Максим едва не задохнулся от возмущения. Подпрыгнул, забегал вокруг лавочки. Потом встал.
— Послушайте, Александр Борисович, это не я. Богом клянусь, не я! Да я вообще ни о чем таком понятия не имел. Я принес вам бумаги, которые мне всучил Короленко, какой, на хрен, «жучок»?
— «Жук» висел на нижней части столешницы журнального столика, — невозмутимо говорил Турецкий. — Вчера ты сел на диван напротив Олега Петровича и ни разу не встал… пока не покинул наш номер. Тебе нужно было лишь немного потянуться вперед…
— Да не делал я этого! — взорвался Максим. — Да мамой клянусь, не делал! Я вообще не по этой части!
— А ведь Максим не врет, — пихнул Нагибин Турецкого.
— Что это ты такое говоришь? — неприязненно покосился на него Турецкий.
— Вот видите, я же говорил! — обрадовался Максим. — Ваш напарник тоже так считает!
— Заткнись, Максим, — поморщился Турецкий.
— Не мог он этого сделать, — проворчал Нагибин. — Максим пробыл у нас минут пятнадцать. Сидел на краю дивана, напротив меня, тянул пиво, рука у него все время была занята. Я тоже не вставал, он постоянно находился в поле моего зрения.
Вы болтались по номеру. Чтобы укрепить приемник там, где он находился, ему пришлось бы хорошо потянуться, при этом свободными должны быть обе руки. Кто-нибудь из нас непременно бы заметил. Ему не было смысла туда тянуться. Он мог бы закрепить «жучка» в любом месте, где сидел, — например, под накидкой на диване. Но там ничего не было, вы проверили. Ерунда это все, Александр Борисович.
— Вот видите! — в голосе Максима заиграло ущемленное самолюбие.
— Ладно, прости, — буркнул Турецкий. — А что мне еще прикажешь думать?
— Но в голову приходит не только Максим, — продолжал позорить его Нагибин. — Если руководству местной милиции приспичило подбросить нам «насекомого», они могли это сделать через администратора в наше отсутствие. Нас весь день не было в номере, они могли там даже дискотеку устроить. Могли ордер всунуть дражайшей Марии Петровне — что им мешало подсуетиться? Или без всякого ордера взяли ключ на стойке, установили прослушку, а горничная в это время на стреме стояла…
— Поговорите с администратором, — вякнул Максим.
— Глупости, — бросил Нагибин, — зачем нам говорить с администратором? Что сделано, то сделано. Пожалуйтесь утром Короленко, Александр Борисович, посмотрим, как он будет себя вести.
— Даже не знаю, стоит ли нарываться? — пробормотал Турецкий, — Ладно, Максим, не обижайся. Что за хрень у вас тут творится? Ты уверен, что Поличный повинен в том, что ему инкриминируют?
— Послушайте, мужики, в натуре… — заволновался Максим. — Я тут вовсе не при делах… Про Поличного знаю только то, что знают все… Нормальный был мужик… ну, со своими, конечно, закидонами. Мог послать, мог матом орать на все управление. А так — обычный мент, все страшно удивились, когда ему вломили весь этот список… У меня свое начальство, своя работа, я в этих делах вообще не Копенгаген. А то, что сидел в машине, когда Поличного не смогли задержать, так это адресуйте к моему руководству…
Парень, похоже, не врал. Сомнительно, чтобы зеленого юнца посвящали во все творимые в городе бесчинства. Маловат еще. И не сказать, что он жирует по жизни, соря деньгами от преступной деятельности.
— Максим, во всем этом деле есть масса странностей, — сказал Турецкий. — Мы подозреваем, что события, в которых нам выпала честь участвовать, — не просто охота на оборотня. Все гораздо интереснее. Подставляться, разумеется, не хочется. Но и пускать это дело на самотек… Завтра у нас воскресенье, вряд ли произойдет что-то эпохальное. Но все-таки… Не мог бы ты держать нас в курсе, если вдруг получишь информацию, связанную с нашим сегодняшним разговором?
Максим угрюмо молчал. Турецкий прекрасно, его понимал — заниматься стукачеством в родном городе не больно-то красиво. Командированные уедут (если повезет), а он останется.
— Не настаиваю, — вздохнул Турецкий, — решай сам.
— У нас не любят Махонина, — признался Максим таким тоном, словно слова из горла вытягивал на аркане, — и вообще весь отдел его не любят… Ну, это и понятно. В прошлом году Артем Аверичев подстрелил в задницу одного гада, который задумал слинять во время следственного эксперимента. Гад выжил, а отдел Махонина поднял такой вой — Артемку затаскали, душу из него вынули, он после этих нервотрепок во вневедомственную перевелся. И таких случаев — масса. Худобин — тоже неприятный тип. У нас вообще карманная прокуратура. Но чтобы заниматься явной преступной деятельностью… Это не перебор, Александр Борисович?
