— Но как же так? Я столько лет просидела взаперти, бросила карьеру, отказалась от ребенка, а первая встречная недалекая девица легко получит все!
А вот теперь надо взвешивать каждое слово. Посочувствуем, пожалеем, слегка подтолкнем, а решение пусть принимает сама.
— Как ты думаешь, Вадим будет им помогать? Они говорили, что подсунут бумаги вместе с обычными текущими документами?
— Нет. И не думаю, что он вообще придет в восторг от этой идеи. Я ему не мешаю, просто являюсь номинальным совладельцем, всем руководит он один, он же распределяет доходы. Половина — папаше и мне, половина — ему. Да мелочь на содержание Тони.
— А что же теперь?
— Они не решили. Тони был как ненормальный, обещал, что теперь все возьмет в свои руки, что Вадим и так награбил вволю, что хочет широко пожить.
— Значит, Вадим так же, как и ты, пострадает. А если в дело, как совладелец, влезет Тони, то и «Седьмое небо» развалит. Так ты высказала мужу все и за это получила?
— Что ты! Я испугалась. Это я ему скандал за перстень закатила и за Эллу. Знаешь, я прекрасно понимаю, что нельзя устраивать мужьям сцены из-за любовниц. Погуляют и вернутся. А тут — не выдержала. Надо было хоть какую-то разрядку получить. Ну и получила… Что теперь мне делать? Я ведь в таком виде даже на улицу выйти не смогу.
— Этот вопрос решим. Сейчас смотаюсь в аптеку, накуплю примочек, через неделю будешь как новенькая. А с более серьезными проблемами… Прямо и не знаю. Тебе нужна консультация юриста и помощь человека, имеющего влияние на Тони и твоего мужа. Одна ты не справишься. Юриста я тебе найду, а вот со вторым — справляйся сама.
Я практически вплотную подвела ее к подсказке. Осталось только протянуть руку и взять то, что я для нее приготовила. Глаза Марины посветлели, она взглянула на меня с зарождающейся надеждой:
— Вадим. Он тоже пострадает, если в бизнес вступит Тони. И дом, во что превратится этот дом, если его хозяином будет наркоман? К тому же Вадим всегда хорошо относился ко мне, я никогда не лезла в его дела, подписывала все, что он мне приносил, мы часто болтали с ним вечером в гостиной. Нам с ним было хорошо. И будет еще лучше, если мы объединимся.
Я удовлетворенно кивала головой. Наконец-то! Надеюсь, в их светлые головы придет та же идея, что пришла и мне? Мы спустились в гостиную, Марина побежала варить кофе, я быстренько пристроила два «жучка». Надо будет сразу проверить, как работают. Аптека была рядом, пока Марина хозяйничала на кухне, я сбегала за мазями и примочками. Дверь оказалась не прикрыта, и я не стала тревожить хозяйку, вывалила содержимое пакета на стол и пошла в направлении кухни. Протянула руку к двери и услышала знакомый голос:
— Марина, так упасть невозможно! Подобные синяки бывают только от удара. Говори, кто тебя? Я не потерплю, чтобы у меня в семье творилось неизвестно что.
Марина тихо ответила.
— Неужели правда отец? — переспросил Вадим. — Он никогда раньше не позволял себе поднять руку на женщину. Рассказывай, что случилось, только не ври, мне это очень важно.
Марина опять что-то неразборчиво пробормотала.
— Какая подруга? Здесь твоя подруга? Почему ты сразу не сказала? А я смотрю, дверь не закрыта, думал, ты куда-то выскочила и оставила. Давай так, дожидаемся твою подругу, быстренько выпроваживаем ее, и ты все мне рассказываешь. Вытри слезы, давай я помогу тебе отнести в гостиную кофе.
Они замешкались в дверях, а я пулей вылетела из дома, выскочила на улицу и побежала к «Мини Куперу», который я предусмотрительно оставила у соседнего дома. Ничего, чуть позже позвоню Марине, придумаю причину моего исчезновения. Ей сейчас все равно не до странностей в поведении новой приятельницы. А Вадим ее отвлечет и успокоит. У него это просто замечательно получается. Я представила, как Камамбер утешает свою мачеху, и прибавила газу. Это надо для того, чтобы отомстить за смерть мамы и папы. И о Вадиме я могу думать только как об орудии отмщения. Не очень хорошо управляемом, но смертельном.
Дядя Сережа выполнил свое обещание и предупредил о дне и времени рейда в «Техасе». За три часа до назначенного времени я позвонила Алине. Собирались активисты движения «Нет — наркотикам» в квартале от ресторана, чтобы соблюсти конспирацию и не засветиться раньше времени. Я явилась в майке и бейсболке — и Алине приятно, и мне полезно: в толпе активистов трудно идентифицировать личность. К тому же козырек бейсболки хорошо скрывает верхнюю часть лица. Ни грамма косметики, только бледный блеск на губы, широкие штаны, кеды — как все.
