Ознакомительная версия.
По мере прочтения возмущенный гул в зале усиливался, судья несколько раз прерывалась и просила соблюдать тишину, но на ее замечания никто не обращал внимания. Апогеем возмущения стало поведение маленькой толстой тетки, которая вскочила со своего места, подлетела к решетке, за которой сидел Громов, и плюнула ему в лицо. Андрей успел увернуться от плевка, но стал терять над собой контроль, от прежнего видимого спокойствия не осталось и следа: руки его затряслись, он вскочил и закричал, пытаясь переорать толпу:
– Я невиновен! Невиновен!! Невиновен!!! – У Андрея началась настоящая истерика. Это было очень плохо, потому что ему необходимо было сейчас давать показания.
Судья била молотком по столу, чтобы утихомирить толпу. Охрана пыталась оттащить от Громова очередного любителя поплеваться. Суматоха продолжалась несколько минут. Наконец с помощью милиции удалось успокоить людей, а прибывший врач сделал Громову успокоительный укол, и теперь он выглядел отрешенным и безразличным ко всему.
– Подсудимый Громов, – обратилась судья к Андрею. – Понятно ли вам предъявленное обвинение?
– Да, – еле слышно произнес Андрей.
– Признаете ли вы себя виновным по данному делу?
– Нет. Вину свою не признаю, виновным себя не считаю, – более твердо сказал Громов.
– Желаете ли дать показания в свободной форме по существу рассматриваемого дела?
– Нет, – резко сказал Громов и демонстративно отвернулся.
Арестов вскочил со своего места – так они с Громовым не договаривались – все было заранее продумано, и Андрей должен был дать свою трактовку событий, ответив на поставленный вопрос положительно.
– Могу я переговорить с подзащитным? – обратился Арестов к судье, судья дала свое согласие, и Аркадий подошел к Андрею. – Что случилось? Мы же с тобой все обсудили и обговорили? – напряженно спросил Аркадий.
– Что я им расскажу? Думаешь, мне кто-нибудь поверит? Надоело одно и то же твердить, – отмахнулся Андрей.
– Андрей, твои показания очень важны для выяснения истины! Твой отказ может быть расценен судом как нежелание сотрудничать, а это очень плохо, – постарался образумить Громова Аркадий.
– Я ничего рассказывать не буду, – уперто заявил Андрей.
– Ладно, произвольный рассказ отменяется. Но, надеюсь, на вопросы ты будешь отвечать?
Андрей колебался, не говорил ни да, ни нет, и Арестов взял инициативу на себя:
– Подсудимый изъявил желание быть допрошенным первым, – обратился он к суду. – Мой подзащитный отказывается давать показания в форме свободного изложения фактов и обстоятельств, связанных с инкриминируемым ему деянием, так как боится сбиться с мысли и запутать уважаемый суд, но с радостью ответит на все возникшие вопросы, выражая тем самым свое добровольное сотрудничество по данному делу.
– Тогда начнем, – недовольно сказала судья, – и так уже столько времени потеряли впустую. Подсудимый Громов, что вы делали в парке в ночь с 9 на 10 июня?
– Ночь была теплая. Я не хотел идти домой.
– Пили ли вы алкоголь? Какой и в каком количестве?
– Да. Я выпил небольшое количество водки, так как по состоянию моего здоровья много пить мне нельзя.
– Что было дальше?
– Ко мне подошла девушка и предложила заняться с ней любовью. – Ответ Андрея вызвал новый взрыв эмоций: зал опять загудел, кто-то охнул, а кто-то громко засмеялся.
– Знакома ли вам была эта девушка?
– Нет. Я переехал в город Солнечный не так давно. Ни с кем из местного населения познакомиться не успел.
– Во время вашего задержания вы указали на труп девушки и сказали фразу: «Я не убивал Лизу». Так ли это?
– Могу повторить эту фразу еще раз – я не убивал Лизу.
– Откуда же вам было известно имя убитой?
– Та девушка, которая подошла ко мне в парке, назвалась Лизой.
– Значит, вы подтверждаете, что разговаривали с убитой в ночь с девятого на десятое июня?
– Нет. В ночь с девятого на десятое июня я разговаривал совершенно с другой девушкой, которая представилась мне именем Лиза. Поэтому при задержании, когда я увидел лежащую на земле девушку, я принял ее за ту, которая разговаривала со мной до этого. Повторяю, я не был знаком с убитой Елизаветой Самариной, не разговаривал с ней и увидел ее в первый раз, когда она была уже мертва.
– Тогда сразу возникает следующий вопрос. Если вы плохо видите, то как вы можете утверждать, что подошедшая к вам девушка, изъявившая желание заняться с вами любовью, ничего общего не имела с Елизаветой Самариной?
