Ознакомительная версия.
И указал рукой на газон перед домом. На залитой солнцем лужайке стояли шезлонги, в которых дремали завернутые в пледы пациенты лечебницы. Между ними прогуливалась дородная женщина в форменном синем платье и медицинской шапочке, следящая за порядком. Заметив приближающегося садовника в сопровождении незнакомца, она устремилась по газону к ним.
— Сестра Молли, этот джентльмен желает забрать вещи Чарльза Дойля, — проговорил садовник, останавливаясь. — Займитесь им, будьте любезны, а я вернусь к своим обязанностям.
— Так вы и есть знаменитый писатель Артур Конан Дойль? — разочарованно протянула сестра, рассматривая приближающегося к ней невзрачного мужчину.
— Нет, мэм, я секретарь мистера Дойля, Альфред Вуд, — стараясь скрыть улыбку, ответил посетитель.
Забавно получается. Это не первый раз, когда люди принимают его за патрона и не могут скрыть разочарования. Они-то ожидают увидеть высокого румяного спортсмена, а перед ними появляется болезненного вида чопорный господин сомнительных статей, весьма далекий от футбола и крикетных бит.
— Ну, тогда понятно, — скривилась она, точно Альфред был в чем-то перед ней виноват. — Следуйте за мной, мистер Вуд.
И секретарь покорно отправился следом за сестрой Молли. Гремя накрахмаленными юбками, женщина поднялась по гранитным ступеням особняка, потянула на себя тугую дверь и величественной походкой двинулась по коридору. Альфред устремился за ней вдоль забранных решетками окон, напротив которых располагались высокие двери. За дверьми не раздавалось ни единого звука, только одна дверь, в самом центре, сотрясалась от ударов.
— Доктора! — кричал из-за двери тоненький старушечий голосок. — Позови доктора, проклятая тварь!
— Тихо, миссис Гольдштейн, доктор сейчас придет! — невозмутимо откликнулась Молли Роуз, проходя мимо.
— Сколько злобы в голосе этой женщины, — заметил секретарь, следуя за сестрой.
— Миссис Гольдштейн — божий человек, — назидательно проговорила женщина. — Рассудок ее страдает, но душа чиста. Не то что у Чарльза Дойля. Вот кто был настоящим воплощением зла и слугой дьявола.
— Да? В самом деле? — изумился секретарь.
— А то вы не знаете, — сердито пробормотала женщина, оборачиваясь и окидывая собеседника недоверчивым взглядом.
— Поверите ли, мэм, понятия не имею, — с недоумением пожал плечами Альфред.
— Сама я родом из Эдинбурга и пришла сюда совсем девчонкой, мистер Вуд, — издалека начала сестра Роуз. — И в первый день работы мне доверили сопровождать экипаж, следующий в пансион для джентльменов, из которого мне надлежало забрать пациента и перевезти сюда. Когда я вошла в приемный покой, где дожидался больной, я была поражена. Я очень хорошо знала этого господина в лицо. Его черную бороду, очки и цилиндр невозможно было не заметить. Это был Чарльз Дойль.
Семья мистера Дойля жила на соседней улице, и мне очень нравились его дочери, серьезные маленькие мисс. Было видно, что им приходится несладко, стоило посмотреть на изможденное лицо их матери и старые платьишки, которые она для них перешивала. А папаша их все время топтался у паба на углу. Сначала он выглядел вполне прилично, но все чаще и чаще напивался до скотского состояния, передвигаясь на четвереньках и не помня, кто он и как его зовут. Он был эстет. — Молли зло усмехнулась. — В хорошие дни, когда ему удавалось раздобыть деньги на выпивку, Чарльз Дойль сидел у окна паба и тянул бургундское, в то время как остальные пьяницы довольствовались виски. А однажды он прямо на улице разделся догола и пытался продать свое платье, чтобы купить вина. С тех пор я его не видела. Родственники сделали доброе дело, отослав мистера Дойля подальше от семьи и детей. Ничему хорошему он бы их не научил.
Альфред усмехнулся. Если верить дневникам сэра Артура, Чарльз Дойль — добропорядочнейший джентльмен с небольшими странностями, присущими всем творческим натурам. Как обычно, писатель старательно игнорировал неудобные факты, замечая только то, что он желал видеть.
