— А вот это уж не без твоей помощи, — заметила я.
— Я по натуре человек миролюбивый и гуманный и оказывать по мере моих сил помощь ближнему почитаю за долг, — отпарировал Тимур.
— Ближе к делу, господин президент, — не выдержал молчаливо сидящий за компьютером Лейсман.
— Не мешай, Аркадий Иосифович. Дай поговорить с моей хорошей знакомой, тем более, как это ни печально, я вижу ее в последний раз.
Зловещее замечание Анкутдинова не вызвало у меня никаких дополнительных эмоций — я и так приготовилась к самому худшему.
— Как ты знаешь, Танечка, — продолжал он, — мы решили продать все базовые данные проекта, как-то: исходную формулу перцептина, процессы его синтеза, график дозировок и приема, рассчитанный на максимум отдачи. Ко всему этому мы приложили видеозаписи игр команды «Атлант», чемпиона МАК, их и было-то всего две, и, что главное — данные компьютерного тестирования всех участников команды. Тестирование по методике твоего подопечного Светлова. Умный паренек, я тебе скажу, этот Светлов, хотя по виду и по поведению порой дебил дебилом. Да и пора ему — уже сколько сидит на перцептине!
— Ну и ублюдок ты, Тимур! — не выдержала я.
— Господин Блэкмор просмотрел все то, что мы предоставили ему, и удостоверился, что проект «Светлячки» действительно потрясающая вещь и стоит тех двадцати миллионов долларов, которые он намерен заплатить за дискету с полной базой данных по проекту. Он признал, что благодаря этому гениальному изобретению человечество сможет вырастить по собственному желанию целое племя гениев, способных за малое время перевернуть мир. Время действительно малое, поскольку перцептин за год превращает нормального умного человека в совершенного идиота. Я говорю «нормального», потому что психически больной человек может работать под воздействием перцептина вдвое-втрое больше. Все эти расчеты есть в проекте.
— Это все работа вашего гениального Светлячка? — процедила я сквозь зубы. — Дайте мне хоть поглядеть на этого ублюдка, который свой божий дар растратил ради наживы таких, как вы.
— Не волнуйся, увидишь. Вы умрете вместе, потому что господин Блэкмор отказался от услуг автора проекта.
— А, за что боролся, на то и напоролся? — злорадно резюмировала я. — Так и надо этому Светлячку, хоть и то в радость. Ну, выговорился, можешь теперь и пристрелить.
— Не спешите так, дорогая моя, — подал голос Тимофеев, — Тимур Ильич не сказал вам о самом приятном моменте в заключительном периоде вашей биографии.
— Господин Анкутдинов, — вмешался Ставицкий, коротко взглянув на прищелкнувшего пальцами Блэкмора, — не пора ли показать обещанное?
— Разумеется, — кивнул Анкутдинов. — Новаченко, отвяжи ее. Смотри, Татьяна, чтоб у меня без фокусов, а то Александр Иванович у нас сегодня что-то не в настроении.
— Что вы хотите сделать?
— Да так… Маленький эксперимент. Надеюсь, ты умеешь пользоваться компьютером?
— Обижаешь, Анкутдинов. Мы же с тобой вместе на них в институте работать учились.
— Прости, запамятовал. Сейчас ты пройдешь маленький тест, а потом тебе скажут, что делать. Кстати, твои друзья уже прошли этот тест. Результаты у них довольно средние, все-таки пять дней без дозы.
— А-а-а, — протянула я, — что, хочешь записать меня в «светлячки»?
— Аркадий Иосифович, подключи-ка монитор компьютера к экрану, чтобы нам всем было видно, что она там маркитанит. Смотри, Танечка, не вздумай портить аппаратуру, — как маленькому ребенку, погрозил пальцем шеф «Атланта».
Я фыркнула и села на уступленный Лейсманом табурет.
Тест был совершенно идиотским, как мне показалось. Отдельные вопросы типа: «Сходятся ли рельсы на горизонте?» или «Поезд идет с востока на запад, самолет летит с запада на восток. Кто движется быстрее?» — особенно меня позабавили. Конечно, были вопросы и на чистый интеллект, и на эрудицию, но в целом перечень вопросов, схем, которые надо было заполнить, графиков, которые надо было начертить, ассоциативных рисунков и геометрических фигур, которые нужно было распределить по цветам спектра, и еще тому подобное — все это показалось мне бессмысленным и нелепым.
Заполняя тест, я хмыкала и хмурила брови: неужели это тоже из хваленой методики гениального Светлячка?
— Так. Хорошо, — сказал Лейсман, окидывая беглым взглядом экран и подходя к компьютеру. — Посмотрим результаты.
Говоря это, он косо посмотрел на насторожившегося американца, тупо следящего за происходящим маленькими глазками.
