— Какой выкидыш? — выкрикнула Лида в спокойное, холеное лицо.
— Обыкновенный. Вас привезли к нам с подозрением на внутриутробную смерть плода. Плод действительно оказался нежизнеспособным. Мы поставили вам капельницу с глюкозой и витаминами, чтобы попробовать поддержать его. Но у вас от нервного перенапряжения началась активная родовая деятельность.
— Я подам на вас в суд, — тихо и решительно произнесла Лида.
— Это ваше право, — пожала плечами Амалия Петровна.
Выйдя из операционной, она быстрым шагом направилась к себе в кабинет, заперла дверь изнутри, сняла телефонную трубку и набрала номер.
— Все в порядке. Сырье есть, — быстро сказала она.
* * *
Бориса Симакова вторую ночь подряд мучила бессонница. Он пробовал все вечернюю прогулку, теплую воду с медом, валерьянку с пустырником. Но заснуть не мог. Было искушение — принять таблетку снотворного. Но он знал свой организм и не хотел к навалившимся проблемам прибавлять еще одну: ведь две-три ночи со снотворным, и потом без него вообще не уснешь, и надо будет все увеличивать дозу.
Жена Регина не могла спать при свете. В соседней комнате посапывал трехлетний Тема. Измотанному Симакову оставалось сидеть на кухне и читать детективы Чейза. Раньше после пяти-шести страниц любого иностранного детектива он засыпал моментально. А теперь заканчивал читать уже сто двадцатую страницу, а сна не было ни в одном глазу.
Впрочем, в теперешней его ситуации уснуть мог бы только человек с железобетонными нервами.
Одно дело — высказать все этой страшной бабе, швырнуть ей в морду заявление об уходе, хлопнуть дверью. И совсем другое — остаться наедине с результатом этого приятного, красивого поступка, который доставил ему истинное удовольствие.
С какой радостью вышел Борис из кабинета Зотовой! Он шел домой по пустым улицам и думал, что дальше все будет хорошо, просто отлично. Он закончит ординатуру в будущем году, найдет работу в каком-нибудь кооперативе, а если повезет — в частной клинике. Почему нет? Он классный специалист, такие везде нужны. Потом можно будет заработать на небольшую квартирку в Москве, обменять Лесногорскую с доплатой, машину купить. Можно ведь зарабатывать деньги, не делая тех гадостей, которые он делал, работая с Зотовой. Да, теперь все будет хорошо!
Но от радости не осталось и следа после утреннего разговора с женой. Выслушав новость, Регина сказала:
— Ты с ума сошел? На что мы будем жить?
— Да ты хоть знаешь, чем мне там приходилось заниматься?
— Не знаю и знать не хочу. Ты кормил семью. Если вы с Зотовой воровали, так все воруют. Главное — не попадаться.
— А ты хоть представляешь, что именно мы воровали?
— Мне это неинтересно.
На сем разговор был окончен. Итак, Симаков потерял работу, а теперь может запросто потерять и семью. У Регины было твердое убеждение: мужчина обязан кормить семью, а если не может — он не мужчина, не муж и не отец.
В результате своего красивого жеста Борис теперь не только кормить, но и гарантировать безопасность своей семье не может. Угрозы Зотовой — не блеф. Значит, либо надо приползти к ней на брюхе: «Амалия Петровна, простите меня, дурака, погорячился», либо идти против нее.
Первое было невозможно. Он потерял бы уважение к себе, растоптал бы себя самого. Остается второе: потягаться с Зотовой. А почему нет? Пожалуй, это единственно возможный и достойный вариант.
Решение созрело, и Симаков наконец смог спокойно заснуть.
* * *
Дверь, за которой могла бы скрываться лаборатория, Валя Щербакова нашла в самом конце коридора, в маленьком закутке. Раньше Валя ее не замечала, но теперь, подойдя поближе и разглядев внимательно, обнаружила, что дверь эта отличается от других — она стальная, с каким-то мудреным замком, и на ней нет никакой таблички. Ни разу за всю свою практику Валя не видела ее открытой.
«Да, скорее всего лаборатория именно там, за стальной дверью. А что толку? Я все равно туда не войду, — подумала она. — Надо последить за Зотовой, посмотреть, кто входит туда, кроме нее, что туда приносят, что выносят оттуда».
Валя побрела по коридору к ординаторской, размышляя о том, что пользы от ее шпионажа будет мало. Если и правда в больнице происходит весь этот кошмар, доказать ничего не удастся. Не допустят…
Дверь в маленькую отдельную палату, где лежали послеоперационные больные, была приоткрыта. Вале показалось, что оттуда раздаются тихие всхлипывания.
В палате было темно и душно. Лежавшая на койке женщина горько плакала.
