- А-а, так ты народный избранник, - понял Слива, - на «Мерседесе» ездишь?
- Как все, - ответил седовласый, косясь на обрез.
- И что мне теперь прикажешь с тобой делать, слуга народа? – спросил Слива. – Ты меня говном обозвал, а я, между прочим, и есть тот самый народ, который за тебя голосовал!
- Я на твою машину не залазил, - сказал депутат.
- Хватит и того, что ты, дерьмо, на моей народной шее сидишь всю жизнь, - ответил Слива, - а я на твою машину залез ненадолго и ты разорался, как дятел.
Сравнение было неудачным, но и ситуация нетипичной.
- Пусть твои «обезьяны» выбросят оружие, мобильные телефоны и залезут в ящик с ветошью, - приказал Слива.
Депутат, видя что ситуация вышла из-под его контроля благоразумно кивнул своим людям и они подчинились требованиям Сливы. Достали свои «стволы» из кобур, мобильники из карманов, бросили все это на пол гаража, а сами залезли в воняющий машинным маслом бак, с ненавистью глядя на бандита.
- Закрой их там, - приказал Слива Дизелю, - а ключ мне отдай.
Дизель навесил на бак большой замок, закрыл его и ключ отдал Сливе.
- Как ты думаешь, старый хрен, - спросил Слива у депутата, продолжая тыкать его в висок обрезом, - сколько за тебя можно выручить денег?
- Не советую вам этого делать, - ответил седовласый.
- Советовать будешь у себя в Думе, если еще вернешься туда, - сказал Слива, - а мне отвечай сколько, а то я тебе башку снесу.
Депутат приосанился, но отвечать ничего не стал.
- Ладно, разберемся, - сказал Слива, бросая автомеханику ключи обратно, - Дизель заводи свой «Порш», но сначала открой багажник, положим туда этого суслика. Я так полагаю за него можно миллион по легкому срубить.
- Ты че, я тут не при чем, - испугался Дизель, - я просто автослесарь, я этого делать не буду.
- Тогда я сейчас замочу его прямо в твоем гараже и брошу, а ты потом ментам доказывай, что ты не верблюд, - пригрозил Слива.
- Лучше подчинитесь ему, молодой человек, - посоветовал депутат, - иначе он может убить и вас, и меня.
- Во-во, - сказал Слива, - послушай его. Хоть он и депутат Госдумы, а умную же вещь сейчас сказал. Наверное, первый раз в жизни.
Дизелю ничего не оставалось как открыть багажник своего «Порше». Седовласый там поместился, хоть и не слишком комфортно, но деваться было некуда. Только Слива хотел закрыть багажник, как у депутата зазвонил телефон.
- Опа, чуть не лопухнулись, - воскликнул Слива и выхватил сотовый у седовласого, - алло?
В трубке что-то спросили, Слива покосился на депутата и переспросил:
- Кто говорит-то? А, спикер? Ну, как же знаю! А он сейчас к телефону подойти не может, он какает! Понос у него. Знаете ли, жрет ведь на халявных банкетах без меры, ну, ему дно и вышибает… хм… трубку положили… ладно, хорек, не скучай.
И Слива захлопнул багажник. Дизель был бледнее, чем лист бумаги.
- Чего ты скис, мастер болта и гайки? – спросил Слива. – Давай, садись за руль, поедем.
Дизель подчинился, потому что знал, что Сливе без разницы в кого стрелять – в своих или в чужих. Они выехали из гаража и взяли курс в сторону кольцевой дороги. Ветер свистел за приоткрытым окном спортивного «Порше».
- Ну, что ты скуксился, Дизель, - весело спросил Слива, - ты не менжуйся, что тебя приплетут к соучастию. Я тебе потом дам под глаз пару раз, нос разобью и ты скажешь в ментовке, что я тебя под стволом обреза заставил ехать. А за машиной моей от меня человек придет завтра-послезавтра. И смотри, Дизель, без фокусов, ты же меня знаешь.
Дизель ничего не ответил, он молился только об одном – чтобы все это побыстрее закончилось.
14
Константин Маркович третий час, как ему казалось, висел вниз головой в своем кабинете, привязанный ногами к люстре. Он медленно вращался то по часовой стрелке, то против, ему было нестерпимо плохо и больно, и казалось, что он вот-вот умрет. Руки у главбуха были связаны за спиной, а рот заклеен скотчем, отчего Константин не мог позвать на помощь. Да и звать-то было некого – рабочее время закончилось и в здании управления осталась только охрана на входе, да генеральный учредитель Арсений Павлович со своими телохранителями – двумя молодыми людьми - натуральными бандитами с тяжелыми челюстями, которые и привязали Бутмана за ноги в таком унизительном положении.
