Игоревны. Карман слабо пискнул – кажется, телефон сообщал об исчерпании заряда. К Левушке его!
* * *
Забежав к дактилоскопистам, чтобы вручить им дактокарту Марата Гусева и на всякий случай снять возможные отпечатки с костюмершиного телефона, Арина помчалась к Оберсдорфу.
Тот, откинувшись в изрядно потертом кресле и едва заметно шевеля лежащей на мышке ладонью, задумчиво поворачивал голову то к одному, то к другому из трех стоящих перед ним подковой мониторов. Арина положила телефон под самый правый:
– Левушка, можешь этот аппарат реанимировать? Ну и вскрыть, естественно. Контакты, переписка, ну как обычно, ты лучше меня знаешь.
Левая бровь при виде маленького черного аппаратика удивленно дернулась:
– Что за антиквариат?
– Покойной костюмерши телефон.
Бровь вернулась на место.
– Так его ж вроде не нашли, когда квартиру осматривали, – Левушка потянулся было к аппаратику, но тут же отдернул руку. Арина поспешила объяснить:
– Она его, оказывается, в театре забыла. Буквально перед смертью. И да, на отпечатки уже проверили, лапай спокойно. Тут только хозяйка отметилась.
– Странно, не думаешь?
– Не-а. Нашла его уборщица театральная, а она все время в перчатках, я с ней разговаривала. Ну как, можно с ним что-то сделать?
Левушка покрутил в руке черный брусочек:
– Сейчас нарисуем. Зарядку только найду подходящую. Вряд ли он запаролен, а даже если, нам татарам что водка, что пулемет, лишь бы с ног валило… А что, с этим самоубийством что-то нечисто?
– Да нет, дела у дамы были не очень хороши, после смерти лучшей подруги горевала сильно, да еще на работе, в театре то есть, скандал образовался, в общем, поводов для уныния хватало. Но хочется уверенности, в смысле, поговорить хоть с кем-то, кто ее более-менее близко знал. А где я их возьму? Так что сильно не тяни, ладно?
– Как только так сразу. Тут дел-то на три копейки. Можешь подождать. Или ты еще не домой?
Арина помотала головой:
– В СИЗО.
– У тебя ж вроде никаких задержанных сейчас? – лениво поинтересовался Левушка у потолочного плафона. – Или я что-то пропустил? Или… Господи, Вершина! – он резко развернулся вместе с креслом. – Опять? Ты туда каждый день, что ли, мотаешься?
– Не каждый, – неохотно буркнула она.
– Думаешь, заговорит? – с явным сомнением в голосе спросил он.
– Да не то чтобы… – Арина поежилась. – Боюсь я чего-то, Левушка.
– Кого? Ее? – он засмеялся. – Так ее уже поздно бояться.
– Не скажи. Боюсь, что приду – а койка пустая.
– Она тебе Волдеморт, что ли, из мертвых восставать?
– Из мертвых – вряд ли, но она ж еще и не умерла.
– Ну… почти.
– От «почти», Левушка, до «совсем» много чего может случиться.
* * *
Медсанчасть при следственном изоляторе была невелика: один коридор, одиннадцать палат, в основном пустых. За одной из дверей кто-то завывал – то протяжно, то взревывая, как лось во время гона.
– Кто там? – спросила Арина у девушки за дежурным столом.
– Ломка, – равнодушно ответила та.
Пытки у нас запрещены, подумала Арина, но и ребят из наркоотдела понять можно. Когда завывающий персонаж дойдет до кондиции – через час или к вечеру – он станет куда как сговорчивее, и за обещание дозы сдаст все известные ему пароли и явки. Информация небогатая – те, кто располагался на вершинах нарко-сетей, сами своим товаром обычно не пользовались, так что этот явно из мелких, «нижних» – но хоть что-то. И ясно, что дозы «выпотрошенный» осведомитель не получит, но заместительную терапию, вероятно, усилят. Помереть не дадут, в общем. Да и не умирают от ломки – это ей еще в Питере коллеги Данетотыча объясняли. Если только сердце слабое. но летального сердечного приступа тут не допустят. И, в конце концов, этот, воющий, сам виноват.
На столе перед девушкой лежал большой, альбомного формата анатомический атлас, раскрытый на пищеварительной системе: слева – аккуратная схема, справа – цветные фото довольно тошнотворного вида.
– К сессии готовишься?
– Угу, – девушка кивнула, потеребив пальцем свисавшую из мочки уха цепочку, на которой болталась черная бусина с замысловатыми спиралями, делавшими ее похожей на глаз. Похожие спирали были выбриты на коротко, чуть не под машинку стриженых волосах – тоже черных. Цепочка – тоненькая, не толще суровой нитки – обвивала край уха, проходя через точечные, почти невидимые проколы. Не то шесть, не то семь, последний – на самой верхушке ушной раковины.
Эффектно, но, пожалуй, на этой работе не особенно практично, оценила Арина. Если вдруг случится какое ЧП, подобные украшения – лишняя уязвимость. Впрочем, ее это точно не касалось.
В глубине коридора темнела распахнутая дверь нужного бокса.
– Как она? – Арина кивнула в ту сторону.
– Упрямая. Требует дверь закрыть.
Ну да, ну да. Закроешь, а пациентка, она же особо опасная заключенная, чего-нибудь отчебучит. В ее состоянии оно маловероятно, но маловероятно – не значит невозможно, случаи, они всякие бывают.
– Адвокаты не появлялись? – привычно поинтересовалась Арина. – На предмет перемещения несчастной пациентки в более… медицинское учреждение. Или какие-нибудь борцы за права человека?
Дежурная усмехнулась:
– Адвокат за все время был однажды, ну я тогда же докладывала. А правозащитники только к политическим рвутся. Ну к тем, кого они сами таковыми объявляют. Вот к этому, – она мотнула головой в сторону двери, из-за которой все еще неслись завывания, – чуть не очередь выстраивается. Бедный мальчик, узник режима, сатрапы и мучители подкинули каку, спасите от произвола. Он же сам из них, из борцов за права, уж не знаю чьи. Должно быть, за право малолеток потреблять все, что малолетняя душенька пожелает. Ибо в свободное от борьбы время этот страдалец курьером прирабатывал. И отнюдь ведь не пиццу разносил, а – таблетки, а то и что покрепче. Причем, паразит, возле школ кормился. Бедный мальчик, подумать только!
– Знакомая картина. Мне давеча кто-то из наркоотдела не то чтобы жаловался, а вроде как сокрушался. Хоть бы раз, говорит, среди таких вот задержанных слесарь, плотник или пекарь попался. Зато творческих личностей – хоть косой коси. Прямо загадка природы. И как вы… с правозащитниками?
– Да никак, – бусина в ухе слегка качнулась. – Это пусть они в Гааге своими удостоверениями размахивают, а у нас разговор короткий: медицинский режим. Не считая собственно режима.
– Меня-то пустите? – Арина засмеялась.
– Конечно, Арина Марковна. Распишитесь только.
Отметившись по всей форме, Арина направилась в бокс.
Лицо на фоне казенной наволочки казалось серым. Черно-синие «очки» вокруг глаз уже сошли, но остаточная желтизна лежавшую не украшала.
– Довольна? – когда-то красивое лицо перекосилось, и казалось, что Адриана подмигивает.
Арина до сих пор с трудом верила, что паралич, неподвижность, больничная койка
