, мерзость! И, наконец, идиоты из «Самшита», нагрянувшие после болтовни одуревшего от возмущения и страха за свою репутацию Рогова. Плюс ко всему путаница из противоречивых фактов. Мерзкая каша была сейчас в моей голове. Чем дальше, тем больше я запутывалась в деле, представлявшемся мне поначалу совсем не сложным. И путаница началась с Женькиного звонка, окончательно оторвавшего меня от знакомства с трофеями.
