– Ой, правда? Что же вы молчали? – слезы у нее мгновенно высохли. – Так, может, я пойду?
– Погоди, вместе пойдем, – попросила Пуля, приподнимаясь со стула.
– А у нас к вам, Пульхерия Афанасьевна, если вы не против, еще есть несколько вопросов, – остановил ее Штыкин.
– Я не против, но все вещи Марины остались у меня дома, она без ключей и денег, к себе не сумеет попасть. Впрочем, звони Олегу, – Пульхерия протянула подруге свой мобильный, – может, он тебя встретит?
Марина взяла телефон и выбежала за дверь.
Игорь Петрович достал из кармана куртки ярко-желтый пакет, вынул из него несколько фотографий и веером разложил на столе.
– Пульхерия Афанасьевна, Алексей Александрович сказал мне, что вы знаете имя человека, труп которого мы нашли на даче Марины Владимировны? – с волнением спросил Штыкин. – Вот посмотрите.
Она взяла в руки одну из фотографий и усилием воли заставила себя взглянуть на то, что осталось от молодого, полного сил парня. Ей больно было смотреть на это. Пульхерия боялась вида смерти и не стеснялась этого. Слезы навернулись у нее на глаза. Сквозь их пелену она увидела синее горло Вольского. Такое же синее горло было у Оксаны. «Что же вы такое сделали, за что безжалостные руки лишили вас самого дорогого, что есть у каждого из нас, того, что дается нам свыше? И никто, кроме Всевышнего, не имеет право у нас это отнимать!» – с горечью подумала она.
– Да, знаю. Это… – Голос у нее внезапно стал густым и низким. – … это Вячеслав Всеволодович Вольский.
– Вы в этом уверены? – взволнованно спросил Штыкин.
Пульхерия кивнула.
– Я держала в руках его паспорт.
– Удивительно, как прихотливы бывают переплетения судеб, – Штыкин вскочил со стула и стал нервно ходить по комнате. – Много лет назад меня убрали из Москвы, чтобы я не смог никогда больше пресечься с этой семьей. И вот надо же такому случиться.
– Совершенно очевидно, что эти два убийства тесно между собой связаны, – заявила Пульхерия. – Скажите, Василий Карлович, если это, конечно, не секрет, когда была убита Оксана Шпак?
– По предварительным данным с двадцати до двадцати одного часа девятого июня. Смерть наступила от удушения. Никаких признаков сексуального домогательства, никаких следов наркотиков или еще чего-то в этом роде.
– А Вольский, если мне не изменяет память, в этот же вечер, но чуть позже, с двадцати двух до двадцати трех часов. И тоже смерть наступила от удушения. Правильно, Игорь Петрович?
Штыкин кивнул.
– Думаю, что сейчас самое время нанести визит Всеволоду Вениаминовичу, его отцу. Как вы думаете? – спросил он.
– А вы знаете, где он живет? – поинтересовалась Пульхерия.
Но Штыкин оставил ее вопрос без ответа. Он нахмурился и строго приказал:
– А вы, моя дорогая, отправляйтесь домой и постарайтесь больше в изолятор временного содержания не попадать.
– Как это домой? – искренне изумилась Пульхерия. – Я вам на блюдечке с голубой каемочкой выложила столько ценной информации, и домой? Нет, я с вами.
– Нет, не с нами, – жестко заявил Штыкин.
– Алексей Александрович, ну скажите же ему! – взмолилась Пульхерия.
– Да ладно тебе, Петрович, она нам не помешает, – улыбнулся Кузьмин. – Пульхерия Афанасьевна у нас личность особенная. Мне она помогла раскрыть убийство трех жен известного банкира.
– Реинкарнация мисс Марпл, – усмехнулся Василий Карлович.
– О, нет, мадам Дроздовская сильно отличается от старушки-детектива. Мисс Марпл, выступая в качестве сторонней наблюдательницы, пыталась свести воедино звенья одной разрозненной цепи, а Пульхерия Афанасьевна обычно влезает в самую гущу событий и становится их непосредственной участницей. Без нее ни одна крупная заварушка не обходится. Но справедливости ради хочу отметить, если бы не ее неоценимая помощь, мы не смогли бы раскрыть несколько довольно крупных дел. Помните похищение сына одного известного олигарха?
– Неужели она тоже в нем участвовала? – ехидно поинтересовался Василий Карлович.
– Еще как! – улыбнулся Кузьмин. – Ее похитили вместе с мальчиком. И только благодаря ей он остался в живых.
– Ну, не только мне, – потупив взор, возразила Пульхерия.
– Не надо скромничать, Пульхерия Афанасьевна. Страна должна знать своих героев, – продолжал нахваливать ее Кузьмин. – А однажды она накрыла наркоторговцев с крупной партией наркотиков, среди них был даже один высокопоставленный работник МВД.