Из открытой двери, которая вела в коридор, доносился негромкий голос генерального директора, который с кем-то беседовал у себя в кабинете по телефону. Кабинет Арсения Павловича находился как раз напротив кабинета главбуха, только у генерального была еще и приемная. Видимо все двери были открыты, чтобы Константин Маркович каким-нибудь образом не смог убежать.
Силу духа висящему вниз головой главбуху придавал тот факт, что хоть его и подвесили за ноги, но умереть от кровоизлияния в мозг ему не должны были дать – ведь с его смертью у фирмы исчезнет и надежда вернуть хотя бы часть «позаимствованных» Константином Марковичем денежных средств. Он надеялся, что его все-таки снимут.
В тот момент, когда Бутману показалось, что его голова вот-вот лопнет от налившейся в нее крови, а в ушах зазвучал оркестр двадцати бетономешалок и перфораторов, в кабинет кто-то вошел. Глаза главбуха к тому моменту уже ничего не видели, кроме мутной пелены, а рот заполнился то ли кровью, то ли слюной.
- Снимите его, - приказал Арсений Павлович.
Телохранители пододвинули стремянку, сняли Бутмана с люстры и бросили на пол. Кровь, прилившаяся в голову, пока Константин Маркович висел, с нестерпимой болью хлынула обратно в туловище, а ноги закололи тысячи мелких иголочек. Бутману опять показалось, что он умирает.
- Гляди-ка ты, провисел всего двадцать минут, а стонешь так, как будто тебя каток переехал, - усмехнулся Арсений Павлович, - когда деньги у меня воровал головка не болела. А теперь чего стонешь, как невеста в первую брачную ночь?
Константин Маркович лежал на боку и рук своих, связанных тугой веревкой уже не чувствовал. Рот ему никто не отклеивал, его тошнило, но отрыгнуть он не решался – «слив» был закрыт. Арсений Павлович присел на стул, напротив тяжело дышащего на полу бывшего главбуха.
- По предварительным подсчетам молодого аудитора за последние два месяца ты украл у фирмы, а значит, и у меня лично что-то около двадцати тысяч долларов, - сказал генеральный учредитель.
Константин Маркович попытался сказать что-то в свою защиту, но сил промолвить даже слово у него не было. Поэтому он промолчал, продолжая лежать на полу недвижимо, как труп.
- Работаешь ты в фирме почти шесть лет, - продолжил считать убытки генеральный, - начинал еще при покойном нашем общем начальнике… царство ему небесное… и если предположить, что ты крал у меня каждый год по сто двадцать тысяч, то за шесть лет сколько это получается?
Константин Маркович, несмотря на плохое самочувствие, попытался все-таки возразить, что не каждый год он по столько крал, но скотч, наклеенный на губы, не дал ему произнести ни слова, а позволил лишь только замычать, как мычат глухонемые. Генеральный не принимал ничего в расчет и сам вывел окончательную цифру, подсчитав итог на калькуляторе своего мобильного телефона.
- Итого у меня получилось, что за шесть лет ты, Бутман, украл у фирмы около семисот двадцати тысяч долларов, - резюмировал Арсений Павлович, - и если принять во внимание, что эти деньги были украдены тобой и не пошли в оборот строительства, а значит и не принесли прибыли, то выходит, что ты нанес убыток фирме в сумме, я так думаю, около миллиона долларов. Это я еще по божески посчитал, Костик, ты согласен?
Грубый подсчет генерального учредителя покоробил тонкую бухгалтерскую душу Константина Марковича, возмутил ее. Ведь за все шесть лет его службы он «выдоил» из фирмы чуть больше ста пятидесяти тысяч, которые вложил в новую квартиру, престижную машину, перестройку тещиной дачи в виллу и так, по мелочи разошлось туда-сюда – жене шуба, теще колье, тестю домашний кинотеатр. У него и на счету-то ничего на «черный» день не осталось, а Арсений Павлович, даже не выслушав его доводов, значительно приумножил эту сумму.
Константин Маркович попытался присесть на полу, чтобы объясниться, но поскольку круглосуточно сидение за монитором компьютера никак не укрепило мышцы его брюшного пресса, а наоборот расслабило, то его попытки присесть закончились неудачно – он лишь извивался на полу, как дождевой червь, которого разрезало лопатой. Он был до того жалок, что Арсений Павлович, глядя на него, приказал своим телохранителям:
- Посадите его на полу и отклейте скотч ото рта.
Приспешники моментально выполнили указание хозяина. Как только губы Бутмана освободились он попытался что-то сказать в свою защиту, но не смог. Онемевшая челюсть его не слушалась, отказывалась открываться, а губы от клея скотча приклеились друг к другу. Поэтому Константин Маркович выдал лишь что-то нечленораздельное, похожее более на собачий лай, чем на человеческую речь. Голова его кружилась, главбух едва удерживался в сидячем положении, все предметы и вещи неслись вокруг него, крутились в бешеной карусели.
