Ознакомительная версия.
– Здравствуйте, можно узнать, в четырнадцатую квартиру этой ночью доставляли крупногабаритный груз? К Екатерине Куликовой? Дело в том, что он доставлен для меня. А никого нет дома.
Консьержка, которую она видела уже не раз, также ее припомнила и приветливо кивнула в ответ:
– Ах, здравствуйте. Вы сегодня так быстро туда и обратно пролетели, что я ничего сказать не успела. В сущности, и не мое дело. Катерины дома нет.
– Когда она ушла? – выдохнула Александра.
– Рано утром уехала. На пять дней, в Италию. – Пожилую даму явно душила какая-то пикантная подробность, и она, не выдержав, прибавила: – Не одна! С молодым человеком.
– С молодым? – вырвалось у Александры, и она тут же прикусила язык.
Меньше всего женщина собиралась судачить о личной жизни подруги с такой разносчицей сплетен, какой неизбежно является консьержка. Конечно, та знала, с кем официально живет Катя, и в этом свете появление некоего молодого человека было сенсацией.
– А посылку-то ей ночью привозили, Любовь Егоровна? – опомнившись, повторила Александра. Она припомнила наконец имя консьержки. – Должны были!
– Не заметила, – пожала та плечами, явно разочарованная тем, что новость произвела такой вялый эффект. – Я и саму Катерину не видела, она проскочила както мимо меня. А вот парень попрощался за двоих, передал записку от нее, что пять дней в квартире никого не будет. Такой приветливый молодой человек, интересный. Только уж очень молодой для нее.
– Что значит «очень»?
– Да ему двадцать с небольшим, а Катерине за тридцать. Или я ошибаюсь?
Александра предпочла промолчать. Ее все больше тянуло уйти, но женщина, радуясь, что подцепила слушательницу, продолжала:
– Разумеется, я Константину Юрьевичу про это – ни слова. Только вам, как ее близкой подруге. У каждого есть право на счастье, верно?
– Еще бы, – пробормотала Александра. Весть, что Катя завела молодого воздыхателя, произвела на нее куда меньшее впечатление, чем то, что консьержка не заметила прибытие такого крупногабаритного предмета, как панно. Да еще среди ночи! «Значит, его вовсе сюда не привозили!»
– Получается, Катя уже летит в самолете, – взглянув на часы, прикинула женщина. – Вот почему телефон не отвечает. А мне она на прощание ничего не написала?
– Да хотите – почитайте. – Консьержка достала записку из кармана передника, который как раз повязывала, собираясь заняться уборкой холла. – Там всего пара строк.
Александра взяла клочок бумаги, сорванный с большого настенного календаря, висевшего у Кати в прихожей. Вверху красовался цветной вид старинной усадьбы, внизу значилось сегодняшнее число, и оставалось место для заметок. Записка в самом деле оказалась предельно скупой.
– «Меня не будет пять дней, еду в Италию на отдых». – Александра прочла ее вслух и нахмурилась, разглядывая неровные строчки, узкие буквы с сильным наклоном влево. – Да это не она писала. Почерк не ее.
– Правда? – Любовь Егоровна откинула столик, вышла в холл и заглянула ей через плечо, продолжая возиться с тесемками передника. – Ну, значит, он написал.
– И подписи нет! – все больше нервничая, обратила ее внимание художница. – Нет, тут что-то не так. Она бы с вами попрощалась. Это раз. А два – у нее же там аквариум с черепахой. Кто будет ее кормить?
– Ничего про это не знаю. – Консьержка испуганно рассматривала измятую записку. – В самом деле, Катерина попрощалась бы. Вы думаете, тут какая-то афера?! Может, квартиру ограбили?!
– У вас ключ есть?
– Только для экстренных случаев, вроде пожара, – попятилась Любовь Егоровна. Она окончательно изменилась в лице. – Я не имею права войти просто так, без разрешения хозяйки… А давайте позвоним Константину Юрьевичу!
Александра замялась. Она и сама с удовольствием выяснила бы отношения напрямую с законным владельцем панно, но после той оскорбительно сухой эсэмэски художница ни разу с ним не контактировала и боялась, что любое ее вмешательство будет воспринято в штыки. «Я нашла для него потрясающую вещь, достойную Эрмитажа, по цене в несколько раз ниже той, которую нужно было за нее уплатить… А он всего-то написал: “Наше сотрудничество окончено, деньги перечислены, не трудитесь мне звонить!” Просто хамство! Ну, да он этим славится!»
– Ни к чему его беспокоить, лучше заглянем в квартиру сами. – Женщина сложила записку и сунула ее в сумку. – Всего на минуту.