– К сожалению, он когда-то был моим мужем, – вздохнула Пуля.
– Так что советую вам взять ее с собой. Ведь именно она заварил всю эту кашу.
– Здесь вы слегка перегнули палку. Кашу без меня на огонь поставили, я просто мимо проходила, – рассмеялась Пульхерия. – Я понимаю, что в моей помощи вы вряд ли нуждаетесь, все вы люди опытные, не один год в прокуратуре работаете, но, если вы меня возьмете, я вас не разочарую. Вы ведь к Вольскому явитесь с неофициальным визитом, сообщить о гибели сына, горю его посочувствовать, хотя он в этом, скорее всего, не нуждается, а я могла бы по дому походить, например, в поисках сортира, а сама тем временем поглазела бы по сторонам, вдруг что-нибудь замечу.
– Все, уговорили, – Штыкин замахал руками, – если все остальные не против, то я не возражаю.
Никто не возражал.
Будучи обмануты кем-то, мы можем равнодушно принимать проявления их дружбы, но должны сочувствовать им в их несчастьях.
Франсуа де Ларошфуко
Оказалось, что Вольскому принадлежит квартира в доме на улице Авиационной под претенциозным названием «Бегущая по волнам». У него было еще несколько квартир в Москве, а также коттедж на Рублевском шоссе, но именно в этой квартире он был прописан.
Нагрянуть они хотели без предупреждения. Василий Карлович предлагал отправиться сразу на Рублевку, но Пульхерия с ним не согласилась.
– Мне почему-то кажется, что начать нужно именно с «Бегущей по волнам».
– Кажется, мерещится, привиделось. Мы в своей работе оперируем более конкретными понятиями, – сердито отозвался Ретивый. – Объясните мне, почему мы должны начать именно с Авиационной улицы, а не с Рублевского шоссе?
– Вы слышали о таком понятии, как интуиция или женская интуиция? Я не знаю, но я начала бы именно оттуда. Хотя, постойте. Кажется, все-таки знаю…
– Опять «кажется»… – проворчал Ретивый.
– …В этом доме живет человек, которому принадлежит квартира, где была убита Оксана Шпак, Павел Эдуардович Мякишев. Это может оказаться простым совпадением, но в таких делах просто совпадений не бывает. Между прочим, вы, Василий Карлович, должны были первым обратить на это внимание. А теперь с учетом того, что нам уже известно, необходимо выяснить, есть ли какая-нибудь связь между Вольскими и Мякишевым?
На этот раз следователь Ретивый спорить с ней не стал, только пробурчал под нос:
– Молодые годы мисс Марпл. Следующая серия будет называться «Свадьба мисс Марпл и Эркюля Пуаро».
– Этим народ сейчас не удивишь. Прикольнее было бы «Свадьба Шерлока Холмса и доктора Ватсона», – не удержалась Пульхерия от язвительной реплики.
«Бегущая по волнам», если быть точным, был не один дом, а целый жилой комплекс, состоящий из трех башен с пешеходной набережной на берегу канала, аквапарком, огромным бассейном, спортивными залами, рестораном, боулингом. Дома были объединены оранжерейными переходами, не говоря уже про подземную автостоянку, охрану и прочую мишуру, без которой богатые люди не ощущают себя настоящими богачами.
Пульхерия жила неподалеку от этого Эдема, в этом районе она поселилась задолго до его появления и часто проезжала мимо. Сейчас ей предстояло впервые самой оказаться в раю для богачей, где один квадратный метр жилой площади стоил столько, сколько она зарабатывала за целый год каторжного труда. Подъехали они на милицейской «Волге». За рулем был Корнеев. Следователь Ретивый сидел спереди, а Пульхерия и Штыкин – сзади. Майор Кузьмин, сославшись на занятость, попросил высадить его у метро.
Следователи вели себя со сдержанным достоинством, словно сами имели по квартире в этом жилом комплексе или, по крайней мере, бывали здесь частенько. Пульхерия столкнулась со столь беззастенчивой роскошью впервые, все ей было внове, поэтому она с простодушным любопытством оглядывалась по сторонам. Дом, в котором жила Оксана Шпак, тоже был не для бедных, но его роскошь значительно уступала той, что она увидела. Кованые решетки, зеркальные полы, стекла из освинцованного стекла, массивные двери из дорогих пород дерева, огромные лифты с прозрачными кабинами, из которых открывался вид на канал и Строгинскую пойму, пушистые ковры, заглушающие звук шагов, и стерильная чистота. Казалось, что здесь живут не люди, а эфемерные существа, бесплотные фантомы, которые не едят, не пьют, не моются, не ходят в туалет и целыми днями только тем и занимаются, что доводят свое совершенство до немыслимого идеала небожителей.
