Из больницы мы поехали в «Хрустальный» и там позавтракали. Что ж, пора приводить мой план в действие. Я попросила у официанта телефонную книгу, нашла графу «Рестораны». Вот: более десяти названий. Неплохо. А вечерком надо будет заглянуть в графу «Казино».
Благушин, наблюдая за моими манипуляциями с телефонной книгой, несколько напрягся. Я решила ознакомить его со своим планом, а то вдруг дорогого друга от страшной неизвестности еще кондрашка хватит. Или он сбежит сейчас отсюда. Не заплатив по счету.
— Так вот, Вадим, — начала я сладким вкрадчивым голоском, — я приняла во внимание твое предложение, соразмерила его с твоими же финансовыми возможностями…
На лице Благушина ясно отражалась борьба между чувством и долгом. Расчетливый бизнесмен сражался с влюбленным богатеем.
«Ой-ей-ей, — подумала я, — а не перегибаю ли я палку? А ну как расчетливый бизнесмен победит?»
Ну и хрен с ним! Будь что будет! Меня наполняло какое-то злое веселье.
— Мне, Вадим, хочется, — капризно продолжала я, — прошвырнуться по всем городским ресторанам, хорошим, естественно. Ты не бойся, я не буду много заказывать, мне просто пришла на ум мысль попробовать, в каком ресторане лучше готовят.
— А разве в одном в каком-нибудь посидеть нельзя? — жалобно спросил Благушин.
И на это у меня был готов ответ:
— Я понимаю, — коварно начала я, — так, конечно, дешевле…
Благушин изменился в лице:
— Ну что ты! Ну как ты могла подумать?!.
— Ты согласен, дорогой? Тогда поехали!
Я перегнулась через столик и крепко его поцеловала. Он прямо-таки расцвел. Так-то лучше.
И мы поехали.
Слово свое я сдержала — заказывала немного. Когда мы посетили два ресторана, я заставила Благушина оставить машину на стоянке — а то он много пить отказывался. Это что же в таком случае получится: я буду в стельку, а он трезвый, что ли? Нет, так не пойдет!
Когда мы вышли пешком со стоянки, мне уже не хотелось в рестораны. Слишком долго там проходит вся эта церемония — меню, официанты, то-се…
— Пойдем-ка, друг Вадим, в какой-нибудь бар, — предложила я, — ты ведь знаешь хорошие бары?
— Знаю, — Благушин сразу повеселел — увидел, что больших трат сегодня не предстоит.
Мы поймали тачку, доехали до небольшого подвального помещения с названием: бар «Лесной». Просидели там часа три. За это время я умудрилась попробовать все неизвестные мне спиртные напитки, которые там были. Ну не пить же банальную водку, когда есть такая возможность? Впрочем, я не забывала поить и Благушина. Он сначала отнекивался, говорил, что завтра ему на работу, что ему и сегодня нужно решить по телефону несколько важных дел, но потом, после текилы, виски и парочки коктейлей, развеселился и про всякие дела думать забыл — даже не заговаривал.
Вот это здорово, давно я так не гуляла!
— Ну что, ув-важаемый Вадим Павлович, — произнесла я основательно заплетающимся языком, — спасибо этому дому, пойдем к… другому? А?
— Канэщна, красавиц, как пажылаиш, — дурачась, ответил мне Благушин.
Мы вышли на улицу.
— Куда теперь? — спросила я.
— Щ-щас увидишь.
Благушин выбежал, шатаясь, на проезжую часть и принялся останавливать машины.
— Шеф! Стой! Эй!
Это было так необычно, так непохоже на собранного и делового Благушина, что я сначала не смогла удержаться от хохота, а потом — на ногах. Надо же! «В бизнесмене снова просыпается буйный и неуравновешенный художник», — подумала я, вспомнив его биографию. Это хорошо, теперь повеселимся. Я давным-давно забыла уже про свою рану, только по привычке берегла левую руку. До раны ли тут, когда пошла такая пьянка! Я поднялась на ноги.
Благушин наконец-то поймал машину, распахнул дверцу, что-то сказал шоферу и, повернувшись ко мне, призывно махнул рукой. Ну, откуда в нем такие барские замашки?
Следующий бар назывался «Буратино», он был побольше, поприличнее, в нем играла музыка и танцевали. Свободных мест за столиками не было, но Благушин ни за что не хотел сидеть у стойки. Он подозвал к себе официанта, поговорил с ним, сунул пару бумажек ему в руку, и уже через несколько минут специально для нас принесли и поставили в углу небольшой круглый столик. На двоих.
Благушин гордо прошествовал туда, усадил меня и ушел заказывать выпивку, ориентируясь на мои просьбы «чего-нибудь поэкзотичнее».
Времени было уже достаточно для всеобщего подпития и веселья — семь часов вечера. Надо же, как быстро пролетел день! Ведь с дачи-то мы выехали утром. Хотя в принципе… пока до города доехали, пока к врачу… Тут кто-то прервал мои размышления:
— Дэвушк, можна патсэст к вам?
