Если вы удостоите меня вашим вниманием, я прежде задам вопрос.
– Я слушаю.
– Вы знаете, что мистер Армадэль жив, – продолжал доктор, – знаете, что он возвращается в Англию, зачем же вы продолжаете носить ваш вдовий траур?
Она отвечала ему без малейшей нерешительности, продолжая заниматься своей работой:
– Потому что я сангвинического характера, так же как и вы, и намерена полагаться на случай до самого конца. Мистер Армадэль может еще умереть на обратном пути.
– А если он приедет живой, тогда что?
– Тогда может произойти еще одна случайность.
– Какая, позвольте спросить?
– Он может умереть в вашей лечебнице.
– Милостивая государыня, – возразил доктор густым басом, который он сохранял для вспышек добродетельного негодования, – подождите! Вы говорите о случайностях, – продолжал он, переходя на более спокойный тон в разговоре. – Да! Да! Разумеется. Я понимаю вас на этот раз. Даже искусство излечения зависит часто от случайностей, даже в такой лечебнице, как моя, может иметь место смертельный исход. Именно, именно! – повторил доктор, соглашаясь с мисс Гуилт с показным беспристрастием. – Я допускаю случайности, если вы хотите рассчитывать на них. Заметьте: я говорю, если вы хотите рассчитывать на них.
Наступила снова минута молчания – молчания такого глубокого, что в комнате ничего не было слышно, кроме шороха от иголки мисс Гуилт, продеваемой в ее работе.
– Продолжайте, – сказала она, – вы еще не кончили.
– Правда, – ответил доктор, выслушав этот вопрос, – я должен еще посоветовать вам принять меры предосторожности. Вы увидите, что я с своей стороны не расположен полагаться на случайности. Размышления убедили меня, что мы с вами (говоря о местности) не так удобно живем, как мы могли бы жить в расчете на непредвиденный случай. Кэбов мало в этой только обживаемой местности. Я живу в двадцати минутах ходьбы от вас, вы живете в двадцати минутах ходьбы от меня. Я ничего не знаю о характере мистера Армадэля, вы знаете его хорошо. Может быть, окажется необходимо – крайне необходимо – вдруг обратиться к вашему более близкому знакомству с ним. Как же это я сделаю, если мы не будем находиться близко друг от друга, не под одной кровлей? В интересах нас обоих я приглашаю вас переселиться в мою лечебницу на короткое время.
Быстрая иголка мисс Гуилт вдруг остановилась.
– Я понимаю вас, – сказала она опять так же спокойно, как прежде.
– Извините, – отвечал доктор в новом приступе глухоты поднося руку к уху.
Она засмеялась про себя тихим дьявольским смехом, который испугал даже доктора, так что он отнял свою руку от спинки ее кресла.
– Переселиться в вашу лечебницу? – повторила она. – Вы соблюдаете внешне приличия во всем другом, намерены ли вы соблюсти эти приличия, принимая меня в ваш дом.
– Непременно! – отвечал доктор с энтузиазмом. – Я удивляюсь, почему вы задаете мне этот вопрос? Знали ли вы когда человека моей профессии, который пренебрегал бы внешними приличиями? Если вы согласитесь принять мое приглашение, вы поступите в мою лечебницу в самой безупречной роли – роли пациентки.
– Когда вам нужен мой ответ?
– Можете вы решить сегодня?
– Нет.
– Завтра?
– Да. Вы хотите еще что-то сказать?
– Больше ничего.
– Оставьте же меня. Я не соблюдаю приличий. Я желаю быть одна, и говорю это. Всего доброго.
– О женщины! Женщины! – сказал доктор, опять возвратившись к прежнему расположению духа. – Такая восхитительная впечатлительность! Какая очаровательная небрежность в том, что они говорят или как они говорят! О! Как женщины нерешительны, застенчивы и как им трудно угодить! Прощайте.
Мисс Гуилт встала и презрительно посмотрела ему вслед из окна, когда дверь на улицу затворилась и он вышел из дома.
– Сам Армадэль принудил к этому в первый раз, – сказала она. – Мануэль принудил меня к этому второй раз. Неужели я позволю тебе, трусливому злодею, принудить меня к этому и в последний раз.
Она отошла от окна и задумчиво посмотрела в зеркало на свой вдовий траур.
День прошел, а она не решила ничего. Настала ночь, а она еще колебалась. Настало новое утро, а страшный вопрос еще остался без ответа. С ранней почтой получила она письмо: это было обычное донесение Бэшуда. Опять он поджидал приезда Аллена и опять напрасно.
– Я хочу иметь больше времени! – запальчиво воскликнула она. – Ни один человек на свете не заставит меня решиться скорее, чем я сама решу!
За завтраком в это утро (девятого декабря) доктор был застигнут в своем кабинете визитом мисс Гуилт.
– Мне нужен еще день, – сказала она, как только слуга затворил за нею дверь.
Доктор посмотрел на мисс Гуилт, прежде чем ответил, и понял, по выражению ее лица, как в эту минуту опасно доводить ее до крайности.
– Время уходит, – возразил он спокойным тоном. – Почем мы знаем, может быть, мистер Армадэль будет здесь сегодня.
– Мне нужен еще день! – повторила она громко и горячо.
– Согласен, – сказал доктор, с тревогой смотря на дверь. – Не говорите слишком громко: слуги могут услышать вас. Помните, – прибавил он, – я полагаюсь на вашу честь, надеюсь, что вы не станете принуждать меня к дальнейшей отсрочке.
– Вы лучше положитесь на мое отчаяние, – сказала она и оставила его.
Доктор очистил скорлупу на яйце и тихо засмеялся.
«Совершенно справедливо, моя милая! – подумал он. – Я помню, куда отчаяние привело тебя в прошлый раз, и, мне кажется, я могу предположить, что оно приведет тебя туда же и теперь».
Без четверти восемь Бэшуд занял свой наблюдательный пост, как обыкновенно, на платформе станции железной дороги у Лондонского моста.
Поезда ожидали в этот вечер в восемь часов. В пять минут девятого раздался свисток. Еще через пять минут пассажиры уже выходили на платформу.
Следуя полученным инструкциям, Бэшуд пробрался сквозь толпу к дверям вагонов и, не заметив знакомого лица при этом первом осмотре, присоединился к пассажирам, чтобы посмотреть на них во второй раз в приемной комнате таможни. Он огляделся по сторонам комнаты и удостоверился, что все люди, находившиеся там, незнакомы ему, когда вдруг услышал позади себя голос, воскликнувший:
– Неужели это мистер Бэшуд?
Он обернулся в нетерпеливом ожидании и очутился лицом к лицу с последним человеком на свете, которого он желал увидеть.
Этим человеком был Мидуинтер.
Заметив замешательство Бэшуда (одного брошенного взгляда было достаточно, чтобы обнаружить перемену в его наружности), Мидуинтер заговорил первый.
– Я вижу, что удивил вас, – сказал он. – Вы, верно, отыскивали кого-нибудь другого? Получили вы известие от Аллана? Возвращается он домой?
Вопрос об Аллане, хотя он естественно пришел бы в голову всякому в положении Мидуинтера,