Чтобы власти раньше времени нас не заметили, за час до мероприятия мы крадучись пробрались к ресторану и залегли в кустах через дорогу. Не переговаривались, не курили, старались зря не шевелиться. Неожиданно для себя я почувствовала настоящий драйв: наверное, то же чувство испытывали пионеры, играющие в «Зарницу», или партизаны, готовящие налет на склад боеприпасов. Поэтому шелест травы, который я услышала у себя за спиной, напугал меня. Это была Алина. Она пристроилась рядом и горячо зашептала мне в ухо:
— Полина, я хочу тебя предупредить. Мы считаем это дело опасным. Между милицией и посетителями притона вполне может завязаться перестрелка. Это же не мелочь из «Парохода»! Поэтому обязаны остаться только официальные участники движения, те, кто действительно болеет за наше дело. Обычные обыватели могут расползаться по домам.
Я улыбнулась в темноте. Алина считала себя тонким психологом. Действительно, кто согласится признаться в трусости, «расползтись по домам» и назвать себя тухловатым словом «обыватель»? Я заверила ее, что сознательно иду под пули, и побожилась, что в ближайшее время официально вступлю в организацию. Подруга осталась рядом со мной и стала подробно излагать мне устав движения и обязанности ее членов. Закончить она не успела: у входа в ресторан началась едва заметная возня. Дальнейшие события протекали столь стремительно, что я едва успевала фиксировать их у себя в сознании. Стрельбы, конечно, не было, но коротких мужских выкриков, продолжительного мата, пронзительного женского визга — достаточно.
Оказалось, что у нас есть конкуренты: не успели наши фотографы расчехлить свое оружие, как откуда-то слева засверкали вспышки, вспыхнул прожектор, заработала камера. Журналисты! Честное слово, дядя Сережа, это не я! Наши бойцы перемешались со вторым фронтом. Спустя минуту из ресторана стали выводить «добычу». Надо было видеть лица служителей порядка, когда они обнаружили толпу с камерами! Вот какой-то особенно прыткий журналист бросился под ноги двум парням, тащившим упирающегося полуодетого дядечку, и стал отчаянно щелкать камерой, пытаясь снять бедолагу в самых удачных ракурсах. Дядечка ловко вывернулся и ногой угодил журналисту прямо в лицо. Тот картинно упал на асфальт и огласил душераздирающими стонами окрестности. Его товарищи бросились снимать столь выигрышный материал, образовалась свалка, в которой смешались все участники трагикомедии. Я уже решила признать себя обывателем и «расползтись по домам», как двое в форме подхватили меня за руки и легко понесли к милицейскому фургону. Мгновение — и я оказалась внутри, вместе с копошащимися, кричащими, пытающимися вырваться людьми. Пришлось проявить благоразумие, забиться в уголок и прикрыть голову руками. Алина не просто тонкий психолог, но и провидец. Акция действительно оказалась опасной.
Скоро нас закончили «грузить», и фургон тронулся. Было темно, я не смогла рассмотреть тех, кто попал со мной в эту мышеловку. Интересно, здесь ли Синдяков? Это было бы забавно: расставила сети на него, а угодила сама. Может, он сегодня не пришел в ресторан. Или в момент акции находился в зале — вряд ли сюда попали обычные посетители, скорее всего, забирали только тех, кто находился в номерах. Ехали мы недолго, скоро машина остановилась, и нас стали сортировать — девочек налево, мальчиков направо. Так я угодила в «обезьянник» с весьма симпатичной компанией: проститутки, пара журналисток, несколько девчонок из движения «Нет — наркотикам». Незнакомые лица. Кроме одного. Удача! Все-таки во всем есть свои плюсы — ближайшее время я вынуждена была провести с «госпожой» Синдякова-старшего. Подобные ситуации, как правило, сближают. Если девушка захочет с кем-нибудь поговорить, рядом должна оказаться я. Поэтому я постаралась незаметно приблизиться к ней и встать рядом. Девица была абсолютно спокойна. Она равнодушно жевала резинку и разглядывала товарищей по несчастью. Пришлось завязать разговор самой.
— Вот влипла, — вздохнула я, — теперь в институт сообщат. Как бы не исключили.
— А кто тебя за уши тянул? — хмыкнула она. — Раз не сидится спокойно дома — получай. Ты в первый раз?
— В первый. И что теперь с нами будет?
— Ничего особенного. Подержат подольше, доведут до истерики, снимут показания. Тебя-то отпустят. А я, боюсь, задержусь. Мне уже в прошлый раз сказали, чтобы больше не попадалась.