Сначала я подумала, что это Благушин опять дурачится, но когда подняла голову и сфокусировала взгляд на подошедшем мужчине, то поняла — ошибаюсь. Просто катастрофически ошибаюсь. Передо мной стоял улыбающийся усатый грузин. Или армянин, я в них не разбираюсь.
— Нэт, нэлзя! — передразнила я его.
— О, какая вэсолая дэвушк, — воскликнул он, улыбаясь еще шире, и все-таки попытался сесть на благушинский стул.
Ударом ноги я этот стул опрокинула.
— Вали отсюда! Сейчас мужик мой придет. С телохранителями. Понял?
Он перестал улыбаться, поднял руки и исчез. Так-то. Сразу же подбежал официант, скорее всего наблюдавший за этой сценой, и, посмотрев на меня, поднял стул. А вот наконец и Благушин идет. Без телохранителей, правда, зато с двумя коктейлями и с какой-то бутылкой под мышкой.
Подойдя, он поставил на стол стаканы, потом бутылку.
— Заказывать очень уж долго, — извиняющимся тоном произнес он, — а это лучшее, что у них было: ямайский ром с какими-то добавками. Жутко дорогой.
— Ну, значит, давай попробуем твой жутко дорогой ром.
Я отпила из своего стакана половину сладкого алкогольного коктейля и плеснула туда рому. Благушин последовал моему примеру. Я отхлебнула: ох и забористая штука!
— По-моему, — Благушин отхлебнул тоже, сморщился и замотал головой, — по-моему, его с чаем надо пить.
— Чай будешь пить дома, — отреагировала я, допивая, — давай еще по одной!
Мы выпили еще по одной. В голове моей творился совершенный бардак, да и Благушин, надо думать, был не особенно трезв. Мне вдруг пришла в голову мысль:
— Потанцуем, Благушин?! — крикнула я ему весело.
— П-по… потанцуем, — выговорил он.
Я вскочила со своего места и направилась туда, где музыка была громче. По дороге я отметила, что на ногах держусь еще крепко. «Это утешает, — подумала я, — почтенный господин Вадим Павлович совсем, по-моему, стоять не может».
Я оглянулась — и верно: Благушин с трудом пробирался в галдящей толпе. Не было бы так тесно, он бы наверняка упал.
Когда мы добрались до танцплощадки, музыка уже сменилась — она стала жестче и быстрее. Современная!
Алкоголь придавал мне силы. Я как сумасшедшая дергалась, трясла головой. Прыгала так, что с меня слетели туфли. Краем глаза заметила, что Благушин ползает между танцующими на карачках в поисках моей обуви. До чего спиртное может довести человека, кошмар!
То, что я лишилась туфель, навело меня на новую шальную мысль. Должно быть, в пьяных моих мозгах помутилось, и я в каком-то дурацком порыве начала расстегивать на себе кофточку. Потом сняла ее, оставшись в одной юбке и лифчике, и стала крутить ее над головой. Раздавшиеся вслед за этим аплодисменты на несколько секунд заглушили музыку. Какой успех! Бросить мне, что ли, свою сыскную работу и устроиться танцовщицей в какой-нибудь дорогой стриптиз-бар?
Я начала уже было расстегивать и лифчик, но тут меня кто-то подхватил сзади и понес прочь. Первым желанием моим было сделать резкое движение головой назад, чтобы расквасить этому «кому-то» его дурацкий нос. Хорошо, что я быстро сообразила, что этот «кто-то» — несомненно Благушин. Кому еще придет в голову останавливать меня, когда я собралась демонстрировать публике свою обнаженную грудь. Все ведь остальные лишь гоготали и хлопали.
Вот сволочи.
Мое настроение, как это часто бывает у пьяных людей, резко изменилось. Теперь мне хотелось плакать, жаловаться кому-нибудь на ублюдков, которые меня окружают, на несчастную свою судьбу.
Музыки почти не слышно. А, это Благушин отнес меня в подвальчик, где в этом баре находился туалет. Он прислонил меня к стене. Тут я поняла, как переоценила свои силы, — все-таки я здорово набралась.
Перед моими глазами снова появился Благушин. Он сунул мне под нос стакан с какой-то зеленоватой, шипучей жидкостью:
— Пей!
Я выпила. Меня вдруг сильно замутило, подкосились ноги. Вадим подхватил меня и повел в женский туалет. Поставил, придерживая, над раковиной. Меня вырвало. Боже, какой стыд! Я высвободилась из благушинских объятий и уперлась обеими руками в раковину. Меня снова вырвало. Краем глаза я заметила, как наблюдавший за мной Благушин сам позеленел и вдруг согнулся в три погибели. Его тоже вывернуло. Причем на пол. Несколько минут мы блевали в унисон. В это время не одна женщина, отворив дверь, хотела зайти, но, завидя нас, почему-то сразу передумывала.
