— Леди и джентльмены! Наш самолет компании “Панамерикэн” совершает регулярный рейс из Сан-Хосе в Панама-сити. Время полета — час двадцать минут. Просьба пристегнуться ремнями и до посадки воздержаться от курения. Желаю вам приятного путешествия! — Голос стюардессы звучал мягко, приветливо. Даже надоевшему, заученному, тысячи раз повторенному и слышанному тексту он придавал теплоту и какую-то домашнюю интимность.
Под крылом поползли черепичные крыши домиков, окруживших аэропорт Эль-Коко. Потом они стали крениться набок, также, как зеленые рощицы и шоссейная дорога с крошечными, игрушечными автомобильчиками. Слева проплыла и растаяла в дымке вершина вулкана Иразу. Самолет выровнялся и взял курс на Панаму. Прижавшись лбом к холодному стеклу иллюминатора, Клодин беззвучно плакала. Исель обнял её за плечи, привлек к себе:
— Родная! Ты чем-то расстроена? Почему ты плачешь?
— Я боюсь за тебя, за себя, за нас. Особенно за тебя, Исель. Они начали охотиться за тобой, и я чувствую, сердцем чувствую, что произойдет что-то страшное.
— Да нет же, любимая! Всё самое страшное, верь мне, позади! Мы вместе, и ничто нас не разлучит.
— Дай-то бог! Дай-то бог!
Прошло еще несколько дней.
И хотя не было никаких очевидных признаков того, что развязка приближается, в Хе-дос прекрасно понимали, что ждать её долго не придется.
Сведения, полученные полковником Монтехо от О'Тула (после его поездки в Вашингтон) и от вернувшегося из Сан-Хосе капитана Прьето, позволили панамской контрразведке внести серьезные коррективы в план операции “Дело о бананах” и сосредоточить внимание, все усилия на предотвращении террористической акции заговорщиков. Была усилена персональная охрана президента, главы правительства и членов кабинета министров. На границах Панамы, в морских и авиационных портах ввели строжайшую проверку документов всех приезжающих. И всё-таки, несмотря на принятые меры, никого подозрительного заметить так и не удалось. Сложнее, разумеется, дело обстояло с Зоной канала: её обитатели пользовались правом экстерриториальности и попадали в Бальбоа-Хайтс или на военные базы, минуя панамских пограничников и таможенные власти. О проверке же лиц, прилетавших на американские аэродромы, не могло быть и речи.
Но Бартоломео Монтехо в панику не впадал и не унывал. Он надеялся, что сотрудникам департамента Хе-дос в ближайшее же время удастся напасть на след “егерей” и сорвать запланированную ЦРУ “большую охоту” в Панаме. Его уверенность передалась и другим участникам операции по обезвреживанию заговорщиков.
— Видишь, сынок, — сказал как-то Иселю полковник Монтехо, — нам удалось опередить наших противников, и сейчас по всей Латинской Америке бушует буря. Люди во многих странах на континенте с беспокойством следят за развитием событий и у нас, и в Гондурасе, и в Коста-Рике. Так что реакции совсем непросто решиться на открытое выступление. Да ты прочти, прочти, — он пододвинул капитану газету.
В передовой статье колумбийской “Боготано” от 7 июня, озаглавленной “Народы Латинской Америки, будьте бдительны!”, говорилось: “Не исключено, что в ближайшие дни телетайпы разнесут по всему миру сообщения о переворотах в Панаме, Перу, Гондурасе и Коста-Рике, правительства которых проводят независимую политику, защищают свои национальные интересы и природные богатства и потому не нравятся “Чирики лэнд”, “Стандард фрут” и другим монополиям-янки. Народы Латинской Америки должны совместными действиями противостоять заговору правых…”
— Теперь-то ты осознал, голубчик, как важна была твоя миссия в Сан-Хосе? Вот и прекрасно. За успешное её выполнение я отменяю свой прежний приказ о месяце домашнего ареста. Ясно?
— Так точно, господин полковник!
— Ну, а если нам удастся осуществить задуманное и к двадцать пятому числу завершить операцию, придется, видно, представлять тебя к майорскому званию. К свадьбе, как раз.
— До этого ещё дожить надо, господин полковник.
— Будет, будет так мрачно смотреть на жизнь. Доживешь. И ещё меня сменишь в этом кресле, — полковник грустно улыбнулся, махнул рукой: — Ладно, ступай с богом!
Через два дня после этого разговора Исель Прьето получил заказную бандероль из Тегусигальпы. Разорвав пакет, капитан высыпал на стол содержимое. Там оказались открытки с видами Неаполя, Капри, Рима, Милана и четыре конверта, надписанных по-французски незнакомым бисерным почерком. Исель еще раз заглянул в пакет и увидел, что внутри приклеился листок бумаги. Это была записка от Фрэнсиса ОТула:
“Дорогие, друзья! Мы постепенно обживаемся на новом месте. Устроились неплохо. Но довольно непривычно и скучно здесь без близких, без друзей. Работы немного. Собираю материалы для книги (эта строчка дважды жирно подчеркнута). Надеюсь, Исель, кое-что смогу скоро тебе переслать. А пока ознакомься с тем, что я получил из Италии от нашего неугомонного Леспер-Медока. Мы часто вспоминаем вас. Обнимаем. Фрэнк и Глория”.
