И вот свершилось! У меня настоящие брюки: с карманами по бокам и одним сзади. Такие красивые, черные... А к ним еще и новые ботинки...
Стояла осень... В этот день было пасмурно и дождливо, что меня нисколько не смущало: мне хотелось во что бы то ни стало поделиться своей радостью хоть с кем-нибудь из друзей. Я быстро натянул брюки, влез в ботинки, натер их до зеркального блеска, накинул пальто и вышел из дому... Улицы были совершенно пустынны. Казалось, город просто вымер, а я остался один на целом свете. Я уныло бродил по двору в надежде встретить хоть кого-нибудь...
"Люди, посмотрите, у меня же новые брюки! Как вы не понимаете: новые, самые настоящие брюки!" - так хотелось мне закричать во весь голос, и я с огромным трудом сдерживал слезы от того, что никто не видит моего триумфа.
Вдруг, о радость, из арки мне навстречу вышел Юрка Рычков. Он был самый натуральный бандит, во всяком случае, такая слава за ним была. Юрка был года на три старше меня, но учился только в шестом классе и был круглым двоечником и злостным хулиганом. Он всегда задирал меня, но я не мог дать сдачи, так как был намного слабее его. К тому же он нередко угрожал мне ножом. Но тут я обрадовался ему, словно лучшему другу:
- Привет, Юра! - миролюбиво поздоровался я.
- Да пошел ты на... - Он грязно выругался и, проходя мимо, топнул ногой по луже и облил грязной водой мои новые брюки.
Испачкал мои новые брюки!!! Этого я стерпеть никак не мог. Переселив страх, я кинулся на него с кулаками, но ударом в лицо был сбит с ног, вскочил, снова был сбит в грязь, и Рычков с яростью принялся пинать меня куда попало...
Домой я вернулся весь в крови, а мои брюки и ботинки невозможно было узнать, и было непохоже, что они всего час назад были новыми. В те дни у нас гостил Володя, сын покойной маминой сестры. Он только что пришел из армии и решил навестить родных в Омске. Увидев меня избитым и в грязи, он сразу спросил:
- Кто это сделал?
Сквозь слезы я рассказал ему все.
- Где живет эта гнида?
- В соседнем доме...
- Веди к нему!
Мы поднялись на нужный этаж, Володя позвонил в дверь. Открыла мать Рычкова. На ней был видавший виды халат, прическа "недельной давности".
- Кого надо? - не очень дружелюбно спросила она: видно, успела принять не одну рюмку водки.
- Позовите, пожалуйста, Юру! - вежливо попросил Володя, прикрывая меня своим телом, чтобы женщина не догадалась о причине нашего визита.
- Юрка! - зычно крикнула она. - К тебе! - Потом повернулась и направилась в комнату, бормоча сквозь зубы: - Шлындают тут всякие... покоя от них нет...
- Кто там? - выкрикнул Юрка, выходя на площадку.
Володя молча схватил его за грудки и как звезданет между глаз.
- За что? - испуганно всхлипнул Юрка, размазывая кровь, хлынувшую из разбитого носа.
- Видишь Витю? - спросил Володя, отступая, чтобы тот заметил меня.
- А что я... Я ничего... - плаксиво и испуганно залепетал Рычков, извиваясь как змея и пытаясь освободиться от железного захвата моего родственника.
- Ничего? - разозлился Володя и еще раз так засандалил по его физиономии кулаком, что Юрка пролетел через весь коридор, шмякнулся спиной о стену и сполз на пол, словно сопля по губе.
Услышав шум, в коридор выскочила Юркина мать и завопила на весь дом:
- А-а-а! Помогите, люди добрые! Убивают!
На ее крик никто не откликнулся: для всех соседей драки и скандалы в неугомонной семье алкоголиков были вполне привычным делом. Эту семейку никто не любил, но все побаивались: взрослые - Юркиного отца, дважды отсидевшего за поножовщину, дети - "злого Юрку".
Володя, не обращая внимания на причитания женщины, грубовато отодвинул ее в сторону, подошел к лежащему на полу Юрке, приподнял его одной рукой за шкирку и буквально прошипел ему в лицо:
- Еще раз, гнида, тронете моего братишку, ты или твои дружки, я тебе яйца оторву и в твою засранную жопу засуну! Ты понял?
- Понял-понял! - запричитал тот испуганно, а Володя еще раз ткнул ему в лоб:
- Ну, смотри, козел драный... Пошли, Витек, отсюда!
С того дня Рычков и его приятели с опаской обходили меня стороной и никогда не только не трогали, но и не смели задевать даже словами. Видно, Юрка красочно и правдиво передал им угрозу "бешеного Витькиного брата"...
