— Подожди, я первый, — отстранил ее Гоша.
В руке у него был зажат пистолет. В квартире было темно и тихо. Только в ванной капала вода из неисправного крана. Подождав несколько секунд, Лена громко произнесла:
— Нет никого. Убери свою пушку.
— Ты что? — испуганно зашептал Гоша, продолжая сжимать пистолет. — Откуда ты знаешь?
— По запаху чувствую. Как собака, — усмехнулась Лена и зажгла свет в прихожей. Под ковриком она обнаружила точно такое же темно-коричневое пятно, как и снаружи.
Сняв сапоги, она плотно задернула шторы на кухне и в обеих комнатах. Потом везде включила свет и весело предложила:
— Может, чайку попьем?
— Какой чаек! Ты что! Поехали скорей отсюда. Они же могут вернуться в любой момент.
— Подожди, сейчас поедем. Надо все осмотреть как следует.
Осмотр не дал ничего. Кинув в рюкзак кое-какие мелочи, которые забыла прихватить, когда в спешке убегала из дома, отключив пустой холодильник, Лена последним, почти прощальным взглядом оглядела обе свои комнаты. Вряд ли до отлета в Нью-Йорк она решится заглянуть домой еще раз. Лучше уж оставшиеся дни пожить у тетушки на Шмитовском.
И вдруг взгляд ее упал на письменный стол. На столе лежал сложенный вчетверо листок бумаги — до этого она просто не обратила на него внимания.
— Кажется, это привет из Лесногорска. — Лена осторожно взяла листок, развернула и даже присвистнула от удивления.
Гоша заглянул ей через плечо и тоже присвистнул.
Это была переснятая на ксероксе иллюстрация из медицинского учебника, вероятно, дореволюционная, судя по подписи со старой орфографией. Гласила эта надпись следующее: «Продольный распил замороженного трупа беременной. Срок 25 недель». Именно это и было изображено на старинной фотографии.
— А нервишки-то сдают у мадам Зотовой, — задумчиво произнесла Лена.
— Почему ты думаешь, что это именно она?
— А ты сам подумай. Явиться ко мне домой только для того, чтобы оставить такое вот, с позволения сказать, послание, могла только натура нервная и впечатлительная. Это — акт истерики, бессмысленный и рискованный. Ну представь себе — человек берет старый учебник, переснимает такую вот веселую картинку, потом заходит в чужую квартиру и кладет на письменный стол. Смысл?
— Ну, она хотела напугать тебя… — робко предположил Гоша.
— Надо быть идиоткой, чтобы вообразить, будто после всего пережитого я испугаюсь какой-то картинки. Но Зотова — не идиотка. Просто у нее чувства перевешивают здравый смысл. Ведь эту бумажку ничего не стоит назвать угрозой с целью шантажа. Есть, кажется, такая статья? Причем угроза не просто была брошена в почтовый ящик, а доставлена непосредственно в квартиру. В общем, спасибо большое Амалии Петровне. Теперь мы имеем не только две кассеты, но еще и красивую картинку. Завтра утром я позвоню Кротову. А сейчас поехали на Шмитовский. Я устала сегодня. Хочу есть и спать.
— Знаешь, я тоже голодный как волк. Я одно кафе знаю, на Пресне, недалеко от твоего Шмитовского. Маленькое, тихое, и кормят там вкусно. Поехали, я угощаю. Мы с тобой сегодня заслужили хороший ужин.
…В квартире Зои Генриховны было темно и тихо. Лена знала, что тетушка ложится спать рано. Только Пиня показался ей немного странным. Он вяло лизнул ей руку, без всякой радости отправился гулять.
Во дворе пес поднял свою тонкую мордочку в белесое ночное небо и жалобно завыл. Лена спустила его с поводка, но бегать он отказался.
«Он ведь тоже старик, — подумала Лена, — поэтому сейчас сонный, вялый».
Субботу Лена собиралась полностью посвятить переводу рассказа. До отлета надо было успеть подготовить его к публикации. Работа есть работа, несмотря ни на какие погони и угрозы. Только вот Кротову надо позвонить, договориться о встрече, отдать ему кассеты и картинку.
* * *
В кафе действительно было тихо и уютно. Лена удивилась: как же, прекрасно зная на Пресне каждый закуток, каждый дворик, она никогда не замечала прежде этого чистенького, приличного кафе?
Они просидели там почти до полуночи. Когда принесли счет, Лена полезла в сумочку за деньгами.
— Ну мы же договорились! — возмутился Гоша.
— Ты будешь платить за своих девушек. А я пока твоя начальница. — И она протянула деньги официанту.
* * *
Амалия Петровна чувствовала себя замечательно. Она достала сырье, все получилось чисто и без накладок, если не считать неприятной реплики этой самой Глушко: «Я подам на вас в суд».