— Когда я везла его в Драмлити, я просмотрела личное дело. Оказывается, мистер Дойль много раз пытался бежать. В последний раз он впал в буйство, разбил окно, после чего был освидетельствован двумя независимыми психиатрами. Одному из врачей Дойль говорил, что «получает послания из мира духов» и что «Господь повелел ему бежать», а про себя он ничего не помнил. Отца вашего хозяина признали невменяемым. Так он попал в Королевскую клинику для душевнобольных. Это ему господнее наказание за искалеченное детство собственных детей.
Беседуя, они миновали коридор, и сестра, остановившись в самом его конце, достала из широких юбок связку ключей и отперла низкую крашеную дверь.
— Заходите, мистер Вуд. Это моя комната, и здесь я храню вещи покойного. Выбросить их я не решилась, все-таки мы жили по соседству. Думала, девочки его приедут, заберут.
Женщина прошла в крохотную каморку, где стояли только узкая кровать с железными шарами, небольшой стол и сундучок. Повозившись с ключами, выбрала самый маленький, отперла им сундук и откинула крышку. Вынув стопку аккуратно сложенного белья, перенесла вещи на кровать и достала со дна потрепанную коробку. Сняла ветхую крышку и извлекла лежащий сверху альбом.
— Вот, сэр, взгляните на его ранние работы. — Молли перевернула страницу и передала в руки секретарю. Альфред увидел выполненную акварелью крохотную девушку, замершую среди гигантских трав и цветов перед раскрывшей клюв исполинской птицей. — Он и раньше рисовал чудные картинки, видите? Но на ранних работах не было кошмарных лиц, окружавших его в последние годы.
— Чувства и мысли в картине нашедший
Смекнет, что ее написал сумасшедший.
Чем больше дурак — тем острее наитье.
Блажен карандаш, если дурень в подпитье.
Кто контур не видит — не может его рисовать,
Ни рафаэлить, ни фэзелить, ни блейковать.
За контурный метод вы рады художника съесть,
Но контуры видит безумец и пишет как есть[1].
— Вы что-то изволили сказать, мистер Вуд? — женщина с недоумением склонила голову к плечу.
— Это не я сказал, а Уильям Блейк. Поэт как будто лично знал Чарльза Дойля, хотя и написал эти строки о себе. Ну, да это не важно. Так что вы рассказывали, сестра Роуз?
— Когда я утром заходила к мистеру Дойлю, первый вопрос, который задавал Чарльз, — жив он или уже умер. Дойль никак не мог понять, на каком он свете — том или этом. Он был почему-то уверен, что скоро умрет, и я все время отвечала, что если он будет столько курить, то умрет гораздо раньше, чем думает.
— Чарльз Дойль много курил?
— О да, все время сидел с трубкой в зубах. Когда он курил, то становился сам не свой. Он будто отрешался от внешнего мира, а придя в себя, он плакал и кричал, что исчадия ада преследуют его, потом садился за стол и рисовал вот это.
Молли перевернула десяток страниц, и секретарь отложил тетрадь, в которой до этого рассматривал беспорядочные записи, заметки, каламбуры и шаржи. С альбомного листа на Альфреда Вуда глянули искаженные криком ужасные лики чудовищ, вьющиеся вокруг чернобородого господина в круглых очках, в котором нельзя было не узнать самого художника.
— Не сомневаюсь, что Чарльз частенько спускался в ад, где и свел знакомство с этими кошмарными существами. В аду он и оставил свой разум. Периодически терял память, получал смертные знамения, нередко ложился умирать прямо на пол, и все время его преследовали бесы. Я пыталась обратить мистера Дойля к богу, но из этого ничего не вышло. Как-то он полдня провел на коленях с молитвенником в руках посреди бильярдной, но потом сказал, что духам это не по нраву. Дальше становилось только хуже. Он перестал узнавать людей, обращался ко мне «Артур» и «мой мальчик» и частенько просил прощения за то, что выкрадывал деньги из моей копилки, чтобы потратить на выпивку. Целовал мне руки и уверял, что у меня благородное сердце, раз я ни словом не обмолвилась об этом ни матери, ни кому бы то ни было на свете. Мистер Дойль умер в страшных судорогах и, я не сомневаюсь, отправился прямиком в ад, где ему самое место. Если бы вы не приехали сегодня за вещами, я бы их завтра же выбросила.
— Почему, миссис Роуз? — В голосе секретаря звучало искреннее участие. — Столько лет вы ждали приезда кого-нибудь из семьи, а теперь вдруг решились на этот шаг?
Ознакомительная версия.