— Да бог с тобой, — Турецкий невесело засмеялся, — как я могу кого-то обвинять в преступной деятельности? Я тут второй день. Ладно, Максим, топай, извини, что отвлекли в нерабочее время. Но на досуге все-таки раскинь мозгами.
Они угрюмо смотрели, как молодой оперативник выбирается из ступора, почесал за одним ухом, за другим, как-то тяжело поднялся, хотел что-то сказать, но передумал, заковылял прочь. Обернулся, остановился, плечи совершили грузные подъем и опускание, но не вернулся, ушел.
— Пойдем спать, — Турецкий спрыгнул на землю. — Завтра не отлучайся из гостиницы, а если кто-то нагрянет, говори всем, что не знаешь, где я. У тебя получится — ведь ты действительно не будешь знать, где я…
Несколько раз за ночь сомнения переходили в атаку, взламывали оборону его упрямства и любопытства. Он собирал последние резервы, гнал их подальше со своей территории. Утром проснулся разбитым, но быстро собрался, стараясь не шуметь в районе журнального столика. Заглянул к Нагибину — следователь спал, обняв подушку. Турецкий рассовал по карманам документы, проверил «амуницию», выложил на столик две тысячные купюры, а чтобы их не унесло «ветром», придавил пустым стаканом. На цыпочках покинул номер.
В коридоре никого не было. Он добежал до лестницы, посмотрел вниз. В фойе — пустота, за исключением работницы гостиницы, которая рылась в углу на полке, стоя к нему спиной. Он тихо спустился, развернулся на сто восемьдесят, юркнул под лестницу. Маневр остался незамеченным. Коротким коридором он добрался до заднего выхода, переместил щеколду, выбрался во дворик, загроможденный пустыми картонными коробками, перепрыгнул через траншею, по дну которой тянулась ржавая (и, кажется, дырявая) труба. Спустя минуту он уже сидел во «вчерашнем» сквере, собирался с мыслями. Было несколько минут восьмого, едва рассвело, воздух был свеж и бодрил, воробьи уже проснулись, затеяли драку в кустах. На соседней дорожке простейшие одноклеточные в засаленной одежонке пересчитывали мелочь в карманах, собирая на опохмелку. Наличности не хватало, один из одноклеточных уже посматривал с интересом на прилично одетого господина, собираясь, видимо, попросить «до получки». Лишних знакомств этим утром Турецкий собирался избегать — поднялся, зашагал прочь.
Любопытство пересилило, очень уж хотелось знать, под колпаком ли они с Нагибиным. Он перебежал пустую в воскресное утро дорогу в квартале от гостиницы, вернулся к продуктовому магазину напротив «отеля», встал в тени молоденького вяза.
Через дорогу было тихо и пустынно. Несколько тел шевелились на остановке. Киоски уже работали, но покупательского ажиотажа не наблюдалось. Напротив центрального входа в гостиницу стояла машина «Жигули» седьмой модели. Явно не такси, потому что за спиной водителя сидел кто-то еще. Водитель развалился вполоборота — затылком к Турецкому. В той же позе пребывал и пассажир. Вскоре из машины заструился сизый дымок. Потом открылась дверца, вышел человек, размял кости. Побродил вдоль бордюра, не выпуская из поля зрения крыльцо гостиницы, сбегал к киоску, вернулся с банкой прохладительного напитка.
Сидите, братцы, долго же вам сидеть… Он развернулся, зашагал в сторону Матроски. Маршрут уже отложен в памяти, и время, надо полагать, имелось — можно забежать в какое-нибудь заведение, перекусить на скорую руку…
Шансы на успех он оценивал, как пятьдесят на пятьдесят. Либо повезет, либо нет. В девять с копейками, подкрепившись в заведении со странным названием «У Егорыча», он вышел к улице Левандовского. Избегая проторенного маршрута, прокрался во двор двенадцатого дома, расположился на лавочке позади детской площадки, развернул газету, предусмотрительно приобретенную в киоске на проспекте. Он надеялся, что не ошибся в расчетах — если нужный ему человек решит прогуляться, то дорожки, находящейся в поле зрения, ему не избежать. Здесь ближайший и прямой путь к проспекту, магазинам и остановке. В другую сторону идти незачем — на том краю массива только парочка жилых домов, гаражи и склады оптово-розничной фирмы. Вопрос в другом: появится ли нужный человек…
За полтора часа Турецкий вдоль и поперек изучил газету, вызубрил наизусть котировки акций и курсы всевозможных валют, несмешные анекдоты. Местные жители посматривали на него с растущим подозрением. В десять сорок со стороны дома номер восемь появилась пенсионерка Анцигер. Старушка передвигалась короткими шажками, злобно посматривая по сторонам. В руке она несла пустую кошелку. Турецкий подобрался, сложил газету.