— Что случилось? — тихо спросила Валя. — Вам плохо?
— Да, — ответила женщина, — мне плохо. Я так хотела девочку. Она была живая, я бы выходила ее.
— Вам сделали искусственные роды? — догадалась Валя и присела на край койки.
— Да. Но сказали, что был выкидыш. Валя взяла женщину за руку. Рука была ледяная.
— Хотите, я вам чайку горячего принесу?
— Девушка, миленькая, который сейчас час? — Женщина приподнялась на койке.
— Без десяти одиннадцать.
— Я вам номер скажу, вы позвоните; пожалуйста, моему мужу. Конечно!
* * *
Георгий Глушко ждал звонка. Вечером, когда он пришел домой с работы, теща, сидевшая с детьми, сообщила:
— Звонили из консультации. Лидочку прямо оттуда увезли в больницу на обследование. В какую именно больницу и что случилось, не сказали.
Георгий сильно нервничал. Вера Александровна покормила ужином его и детей и уехала домой.
— Станет известно что-нибудь, сразу звони, — сказала она на прощание, звони в любое время. Завтра суббота, я приеду утром, посижу с мальчиками, а ты отправляйся к Лидуше в больницу. Только узнай, в какую.
В десять вечера Георгий уложил детей, прочитал им очередную главу «Пеппи Длинныйчулок», погасил свет в детской и отправился на кухню. Поставив чайник на огонь, он закурил и стал думать: что могло случиться с Лидой?
У нее уже двадцать вторая неделя. До сегодняшнего дня все шло нормально. Интересно, в какую ее увезли больницу? И зачем? Почему до сих пор никто не звонит?
Впрочем, было бы что серьезное, сообщили бы. Сейчас уже поздно, а завтра утром Лидуша сама позвонит. Но лучше бы сегодня узнать.
В коридоре раздалось шлепанье босых ног, на пороге кухни возник двухлетний Данилка.
— А где мама? — спросил мальчик, сладко зевая.
— Мама немножко заболела, ее повезли в больницу. Полечат и отпустят.
— Я хочу к маме, — строго сказал Данилка.
— Ты сейчас поспи, а завтра утром мы поедем, маму заберем домой.
— Я не хочу спать. Поехали сейчас. Я хочу к маме.
Георгий отнес Данилку в кроватку, посидел с ним немного, гладя мягкие, шелковистые волосенки — так делала Лида, когда мальчик не мог заснуть: сидела с ним и тихонько гладила по головке.
— Ну, пожалуйста, — уже засыпая, пробормотал Данилка, — поехали сейчас к маме.
Когда мальчик наконец уснул, Георгий вышел на цыпочках из детской, прикрыл дверь и вернулся на кухню.
«Ведь наверняка есть какая-то общая справочная служба, где сообщают, в какую больницу отвезли человека, — размышлял Георгий, — но нет телефонного справочника в доме, а если звонить по „09“, придется занять телефон на час, не меньше — там постоянно занято. А вдруг Лидуша сама будет звонить в это время или кто-то из больницы?»
Чайник давно закипел, Георгий налил себе чаю, закурил еще одну сигарету. И тут раздался телефонный звонок.
— Лидуша? — крикнул Георгий, схватив трубку.
— Здравствуйте, Георгий Иванович, — отвечал незнакомый молодой голос, меня зовут Валя. Ваша жена просила позвонить.
— Вы из больницы? Где она? Что случилось?
— Лидия Всеволодовна в Лесногорской городской больнице, в отделении гинекологии.
— В Лесногорской? Это же сорок километров от Москвы! Что с Лидушей?
— Георгий Иванович, я понимаю, глупо так говорить, но вы все-таки постарайтесь успокоиться. Лидии Всеволодовне сделали искусственные роды.
— Но ведь все было нормально! Зачем?
— Я пока ничего не могу вам сказать, — вздохнула Валя, — я студентка, а здесь просто практику прохожу. Вы приезжайте завтра, фруктов ей привезите, соков каких-нибудь, а главное — постарайтесь ее успокоить.
— Как она себя чувствует? — упавшим голосом спросил Георгий.
— Ну, в общем, ничего. Только плачет все время. У вас есть дети?
— Да, — растерянно ответил Георгий, — трое мальчиков.
— Ну, слава Богу. Вы обязательно завтра приезжайте.
— Спасибо вам. Скажите Лиде, дома все нормально. Дети спят.
«А ведь его не пустят!» — подумала Валя, повесив трубку.
В ординаторской закипел чайник, она налила два стакана, бросила в карман халата горсть карамелек и сушек и отправилась в послеоперационную палату.
А Георгий Глушко достал из холодильника непочатую бутылку водки, налил себе полстакана, выпил залпом, закусил кусочком черного хлеба.
