Ирина вела себя очень странно. Ему казалось, что раньше она ревновала его к Людмиле. Теперь же, когда факт налицо, ей это абсолютно безразлично. Может, просто хотелось поиграть в ревность, создать иллюзию страсти.
- У меня тоже есть любовник, - призналась она, когда они ехали с работы домой. - И не один. Что будем делать?
Он только пожал плечами в ответ, довез ее до дому, а сам из машины не вышел. Она ждала у подъезда, курила. Он тоже курил. Это длилось минут пятнадцать. Потом он завел мотор...
Марк снова пустился во все тяжкие.
- Одного я понять не могу. - Людмила снова взялась за картошку. Почему ты так ее выгораживаешь? Она ведь больная! Посмотри, сколько трупов! По-твоему, ее не надо изолировать от общества? Пусть дальше травит людей? Погоди, она еще и до тебя доберется! Что же ты все молчишь и молчишь?!
В своем открытии, сделанном в доме нотариуса, он признался Людмиле три дня назад, когда пропала барменша Вера. Правда, опустил интимные подробности. Впрочем, она была так потрясена услышанным и тем, что ее самые фантастические догадки насчет Аиды оправдались, что совсем упустила из виду обстоятельства, которые привели Марка на набережную Фонтанки.
- Молчу, потому что не знаю, что сказать, - не кривил душой Майринг. Изоляция ее от общества ничего не даст. Как вообще можно изолировать от общества то, что само общество и породило? Это непрерывный процесс. И Виктор, и, возможно, Вера оказались впутанными в чьи-то игры. Видимо, в игры солидных людей, проповедников какой-то морали, и не исключено, что эти люди стоят на страже общества. Аида всего лишь исполнительница их железной воли...
- А по-моему, ты просто к ней неравнодушен. Он давно не видел Аиду и скучал по ней, как по единственному другу, которому можно открыть душу. Что касается ее женских чар, то они почему-то не действовали на Марка, хотя Аида была самой блистательной женщиной из всех, кого он знал. Теперь он понял, как был счастлив во время их утренних посиделок, которые уже никогда не повторятся. В эти минуты он не чувствовал себя одиноким. Аида обладала удивительным умением заполнять пустоты.
Майринг ничем не хотел ей вредить. Ему вполне хватало того страшного знания, которым он теперь обладал, а донос - это не по его части.
- Она мне как сестра, - признался он, понурив голову. - Я потерял брата и не хочу терять сестру.
- Ты - ненормальный! Эта "сестра" убила твоего брата! Твоего настоящего брата! Дикость какая-то, ей-богу!
- Дикость сродни античности, - рассуждал Марк. - Мифы иногда возвращаются.
- Античные герои убивали не ради денег, - спорила с ним Людмила.
- И ради денег тоже.
Утром он отвез их на вокзал. Обещал Людмиле приглядывать за квартирой, а Андрейке прислать компьютерную игру.
На прощание она сказала:
- Прости, но я не гожусь в героини античного мифа. И даже в героини бульварного романа. Обо мне никто никогда не напишет и никто никогда не узнает. Я скоротаю свои дни в глухомани, но ничего не буду знать о ваших античных делах. Я больше не хочу вашей жизни... Прощай!
Два дня Аида провалялась в постели с высокой температурой. Иван и Патимат по очереди дежурили возле нее. Причина болезни была непонятна врачам. Девушка лежала без сознания, в бреду. И при этом никаких признаков простуды.
- Очень сильное нервное расстройство, - пришли наконец к заключению медики, которых приглашал к сестре Родион.
- Что у вас там случилось? - спросил он как-то Ивана, когда тот остался с ними ужинать. - Сестренка опять кого-то убила?
- Родя! - всплеснула руками Патимат. - Что ты такое говоришь?
- А что я сказал? - В последнее время Родион частенько прибегал к циничным гримасам, но они плохо сочетались с его инфантильностью. - Он ведь собрался на ней жениться. Значит, должен все знать.
- Все знать нельзя, но я знаю очень много, - успокоил его Иван и, помешав ложкой чай, в той же успокоительной манере добавил: - Смею вас заверить, накануне болезни Аида никого не убивала. Если вы желаете более полного отчета, то за минувшую неделю вашу сестру дважды могли убить. Она постоянно подвергается риску. Ничего удивительного, что у нее нервный срыв.
- Вы говорите о ней, как о гениальной балерине или певице, - усмехнулся Родион.
- Она тоже гениальна в своем роде, - не поддержал его иронии Мадьяр.
- И в какой же области?
- Родя! - Патимат боялась, что между мужчинами вспыхнет ссора, но Иван держался подчеркнуто вежливо, если не сказать аристократично.