Но ничего, можно пару раз зайти к ней в палату, поговорить ласково и участливо, расположить к себе. Уж это Зотова умела!
Немного беспокоила еще одна мысль: зачем она пошла на эту дурацкую детскую выходку с иллюстрацией из учебника Бумма? Ей просто надо было излить свою ненависть к Полянской, когда она узнала о взрыве «скорой» и гибели троих мальчиков.
«Из-за этой гадины у нас пошла полоса одних неудач. Надо ее хоть как-то проучить, а то ей все сходит с рук!» — думала Зотова, заходя в чужую квартиру и кладя на письменный стол свое послание.
Теперь, когда ненависть немного утихла, Зотова поняла, что поступила глупо и рискованно. Но она не могла отказать себе в удовольствии — представить лицо Полянской, когда та на своем письменном столе увидит продольный распил трупа на картинке.
Немного пожурив себя за легкомыслие, Амалия Петровна вбила в очищенную кожу лица легкий ночной крем, погасила свет и легла спать. Завтра она устроит себе маленький праздник.
Завтра суббота.
* * *
В субботу в десять часов утра к воротам Лесногорской больницы подъехал «жигуленок» Кротова. Рядом с Сергеем сидел Георгий Глушко.
Из будки у ворот лениво вышел охранник в камуфляже, с автоматом и милицейской дубинкой.
— Вы куда? — сонно спросил он.
— У меня здесь жена лежит, я навестить, — объяснил Георгий, высунувшись из окна машины.
— Отделение?
— Гинекология.
— Фамилия?
— Глушко Лидия Всеволодовна.
Ни слова не говоря больше, охранник скрылся в будке. Через несколько минут оттуда вышел другой, внешне почти не отличимый от первого, но не такой вялый.
— Ваша жена в послеоперационном боксе, — сообщил он. — К ней пока нельзя.
— Могу я поговорить с лечащим врачом? — Глушко был спокоен и вежлив. Кротов пока молчал.
— Сегодня суббота. Есть только дежурный врач, но он занят. Лечащий врач будет в понедельник, с десяти до шести.
— Спасибо. А в понедельник вы меня пропустите?
— Да.
— Еще раз спасибо. А передачу можно оставить?
— Давайте, — охранник протянул руку.
— Что, прямо вам? — удивился Георгий.
— Мне, — кивнул охранник, — только фамилию на пакете напишите.
Отъехав от ворот больницы на приличное расстояние, Кротов притормозил у автобусной остановки и спросил, где городское отделение милиции.
— Можно я с тобой? — спросил Георгий, когда они остановились у отделения.
— Пошли, — кивнул Кротов, — так даже лучше.
Начальник отделения капитан Савченко, несмотря на выходной, был на месте. Неожиданному визиту подполковника с Петровки он был Удивлен и слегка напуган.
— У вас не больница, а прямо секретный объект, — улыбаясь, начал Кротов. Вот у моего друга, Георгия, вчера туда жену привезли. Странно, что из Москвы понадобилось ее отправлять в Лесногорск. У вас здесь что, специалисты какие-нибудь особенные?
— Специалисты у нас правда хорошие, — спокойно подтвердил Савченко.
— Ну, в Москве, вероятно, тоже есть не хуже, — заметил Кротов, — а ребята в камуфляже, наверное, их охраняют, специалистов ваших, чтоб никто не похитил? И заборище такой с колючкой, осколками — тоже поэтому?
Савченко через силу улыбнулся.
— Понимаете, — пустился он в объяснения, — в больнице работает экспериментальная лаборатория. Лекарства новые изобретают. Лекарства эти уже выпускаются небольшими партиями, стоят безумных денег. Я точно не знаю, но говорят — они даже рак лечат. Поэтому и охрана, и забор.
— А заявление Полянской Елены Николаевны к вам поступало?
Вопрос был неожиданный, и Кротов заметил, как побледнел капитан.
— Поступало, — ответил он после небольшой паузы.
— Можно взглянуть?
— Да… — растерянно кивнул Савченко. — Но оно уже в архиве. Я могу вам показать регистрационный номер…
На самом деле заявление так и осталось лежать в кармане его кителя. Он вспомнил об этом только сейчас. Но не доставать же из кармана при этом подполковнике!
— Почему в архиве? Оно ведь поступило совсем недавно? — удивился Кротов.
— Недавно, — кивнул Савченко, — но я уже все по нему проверил, заявителю отправлен официальный ответ.
— И какой?
— Об отказе в возбуждении уголовного дела. Могу копию показать.
— Не надо. — Кротов достал из кармана пачку сигарет, предложил Савченко и Глушко. Все трое закурили. — Вы мне можете в двух словах рассказать, что было в заявлении гражданки Полянской? — спросил Кротов, глубоко затянувшись и выпустив дым колечками.
