не собирался. А вот отец Эггерт не раз задавался вопросом, почему Ари не бывает в церкви. Ари появился там лишь однажды – два года тому назад, когда отпевали одного из славных сынов города Хрольвюра Кристьянссона, скоропостижную смерть которого Ари расследовал сразу после того, как перебрался в Сиглуфьордюр.
Отец Эггерт был явно рад звонку Ари, тем более что тот хотел порасспросить его о Хьединсфьордюре.
– Может, заглянете ко мне? – сказал пастор.
– Разумеется. А вы хорошо себя чувствуете?
Пастор добродушно рассмеялся:
– Превосходно. Неужели вы думаете, что какой-то вирус может сразить такого божьего человека, как я?
Ари решил воспользоваться предложением отца Эггерта, и, хотя на парковке перед участком стояла патрульная машина, он отправился к пастору пешком. Погода к тому располагала: было довольно прохладно, но безветренно. Ари шел вдоль моря, любуясь величественным в своей безмятежности фьордом.
Сиглуфьордюр часто бывал погружен в безмолвие, а уж сейчас и подавно. По дороге Ари не встретил ни одного человека – все сидели по домам. Ему казалось, что он, один-одинешенек на всем белом свете, бредет по городу-призраку. Вокруг все будто вымерло. Тишина была настолько всеобъемлющей, что Ари стало даже не по себе.
Пастору было за шестьдесят лет, тридцать пять из которых он прослужил в Сиглуфьордюре, где родился и вырос. Он ни разу не связывал себя узами брака и не имел детей. Его дом, окруженный устремленными к небу елями, располагался на невысоком холме вблизи городской больницы.
Постучавшись в дверь, Ари окинул взглядом погруженный во тьму фьорд, на фоне которого вырисовывался горделивый силуэт церкви в обрамлении небольшой кучки домов. Откуда ни возьмись прямо перед лицом Ари пронеслась стайка птиц, лишь на мгновение нарушив тишину и снова исчезнув в никуда.
Тут дверь открылась, и на пороге появился пастор.
– Входите в дом, мой друг.
Эггерт выглядел моложе своих лет. Черты его лица говорили о силе характера, а седые волосы священника отличались густотой. Высокий и худощавый, он был одет в брюки из фланели и клетчатую рубашку с расстегнутой верхней пуговицей, на шее у Эггерта был шнурочек, на котором висели изящные старомодные очки.
Он провел гостя в свой кабинет и, усевшись за письменный стол, указал Ари на стул.
– Ну что, хватает у вас нынче работы? – спросил Эггерт лукаво.
– Это точно, – ответил Ари, присаживаясь.
– Вроде как эта напасть, к счастью, уже пошла на спад, – заметил пастор. – Розу очень жаль. Вы знали ее?
– Лично не знал, – отозвался Ари. – Она ведь работала здесь медсестрой много лет?
– Да-да, – подтвердил отец Эггерт. – Но с Сандрой-то вы знакомы, верно?
Ари кивнул – в этой маленькой общине на берегу фьорда ничего нельзя было утаить.
– Верно, иногда навещаю ее.
– А я вот сегодня у нее был – слегла с обычным гриппом, правда в тяжелой форме.
«Ну слава богу, – подумал Ари. – Значит, у нее все-таки не эта чертова лихорадка».
– Насколько мне известно, лучше вас о Хьединсфьордюре никто не осведомлен? – попытался сменить тему беседы Ари.
– О Хьединсфьордюре, говорите? А что бы вы хотели узнать? – по-стариковски прищурился Эггерт.
– Я тут изучаю обстоятельства одного старого дела – ну, когда удается выкроить немного времени, – смущенно пояснил Ари.
– А, тот несчастный случай? – спросил священник и прежде, чем Ари успел кивнуть, добавил: – Когда Йоурюнн отравилась?
– Да, – только и сказал Ари: Эггерт был словоохотлив, и заполнять паузы в разговоре не требовалось.
– Я, конечно, помню о том происшествии. Они ведь были последними жителями Хьединсфьордюра – Гвюдмюндюр и Гвюдфинна, я имею в виду. Сначала они жили в Сиглуфьордюре, а потом снова перебрались сюда после того, что там стряслось. Ну и Йоурюнн… – Он немного призадумался. – Йоурюнн и Мариус – если я правильно помню его имя – тоже там жили.
– Они были сестрами – Гвюдфинна и Йоурюнн, – перебил его Ари.
– Вам необязательно мне об этом напоминать, – довольно резко заметил Эггерт, а потом снова улыбнулся. – О Хьединсфьордюре мне многое известно. За все годы там проживало так мало людей, что я за короткое время основательно изучил не только его историю, но и историю его обитателей.
– А вам самому там жить не приходилось?
– Упаси боже! Слишком уж это уединенное место. Вот Сиглуфьордюр как раз по мне – вдали от цивилизации, но не настолько… – Он усмехнулся. – Думаю, там бы я давно уже умер от страха заплутать в темноте или от одиночества. Как Йоурюнн.
Ари решил было расспросить его об этом поподробнее, но пастор его опередил:
– До того, как построили туннель, я несколько раз посещал Хьединсфьордюр – как правило, добирался туда пешком. Серьезный такой поход. Однажды – много лет назад – я плавал туда на корабле, когда было решено провести во фьорде мессу. Будучи местным пастором, иного выбора я не имел. Можете только представить себе, что это была за месса, в такой глуши, но нам казалось правильным вспомнить тех, кто когда-то жил во фьорде, а также священников, что проводили там службы. Так что многие из обитателей Сиглуфьордюра поплыли туда со мной. – Эггерт сделал паузу, чтобы перевести дыхание.
Свисавшая с потолка люстра не горела, но по кабинету разливался мягкий свет настольной лампы, и царивший в комнате уют резко контрастировал с беспросветной тьмой за окном. На письменном столе Эггерта высились стопки книг, и, пока тот говорил, Ари успел пробежать глазами по названиям на их корешках: кое-какие произведения затрагивали религиозные темы, но предмет большинства из них был иным. На полках тоже теснились книги – многие в великолепных обложках. Ари почему-то подумал, что станет с книгами и другими вещами пастора, когда тот покинет этот мир, ведь – по своей воле, а может, и нет – священник был холост и бездетен. В этот момент перед глазами Ари вновь возник образ малыша из Блёндюоуса, у которого в Сиглуфьордюре, возможно, жил отец перекати-поле, и сердце Ари на мгновение замерло.
Эггерт поднялся со своего места, и, судя по тому, как скривилось его лицо, такие движения давались ему нелегко, хотя на вид он был в хорошей физической форме. Заметив это, Ари невольно вздрогнул.
– Молодой человек, – сказал Эггерт с улыбкой, – мы можем, конечно, сидеть здесь в тепле и уюте и рассуждать о Хьединсфьордюре. Но его нужно прочувствовать.
Ари вполне мог представить себе, как пастор в том же тоне обращается к своей пастве во время воскресной службы.
Эггерт подхватил свое пальто с крючка возле входной двери и распахнул ее в темноту:
– Поедем на моем джипе.
Тут он застыл на мгновение, оглядывая Ари