– Почему же, кое-что общее она все-таки имела: длинные темные волосы, похожее телосложение и практически идентичную одежду.
– Какое же отличие было у двух девушек?
– Отличие у двух девушек было вполне существенное, и, к счастью для меня, оно выяснилось: мой адвокат довел до моего сведения, что убитая Елизавета Самарина никогда не имела половых сношений с мужчинами, то есть была девственницей. А с другой девушкой у меня была вполне нормальная сексуальная связь.
– Прошу довести до сведения суда, что подсудимый намеренно пытается ввести в заблуждение собравшихся, – вставил свое слово обвинитель. – То, что подсудимый Громов разговаривал с Елизаветой Самариной, а соответственно, и видел ее за некоторое время до смерти, доказано и вытекает из показаний свидетельницы Носковой.
В зал заседаний вплыла невысокая круглолицая бабуся в старомодном платье с белым кружевным воротничком, грязными седыми волосами и в галошах на босу ногу. Она заняла место свидетеля, ответила на несколько формальных вопросов судьи, внимательно выслушала вменяемые ей права и обязанности, подписала протокол об ответственности за дачу ложных показаний и в ожидании замерла.
– Свидетельница Носкова, – приступил к допросу обвинитель, – скажите, есть ли среди присутствующих в зале человек, которого вы видели в обществе Елизаветы Самариной на центральной аллее парка в ночь с девятого на десятое июня сего года?
Носкова завертела головой по сторонам, смешно сощурив глаза, внимательно оглядела всех присутствующих, включая судью, заседателей и даже прокурора, наконец остановила взгляд на Громове, ткнула в него коротким кривым пальцем и выпалила:
– Так это, вон он за прутьями сидить, ирод!
– Именно этого человека вы видели в парке с Елизаветой Самариной? – уточнил прокурор.
– Ну да. Я с Федькой гулять пошла, а он просраться никак не мог, вот и пришлось задержаться.
– Кто такой Федька? – Глаза обвинителя выползли из орбит: ни о каком Федьке он не знал.
– Федька? Федька – это псина моя, дворянин по происхождению, – деловито сообщила Носкова, и в зале все дружно расхохотались.
– Говорите по существу, – разозлился прокурор. – Вы вышли гулять с собакой и увидели Громова и Самарину. Что они делали?
– Громова, не Громова – не знаю. А ентого, что в клетке сидить, видала, и неоднократно. Он там в парке крепко-накрепко обосновался. Неделю по парку шамонался, будто его дома никто не ждал.
– В ночь с девятого на десятое июня вы гуляли с собакой, увидели Самарину и этого человека. Что они делали?
– А я почем знаю, – всплеснула пухлыми руками Носкова и покраснела. – Я только мельком и взглянула. Смотрю, Лизка стоить, а на лавке ентот сидить. Я Лизке рукой махнула – мы часто с ней в парке пересекаемся, но гуляем с нашими засранцами порозень, мой Федька больно задиристый. Она поглядела в мою сторону, но, видать, не заметила. Я так поняла, что занята она была. Что ж, думаю, дело молодое, пусть беседуют, и умчалась вслед за Федькой. Он, паршивец, кошку углядел и рванул, а я, как молодая лань, за ним по кустам упрыгала.
– В котором часу это было, помните?
– Что ж я, по-вашему, склерозная какая? – обиделась Носкова. – Около двадцати трех часов и было. Я обычно раньше выхожу, но в тот день замешкалась маленько. Суп поставила на плиту, а он никак закипать не хотел, а я потом смотрю, конфорку-то я не включила, вот, думаю…
– Спасибо, у обвинения больше нет вопросов, – громыхнул на весь зал прокурор, плюхнулся на стул и сильно нахмурил брови, выражая тем самым крайнюю степень недовольства показаниями свидетельницы Носковой.
Зато лицо Арестова, когда судья передала слово защите, светилось полным удовлетворением. Довольный интересным поворотом событий, он подошел к свидетельнице и задал ей свой первый вопрос:
– Клавдия Борисовна, скажите, как у вас со зрением?
– Не жалуюсь я на зрение, милый, хоть и не девочка уже. Енто тепереча молодежь окосела от рыночного изобилия, а наше поколение, взращенное на натуральном питании…
– Очки, значит, не носите? – перебил Носкову Аркадий.
– Нет, своими окулярами покаместь справляюсь.
– На каком расстоянии от вас в ночь с девятого на десятое июля стояла Елизавета Самарина?
– Я ж не сантиметр, – возмутилась Носкова. – Думаю, метров в тридцать-сорок, не боле.
Ознакомительная версия.