Осенью пятьдесят девятого года маму обвинили в растрате, арестовали и посадили в следственный изолятор. Помните, рассказывая историю про мой "кок", я заметил, что у нее на работе были какие-то неприятности? Дело в том, что ее сменщица Зинаида, с которой они были очень дружны, стала любовницей директора столовой, в помещении которой и находился их буфет. Однажды Зинаида присвоила всю недельную выручку, а вину свалила на маму. Сумма оказалась довольно значительной, и собрать ее не было никакой возможности, а доказать свою непричастность маме никак не удавалось: сменщицу прикрывал ее любовник.
Скорее всего мама так бы и получила года два-три за растрату государственных денег, но когда следствие уже близилось к завершению, а к тому моменту мама находилась в следственной тюрьме уже более восьми месяцев, Зинаида, которую жестоко побил по пьянке ее любовник, неожиданно пришла к следователю, который вел дело мамы, и рассказала, что директор столовой, оказывается, приказал отдать деньги, ему. Он был начальник, она - подчиненная и ослушаться его не могла: он пригрозил, что уволит ее. Не пришла раньше потому, что тот ее запугивал, но после последнего избиения она не выдержала и решила рассказать следователю всю правду.
Зинаида представила настолько веские доказательства, что директора сразу взяли под арест, а маму через сутки отпустили с извинениями. Вороватому любовнику дали четыре года, Зинаиду приговорили к выплате "государственных алиментов" - двадцать процентов зарплаты в течение года у нее удерживали в доход государства.
К маминому освобождению я закончил шестой класс, и на этот раз мои отметки маму порадовали...
Эти месяцы без мамы были самыми эмоционально тяжелыми в моем детстве. Многие учителя в школе меня жалели, но были и такие, кто в глаза оскорблял, заявляя, что я - сын уголовницы. Отвернулись и некоторые ребята, которых я считал друзьями. Они старались не водиться со мной и избегали встречаться вне стен школы. Остались верными только Акимчик да те, кто входил в "великолепную четверку". Учиться-то я начал лучше, но поведением похвастаться не мог: стал нетерпимым, дерзким и драчливым. Чуть что - сразу в драку.
Очень популярным развлечением нашей "четверки" был один прикол, к которому мы довольно часто прибегали. Посылаем какого-нибудь пацана лет десяти вперед, и он, подойдя к незнакомому мужчине, просит:
- Дяденька, угости сигареткой! - или: Дяденька, дай денег!
Тот, естественно, его матом, а то и подзатыльник отвесит. Тут-то один из нас и объявляется:
- Мужик, ты чего сироту обижаешь?
Слово за слово, мужик, не сомневаясь, что легко справится с сопляками, начинал права качать, а иной и руки распускал... На этом месте из засады выскакивали остальные и принимались мять бока "хулигану".
В другое, "спокойное, мирное" время мы собирались в сквере на "нашей" лавочке, пели под гитару блатные песни, позднее среди нас появился симпатичный кореец Ким, с потрясающей красоты голосом, который и приобщил нас к "ливерпульской четверке". Это было даже символично, что наша четверка безоговорочно приняла и влюбилась в их четверку. Мы стали настоящими фанатами "битлов". Правдами и неправдами доставали магнитофонные записи и рентгенов-ские снимки, на которых были записаны их песни. А я даже набросал эскиз курточки-пиджака и принялся копить деньги, чтобы ее сшить. Черный плотный материал, впереди кусок черного кожзаменителя, и главная деталь а-ля Битлз - овальный вырез вокруг шеи: своеобразное декольте...
В то время, чтобы не тратиться на ателье, я научился перешивать брюки, зауживая их до невозможности, вносил свои поправки и в рубашки. А где-то за год до окончания школы придумал собственный фасон демисезонного полупальто из рифленой плотной ткани коричневого цвета, которое долгие годы с гордостью носил. Оно мне очень шло, и меня часто спрашивали, где я достал такой "шик". Я небрежно бросал, что мне привезли его из-за границы...
Вполне возможно, что именно группа "Битлз", занятия спортом, а позднее и оперотряды помогли мне не пойти по криминальной дорожке, закалили мой характер и помогли не сломаться тогда, когда меня, невинного, бросили в тюрьму...
Шестой класс я закончил без единой тройки. Наверное, жизненные невзгоды, напасти мобилизуют внутренние резервы человека, заставляют действовать с полной отдачей, иначе, чем в обычных условиях. Кроме того, мне требовалось, оставшись без мамы, доказать всему миру, что смогу преодолеть трудности сам, да и маму хотелось порадовать...
Мы с отцом верили, что наша мама ни в чем не виновата, и всячески поддерживали ее письмами, которые передавали с адвокатом: свиданий нам не давали, так как они, по советскому Уголовному кодексу, были "не положены". Пока идет следствие - никаких свиданий! Вторым моим утешением, после спорта, стало новое, еще редкое в нашем кругу развлечение - телевизор...