Разложив открытки и письма в соответствии с датами на штемпелях отправления, капитан достал портативную пишущую машинку. Пристроил её на журнальном столике подле дивана, где, уютно свернувшись, Клодин читала какой-то старинный роман.
— Клод, помоги мне, пожалуйста! Я во французском не силен, а тут ещё от руки…
— Охотно, милый! О чём ты говоришь!
Эпистолярные “труды” Жака Леспер-Медока, если отрешиться от их витиеватости и пристрастия автора к красивой позе, и впрямь были прелюбопытнейшими.
“Милая Гло! Фрэнк!
Еще в Буэнос-Айресе я говорил вам о том, что издательница шикарного журнала “Плеймен” сеньора Аделина Таттило пригласила меня провести отпуск в Италии. В Европу я отбыл, к сожалению, без Люси, которая уехала на горный курорт с нашим приятелем Сумаррагой. Помните, солидный такой судовладелец? Вы, по-моему, встречались с ним у меня. Или нет? Но это не имеет значения. И вот наконец я в Вечном городе. К моим услугам машина, два чичероне. Сеньора Таттило великодушна и очаровательна. Ввела меня в круг своих высокопоставленных друзей. Заказала статью. Тему уточняем. Целую.
Ваш Жак”.
“Гло!!! Фрэнк!!!
Жизнь в столице столиц, роскошь, окружающая меня, пьянят, волнуют. Приемы, коктейли, внимание прекраснейших женщин из высшего римского света. Я живу, как в сказке. Сеньора Аделина Таттило сказала, что потрясена моим эссе в “Плейбое” про ультралевых. Она представляет меня своим влиятельным знакомым не иначе, как “это наш любимец”, “наш маленький Хемингуэй”. Мы договорились, что я обязательно напишу для её журнала большую статью-исследование о неофашистах в Италии. У меня грандиозные замыслы: показать на фактах, документально, какую угрозу для демократии представляют эти чернорубашечники. Но сеньора настаивает, чтобы я не очень перегибал палку. “Можно отпугнуть молодых читателей”, — заметила она. Пустяки! Как-нибудь договоримся. Всегда можно прийти к разумному компромиссу, не так ли?
Жак”.
“Друзья! От Люси пришла открытка авиапочтой и фотография. Она похорошела на природе. Ещё бы! Курорт в Андах. Чистый горный воздух. Приличная публика. Знаете, кого я встретил в Риме?
Джеймса Драйвуда. Да! Он уже несколько месяцев живет в Риме. Открыл на улице Абруцци отдел изучения рынка. Но делами ИТТ почти не занимается. Играет в гольф, в бридж, ездит на Капри (там у него яхта), от политики совсем отстранился. Поговорили мы с ним по душам. Симпатичный он человек, Фрэнк. Думающий! Меня обласкал. Пригласил в гости. Завтра загляну к старику. Или послезавтра. Всё зависит от того, когда состоится прием у герцогини Агридженти, где я должен обязательно быть. До свидания, дорогие! Не забывайте своего Жака”.
“Милые-милые! Глория и Фрэнк! До субботы останусь в Милане. В этом городе, как и в Риме, у неофашистов сильные позиции. Мне предстоит кое с кем повидаться, взять интервью для моей статьи, которая — это уже решено — будет печататься с продолжением в трех номерах “Плеймена”. Гонорары у них, старик, закачаешься! Так, глядишь, я к своему громкому имени прибавлю и солидную сумму. Начинаю прикидывать, не стоит ли вообще уйти на вольные хлеба. Куплю себе здесь домик. Лучше, конечно, у моря. Стану писать книги. Мы с сеньорой подумали на досуге и пришли к выводу, что материал об итальянских неофашистах нужно делать объективно. Во-первых, потому что фашизм (в хорошем смысле слова, не путай его с нацизмом!) зародился здесь, на этом полуострове. Во-вторых, я уже познакомился с некоторыми руководителями “черного движения”. Это умные, рассудительные люди. Энергичные. Они хотят одного: порядка! Конечно, в каких-то вещах неофашисты заблуждаются, кое в чём не правы. Но это — дело времени: с возрастом поумнеют, поймут… Да, чуть не забыл. Навестил я нашего старикашку Драйвуда. Скуповат он, конечно. Кроме спагетти, красного “кьянти” да ещё салата, который я не выношу, ничего не было. Но зато я познакомился у Джеймса с интересными людьми. Оказывается, Джон Маккоун, бывший директор ЦРУ, тоже сейчас проживает в Риме. Видишь, всем полезен итальянский климат. Слушай, Фрэнк, а может, и тебе с Гло перебраться в Европу? Плюнь ты на свой Гондурас. Чего прозябать в этой тропической дыре! Только скажи, и я обязательно посодействую тебе. У меня связи — первый класс! Ах, дьявол, отвлекся. Значит, меня представили Джону Маккоуну — теперь он член руководства “Интернейшнл Телефон энд Телеграф” и курирует дочернюю компанию ИТТ в Милане. Очень приятный джентльмен. Помог мне с поездкой в этот город. Ах, Фрэнк, я становлюсь здесь заметной фигурой. Нужен всем. Просто нарасхват! Грустно, что Люси почему-то молчит. Я послал ей телеграмму, поскольку мне придется задержаться в Италии ещё на месячишко. Но от неё ни слова. Не случилось ли чего с моей птичкой? Но прочь, прочь дурные мысли! Всё будет хорошо. Господи, как чудесно устроена эта жизнь!
