Белого: он изображал художника и мог обидеться за разоблачение. Но за это прокалывать шпагой! Хозяйка виллы. Но художник приехал по ее просьбе. Пригласить специалиста и убить его до того, как он приступит к работе! Маловероятно. Остальные вообще не имели никакого отношения к картинам. Поэтому мотив может быть таким невероятным, что мы не сумеем его отгадать, поскольку он невероятный.
— И каковы ваши дальнейшие действия? — спросил Леонард.
— Я хочу еще раз внимательно осмотреть виллу, — ответил Кубик и обратился к Аде: — Вы разрешите?
— Конечно. Оставайтесь. Сегодня у нас будет вечер, посвященный поэзии военных лет. Борис замечательно читает.
Министр поддержала:
— Я уверена, что это будет очень интересно. Борис — профессиональный артист.
И тут появилась Дина. Ее слова повергли общество в полное изумление:
— А меня только что выпороли.
Свидетель Елена Ирге, министр культуры
Мы с Григорием приехали на виллу утром, часов в десять. Там уже были девочка из машбюро и Леонард. Ада и Борис готовились к вечеру фронтовых стихов. На Борисе была какая-то нелепая форма. Но ему она шла. Ему все идет. Он артист.
Приехал Кубик. Дина отсутствовала. Борис сказал, что она пошла гулять. Все было спокойно. Но вдруг появилась Дина и заявила:
— Меня только что выпороли.
Сколько я знаю Дину, она всегда умудряется придумывать самые невероятные комбинации. И сейчас, наверное, одна из ее комбинаций закончилась неудачно. Это хорошо, что ее проучили, но виновные должны быть наказаны. Я посмотрела на Григория, расследованием должен заняться он, а не этот идиот Кубик. Григорий понял мой взгляд и подошел к Дине:
— Постарайся точно ответить на мои вопросы. Где это произошло?
— Я гуляла около старой мельницы. Оттуда вышли три человека. Затащили на мельницу. Положили на скамейку, задрали юбку, сняли штаны и ремнем…
— Ты знаешь, кто они такие? Ты встречала этих людей раньше?
— Нет. Не встречала.
— Как ты считаешь, это был хулиганский акт или они ставили перед собой какую-то цель? Если цель, то какую? Угроза? Предупреждение? Наказание?
— Они меня пороли и воспитывали.
— Какими словами воспитывали? Постарайся припомнить точно.
— Говорили, что я часто говорю неправду. И я согласилась. Когда лежишь с голой задницей, а рядом люди с ремнем готовятся тебя выпороть, то невольно возникает желание сказать им что-нибудь приятное.
— Они не насильничали? — спросила Ада.
— Нет.
— И не рисовали нигде ничего?
Дина разозлилась:
— Хочешь посмотреть? А в отношении неправды они правы. Мы все привыкли лгать. Лгать просто так и лгать по делу. Лгать начальству. Лгать подчиненным. Лгать самому себе. И я решила. Все! Отныне буду говорить только правду. Начну с вас, Борис.
Бедный Борис замер. Если она придумала для него еще какую-нибудь гадость, парня в обиду я не дам. Но, к моему удивлению, она решила помочь ему:
— Ваши документы, к сожалению, не нашлись. Единственное, что я могу для вас сделать, — это вас демобилизовать. На какое-то время вы останетесь Кузьмой Робинзоновым, а потом судом можете себе вернуть свое имя.
Обрадованный Борис спросил:
— И когда я перестану быть рядовым Кузьмой и стану Кузьмой штатским?
Дина ответила:
— Завтра.
Он был таким счастливым! Я была рада за него.
Дина повернулась к Григорию:
— Теперь ты, Григорий. Тебя обманули с ансамблем. Нет никакого ансамбля. Это первое. А второе — советую больше не ездить к примадонне. А то жена твоя невзначай узнает. Теперь ты, Ада. Картины, которые ты хранишь, — копии.
Та удивилась:
— А я и так знаю.
Я ее понимаю, мы все знаем, что картины, которые у нее хранятся, — копии.
Кубик замер. Он понял, что следующий — он. И не ошибся.
— Читала твое заключение: «Нельзя принять во внимание тот факт, что кто-то прошел сквозь стены, поскольку люди проходить сквозь стену не могут». Тоже мне восточная мудрость! Рахат-лукум. Теперь вы, — она повернулась ко мне. — Вы хоть раз за свою жизнь правду сказали?
Я понимала, что она возбуждена, и хотела ее успокоить:
— Успокойтесь, Дина. Может быть, вызвать врача?
— И он поставит диагноз: «Интенсивное покраснение ягодиц, вызванное ударами ремня»?
— Успокойтесь. Сядьте и успокойтесь.
— Я постою. Уж не знаю теперь, когда смогу сидеть.
Я предложила:
— Я вызову машину. Она отвезет вас домой. Хотя машина вам не подойдет. Вам нужен автобус. У нас в парке есть хороший просторный автобус. В нем можно ехать стоя.
Она вспылила:
— Смешно? Я посмеюсь, когда твоему брату-мошеннику влепят десять годков, а тебя отправят директором провинциального музея. Нельзя же иметь министра, у которой брат преступник!
Ну это уже слишком!
— Может быть, достаточно?
— Не любишь правду! А она колючая. Боишься, узнают про твои делишки с Морковко.
Я подошла к телефону. Набрала номер междугородной связи. Москва. Министерство культуры.
— Соедините меня с Василием Кирилловичем.
— Слушаю.
— Это Елена. Узнал?
— Узнал.
— Как у вас в Москве?
— Сегодня дождь.
— У меня к тебе дело. Помнишь, ты мне говорил, у вас есть вакантные должности директоров театров? Есть тут у меня одна дама. Просится на самостоятельную работу.
— Отлично. Мне нужен директор театра. Рекомендуешь?
— Рекомендую. И отпускаю со слезами. Где этот театр?
— В Урюпинске.
— В Урюпинске? Отлично.
— Когда она может начать работу?
— Она готова начать хоть завтра.
— Когда будешь в Москве?
— Через неделю. Как Наталья?
Наталья — это его жена.
— В порядке.
— Передай привет.
Я повесила трубку и повернулась к Дине:
— Сегодня же сдадите дела. И первым самолетом в Урюпинск.
И ушла.
Свидетель Борис Аристов, актер
То, что сказала Дина, повергло все общество в полное изумление.
Григорий ее спрашивал, она отвечала, а я слушал и не верил. За последние дни я достаточно хорошо ее изучил. У нее ничего не бывает «просто так». Всегда есть расчет. В каждом шаге, в каждом слове.
Я посмотрел на ее купальный костюм: трусы плотно закрывали то место, по которому ее якобы били. По бокам ни одного красного места. Больно тонкая работа.
Ада спросила:
— Они не насильничали?
Дина ответила, что нет. Странно. Хулиганы попались какие-то целомудренные.
Ада вспомнила про разрисованную задницу Лимоны:
— Тебе ничего не нарисовали там?
— Хотите посмотреть?
Никто не захотел. А зря, можно было бы убедиться, правда ли ее пороли.
А потом начался сеанс правды.
Начала она с меня. Сказала, что документы мои не нашлись и что меня демобилизуют уже завтра! Правда, какое-то время я должен буду пользоваться документами на имя Робинзонова Кузьмы Платоновича. Но буду свободен. Ах, это сладкое слово «свобода»! А я чуть было в подводный флот не напросился!