На экране высветился ряд цифр, ничего мне не говоривших, но, просмотрев их, Лейсман взглянул на меня, как мне показалось, со сдержанным одобрением.
— Ну что ж, не так плохо, как могло показаться, — произнес он. — У вас хорошо развита интуиция, неплохое логическое мышление. Ассоциативное мышление похуже, но тоже недурно. Общий IQ по стандартной шкале 122 балла, по спецшкале проекта «Светлячки» — 266 баллов, что составляет 113 процентов от «светлячковой» нормы — естественно, до приема первой дозы препарата — и приблизительно 135 процентов от обычного стандарта.
— Вас можно поздравить, — подытожил Тимофеев, — вы совсем неглупый человек, особенно для женщины.
— А сколько было у Светлова? — поинтересовалась я.
— У-у-у, куда полезла, — произнес Анкутдинов, — понимаешь, у него нет порога интеллекта как такового. Он намного глупее всех нас и в то же самое время намного, неизмеримо умнее.
— А Вишневский?
— У него было примерно как у тебя, — ответил Тимур Ильич, — нормальный умный парень… то есть был таким, разумеется. Ладно, хватит болтать! Тимофеев, веди ее в лабораторию. Новаченко, бери этих двух орлов, — он кивнул на Казакова с Кузнецовым, — и туда же. Пожалуйста, проходите, мистер Блэкмор, мистер Ставицки, — добавил он уже по-английски.
Тимофеев открыл почти сливающуюся с торцовой стеной белую пластиковую дверь и со своей обычной деликатностью — ох уж эти тимофеевские манеры! — пропустил меня вперед.
Помещение было примерно таким же по площади, как комната, которую мы только что оставили, но было до предела загромождено различными приборами и всяческими атрибутами химической лаборатории, как-то: банки, колбы, пробирки, реторты, всевозможные металлические конструкции для закрепления оных. Венчало все это великолепие огромное белое кресло у стены, испещренное проводами, датчиками, снабженное ремнями, рычагами, обвешанное какими-то трубочками, веревочками и иголочками. Возле кресла стоял черный электронный пульт, вероятно, координирующий деятельность всех разномастных научных причиндалов, и такой же, как в предыдущей комнате, компьютер. За пультом сидел седоватый мужчина средних лет, в белом халате и в белой шапочке.
— Вы и есть Светлячок? — спросила я у него, когда он косо посмотрел на нас и уткнулся в монитор компьютера.
— Анатолий Антоныч, ответь даме, будь добр, — вмешался Тимофеев.
Анатолий Антонович посмотрел на меня поверх очков рассеянными подслеповатыми глазами и слабо усмехнулся.
— Можно сказать, что так, — ответил он, — пока он сам болеет.
— Кто? — Я отвернулась от человека в белом халате и глянула на Анкутдинова. — Это тоже не Светлячок, Тимур?
— Слишком много вопросов, — перебил Тимофеев, буквально швыряя меня в кресло и пристегивая руки, ноги и шею ремнями. — Валяй, Антоныч!
Тот начал бодро опутывать меня проводками, прикреплять датчики и трубочки, разговаривая при этом с Тимофеевым:
— А ты моего бродягу-сынка не видал, Саш? Как сквозь землю провалился, негодяй. Вчера звонил, сказал, что у него дела.
— Ты это лучше вот у нее спроси, — ответил Тимофеев, — она лучше знает, какие у него дела.
— Кто, я? — Я непонимающе взглянула на Анатолия Антоновича, не понимая, какие дела могут быть у меня с его гипотетическим отпрыском.
— Я его последний раз видел с ней и двумя вот этими. — Тимофеев кивнул на Кузнецова и Казакова.
— Ну точно, — подал голос последний, — Хоенц говорил, что у него отец здесь работает. А до этого работал на заводе в лаборатории по измерению параметров бензина. Значит, это вы? — Казаков глянул на Анатолия Антоновича.
— Только я не работал на заводе, — рассеянно ответил тот. — Значит, он у вас?
— Анатолий Антонович работал в НИИ, он доктор химических наук, — сдержанно произнес Тимофеев. — А Хоенцу я запретил трепаться про отца.
Я вспомнила страх очкастого волосатика в ту минуту, когда он увидел Тимофеева, и поняла, что Хоенц действительно не мог сказать иначе.
— Господин Блэкмор, — сказал Анкутдинов, подводя ко мне американца, — сейчас подопытной будет произведена инъекция перцептина, и вы увидите непосредственно, что это такое и как он меняет интеллект и восприятие человека.
Мистер Дональд Блэкмор любопытственно оскалился, и в руке Анатолия Антоновича металлически блеснул иглой наполненный препаратом шприц…