- В области авантюры, блефа или просто театральной игры. Есть театральная игра без театра. Представьте себе артиста не на сцене, а среди зверья. Один неверный шаг, фальшивый взгляд, лишнее слово - и его разорвут на куски. Жизнь страшнее сцены. И вот с этой точки зрения, она - гениальная актриса! - В полной тишине Иван отпил горячего чаю и признался: - Вчера Аида бредила по-венгерски. Обращалась к какому-то ребенку Кажется, к мертвому ребенку. Или к нерожденному. Вы не знаете, кто это?
Родион покачал головой, а Патимат встрепенулась, как будто о чем-то вспомнила.
- А сегодня она бредила по-аварски. Просила у меня крепкого чаю с кислыми яблоками. Любимый напиток прабабушки...
На третий день Аида пришла в себя и действительно попросила "бабушкиного чаю".
- Мне снился глупый сон, - сообщила она домочадцам. - Я сидела в спичечном коробке со своим старым знакомым, жуком-рогачом. Он был огромен и страшен, а я совсем "пицике", жалкая замарашка. Жаль, что бабушки нет, она умела толковать сны.
Аида совсем забыла, что ее брат-психиатр тоже умеет толковать сны. Правда, толковать по Фрейду. Но ни брата, ни Фрейда она больше не брала в расчет.
Первый вопрос, который она задала Ивану, когда их оставили наедине, звучал так:
- Ты узнал, кому принадлежит дача?
- Нет. Я почти не отходил от тебя, пока ты болела.
1,
- Мне на это наплевать!
- Знаю только, что Борзой улетел в Екатеринбург и дача в данный момент пустует.
- Может, проберемся в дом?
- Там - сигнализация, а во флигеле - сторож, да еще собаки, немецкие овчарки. Безнадега.
- Тогда придется действовать наугад.
- Дай мне еще денька три-четыре, - попросил Мадьяр. - Я выведу на чистую воду хозяина этого гадюшника!
- Слишком много просишь. Это может стоить моей драгоценной жизни. Бескровное лицо девушки не утратило способности ухмыляться.
- Послушай, они ни черта не поняли! Борзой укатил в Катю в полной уверенности, что разделался с тобой! Иначе он бы не двинулся с места.
- Ошибаешься, мой милый. Борзой может думать, что ему угодно, но человек, которому принадлежит дача, прекрасно знает меня в лицо. И, раз пошла такая пьянка, в покое не оставит. Вопрос только в том, кто первым нанесет удар...
На четвертый день кое-что прояснилось само собой.
Ее разбудил телефонный звонок.
- Это Вах, не узнала? Что же не приходишь за деньгами, спасительница?
Он никогда раньше не звонил ей, между ними существовала односторонняя связь, потому что Аида, то бишь Инга, не давала ему своего телефона.
- Я заболела.
- Надо же, какое совпадение! Я тоже болею! Представь себе, до сих пор мучаюсь с желудком после того гребаного китайского ресторана! Ну, ты и удружила!
- Извини, не думала, что у тебя такой изнеженный организм. Ты производишь впечатление человека, прошедшего огни и воды.
- А ты, оказывается, умеешь льстить. Ладно, оставим лирику для нашей встречи. Когда тебя ждать?
- Завтра.
- Где?
- Раз ты мучаешься желудком, так сиди дома и держи под кроватью горшок. Я приеду в полдень и привезу тебе отличное снадобье.
- Отравить хочешь?-засмеялся он.
- Я выпью то же самое на твоих глазах.
- Ну, ты известная фокусница! - не переставал смеяться Вах. - Кстати, вчера звонил Дон. Для тебя тоже есть кое-какие новости, но не телефонный разговор. До завтра.
"Если это не блеф и Дон действительно звонил ему, то шеф вполне мог сообщить мой телефон. Они теперь с Вахом компаньоны. Должны доверять друг другу. Если дача принадлежит Ваху, тогда он в курсе моего разговора с Борзым. А значит, мог передать его содержание Донатасу. И тогда надо сматывать удочки, ехать во Львов, идти под венец, разливать в бутылки дешевое венгерское вино".
Иван ночевал в гостинице, и она не стала его дожидаться. Зарядила пистолет, бросила его в сумочку. Быстро приняла облик Инги и спустилась вниз.
Она направлялась к Летнему саду. Ноги сами несли туда, где можно уединиться, пошептаться с беломраморной Талией. Это всегда поднимает ей настроение, особенно, когда она гуляет по Летнему в парике и с мушкой на носу. Но сегодня она нарядилась не для того, чтобы потешать богов и богинь.
Аида смотрела на часы. Половина двенадцатого. Скоро полдень. Завтра в полдень она встречается с Вахом. Завтра может быть поздно. Тот, кто устроил ей ловушку на даче, должен бы поторопиться. Пошли четвертые сутки, а она все еще ходит по этой земле. И не просто ходит, а замышляет ответный удар. Он не может об этом не догадываться.