– Я почему-то боюсь, – плаксиво протянула консьержка. – Я вдруг подумала, а если с Катериной что-то случилось? Может, милицию вызвать? Отделение рядом, они в момент приедут.
– А если ничего не случилось? – бесцеремонно оборвала ее нытье Александра. – Не устраивайте паники. Идемте. Возьмите ключ.
И Любовь Егоровна послушалась, покоренная авторитетным тоном художницы. Они поднялись на седьмой этаж, для очистки совести еще пару раз позвонили в дверь. И Александра, отняв ключи у серой от волнения консьержки, сама отперла квартиру подруги.
– Катя! – громко крикнула она с порога, не решаясь двигаться дальше. Теперь и ей было страшно, хотя женщина всеми силами давила в себе разрастающуюся панику.
Она не верила в молодого любовника, которому Катя поручила писать от своего имени записку, не верила в скоропостижную поездку за границу – у подруги на ближайшие выходные были совсем другие планы. Кроме того, Александру мучило ощущение дежавю.
Нечто подобное ей уже случилось пережить – семь лет назад, когда она вернулась из заграничной командировки. Тогда Александра была еще новичком на европейских аукционах, но упорно осваивала новую профессию, осознав, что ее собственные занятия живописью не способны прокормить даже котенка, обитавшего в мастерской. Поглощенная делами, она несколько дней не звонила мужу в Москву, рассудив, что, если ему вздумается снова напиться, никакие увещевания, тем более по телефону, не помогут. Он в последнее время вовсе перестал к ней прислушиваться. Иногда Александре казалось, что Иван смотрит на нее, а видит кого-то другого – такой у него был странный, не узнающий взгляд. Тогда женщина умолкала, забывая все аргументы. Ей хотелось бежать из мастерской, и она бежала – или к подруге, или в командировку, берясь за самые мелкие, невыгодные и рискованные поручения, только бы не видеть мужа, не ночевать с ним под одной крышей и не ловить на себе этот взгляд…
Тогда, приехав из аэропорта, она тоже напрасно звонила в дверь. Иван не отпер, хотя в такой ранний час обычно спал. Он выходил из дома ближе к вечеру, основательно выпив, и в основном отправлялся в магазин за новой порцией спиртного. Без водки он давно уже не мог ни встать, ни сесть, ни рисовать. «Напился мертвецки, звонка не слышит!» – поняла Александра, доставая ключ. Отперев дверь, она сердито окликнула Ивана. В ответ – тишина. На дощатом, затоптанном, ни разу не мытом полу дрожали врывающиеся в окна мансарды лучи весеннего солнца. И они были так ярки, молоды и радостны, так бриллиантово сверкала в них мелкая, взвешенная в воздухе пыль, что у Александры вдруг сжалось сердце. Она давно перестала замечать весну, это время ничего больше ей не говорило, а тут вдруг вспомнилась юность, такое же светлое майское утро и надежды, волновавшие ее тогда… Ах, сколько было надежд! Не на что-то конкретное, не на славу, деньги, успех, а просто надежд, смутных, безымянных и оттого еще сильнее волнующих кровь. Она замерла, стоя посреди мастерской, обводя ее новым, изумленным взглядом, словно видя впервые. Как тут грязно, сколько хлама накопилось, как все это не идет к чудесному яркому дню, расцветающему над весенней Москвой! Смести бы все и выбросить, вымыть полы, открыть окна, впуская солнце и ветер…
И тут она увидела Ивана. Он лежал в самом углу, полускрытый кучей сломанных подрамников, и потому женщина не сразу его заметила. Она сделала шаг, другой, позвала его низким, изменившимся голосом. И еще прежде чем Александра встала на колени и коснулась кончиками пальцев его щеки, казавшейся грязной от проступившей седой щетины, она поняла, что муж мертв.
Здесь, в квартире подруги, тоже было оглушительно тихо, и такое же яркое майское солнце било в высоко прорезанные мансардные окна, освещающие сверху просторный холл. Правда, здесь царила идеальная чистота. Сама Катя едва ли была лучшей хозяйкой, чем ее закадычная подруга, но у нее имелась приходящая домработница, которая два раза в неделю появлялась и наводила порядок.
– Катя? – Александра удивилась тому, как подавленно, негромко прозвучал ее голос.
Консьержка, неожиданно набравшись смелости, прошла вперед, заглянула во все двери, выходящие в холл, и радостно сообщила:
– Никого нет! Тьфу, а мы-то панику подняли.
– Никого?
Стряхнув с себя оцепенение, Александра последовала ее примеру и бегло осмотрела все комнаты. Ящика с панно нигде не было, спрятать его, учитывая внушительные габариты, не представлялось возможным. «Значит, правда. Константин отправил его по другому адресу».
Ознакомительная версия.
