— Бульдоги грустят, — вздохнула я. — Что же нам делать? Этак они зачахнут от тоски!
Антон и Аня немедленно начали операцию по спасению собак. Они тормошили их, кидали им мячик, чесали животы и даже сделали Ильичу массаж спины. Старичок блаженно кряхтел и позволял детям делать все, что угодно.
Так прошло полчаса. Бульдоги разыгрались вовсю, близнецы раскраснелись и, кажется, совсем забыли о безобразной сцене, что происходила перед их глазами.
Наконец, Гитлер перекусил пополам мячик и без сил рухнул на подстилку.
— Ну вот, спасательная миссия успешно завершена, — сказала я. — Быстро мыть руки и обедать.
Я прикинула, что вряд ли Гольцовы будут выяснять отношения в столовой — скорее всего, они выберут для этого свою спальню. Так что столовая — вполне безопасное место для детей.
Кухня встретила меня стерильной чистотой и тишиной. Видимо, Маша исчерпала все силы на приготовление овсянки, а Катерина забыла дать распоряжения насчет обеда.
Я сварила сосиски и открыла банку зеленого горошка. Нам с близнецами хватит, а остальные пусть заботятся о себе сами.
Близнецы лениво гоняли горошек по тарелкам.
— Научите меня играть в покер? — спросила я.
Антон и Аня переглянулись и заработали вилками. Следующие полтора часа прошли для меня крайне познавательно. Вообще-то я умею играть в покер, и самым трудным было делать вид, что я ничего не понимаю в игре. Близнецы горячились, отталкивали друг друга. Каждый старался объяснить как можно лучше. В итоге они выиграли у меня полтора миллиона долларов — нарисованных на листках из блокнота, разумеется, — и пришли в превосходное настроение.
— Ну, все. Сыграем еще разок завтра. А на сегодня достаточно.
При мысли, что придется выходить и встречаться с родителями, близнецы немедленно загрустили.
— Знаете что? — предложила я. — Мне нужно съездить в город ненадолго. Не хочу вас здесь оставлять без присмотра… Давайте возьму вас с собой. Поедим мороженого в кафе… Не возражаете?
Конечно, близнецы не возражали. Они побежали надевать чистую и сухую одежду, а я пошла предупредить Катерину.
Гольцова стояла у окна столовой и курила в приоткрытую створку.
— Катя, я хочу съездить в Тарасов. Ненадолго, часа на два. И возьму с собой Антона и Аню. Не возражаете?
Гольцова ответила, не оборачиваясь:
— Конечно, Женя. Я уверена, с вами дети будут в безопасности.
Катерина выпустила дым через ноздри и горько проговорила:
— Все равно в этом доме некому ими заниматься. Господи, поскорее бы отъезд! Если бы не праздники, наши визы были бы давно готовы…
При чем здесь визы? При чем Швейцария? Неужели Гольцова всерьез рассчитывает, будто за границей жизнь ее семьи волшебным образом изменится? Что Макар перестанет быть равнодушной сволочью? Что прекратит крутить амуры за спиной супруги? Но, само собой, я промолчала.
— Ладно, мы поехали. Вернемся до темноты.
Катерина обернулась ко мне:
— Будьте очень осторожны, Женя!
— Да уж, мы прямо как десять негритят, — горько пошутила я.
— О чем вы говорите? — Глаза Гольцовой округлились от удивления.
— Ну как же! Знаменитый детектив Агаты Кристи — «Десять негритят». Там на острове собираются люди, и некто неизвестный убирает их по одному… Помните?
Реакция Гольцовой меня поразила. Катя прижала дрожащую руку ко рту и остановившимися глазами уставилась куда-то поверх моей головы.
— Катя! Что с вами? Вы в порядке?
Гольцова медленно кивнула и вдруг быстрым шагом вышла из комнаты. Что это с ней? Неужели только сейчас она поняла, что происходит? Неизвестный злоумышленник по одному вышибает возможных защитников этого дома. Но до того, чтобы Катерина и дети остались беззащитными, ему еще очень далеко…
Я пинком распахнула дверь в каптерку охранника. Нарочно не стала стучаться. Глебушка и Маша порскнули друг от друга, как застигнутые завучем на месте преступления восьмиклассники. Попались, голубчики! А вот нечего на рабочем месте такими вещами заниматься! Распустились, понимаешь…
— Добрый день, — поздоровалась я светским тоном. — Маша, напоминаю вам — пока Надя в больнице, готовите в этом доме вы. Там наверху двое голодных мужчин и одна женщина. Кстати, она платит вам зарплату, не забывайте. Вижу, вы позаботились о своем женихе… А теперь, будьте добры, побеспокоиться об остальных тоже.
Маша, красная, как пион, со слезами на глазах вылетела как ошпаренная.
Глеб смерил меня нехорошим взглядом:
— Кто д-дал вам п-право так разговаривать с моей невестой?!
Я не стала оправдываться.
— Я уезжаю. Буду через два часа. Будь добр, смотри внимательно. Вечером мы с тобой сделаем обход участка. Все, пока!
Близнецы стояли во дворе. Вместо комбинезонов на них были брюки и курточки — дети явно приоделись для поездки в город. Помахивая ключами, я направилась к «Фольксвагену».
— Я на этом драндулете не поеду, — совершенно неожиданно заявила Аня и надула губы.
Я критически оглядела свое транспортное средство. Машина, конечно, не новая, но выглядит вполне прилично. Ничего не понимаю…
— Что именно тебе не нравится? — спросила я, стараясь держаться в рамках. Все-таки Аня еще ребенок, да вдобавок избалованный.
— Не поеду я! Давайте возьмем мамину «Тойоту».
Да, а мне казалось, что мы с детишками нашли общий язык… Признаюсь, не ожидала от них таких фортелей.
— Не могу же я брать чужую машину! Да мне и моя вообще-то нравится. Не хотите ехать со мной — оставайтесь дома. Поеду одна.
Я села на водительское место и опустила стекло.
Близнецы уставились друг на друга, на их лицах появилось озадаченное выражение.
— В чем дело? Я скоро приеду. Раз мороженое отменяется, обернусь за час. Бегите в дом.
— Женя, нам надо вам сказать кое-что, — вздохнул Антон.
— Что-то очень важное! — присоединилась к брату Аня.
— Слушаю вас очень внимательно.
В этот момент из дома донеслись крики, звуки ударов и с треском ломающейся мебели. Близнецы с ужасом уставились на дом. Я выскочила из машины, забыв даже вытащить ключи из замка зажигания, и бросилась к особняку.
Неужели на дом Гольцовых совершено нападение?
Близнецы бежали за мной, скользя и спотыкаясь. Так, детям в такой момент в доме делать нечего. Я остановилась:
— Идите в бункер и сидите там, пока я не разрешу вам выйти.
Антон упрямо замотал головой. Глаза Ани наполнились слезами.
— Быстро! Это приказ. А приказы не обсуждают.
Я побежала к дому, не оглядываясь. Если командир не допускает даже тени сомнения, что его приказ будет выполнен, то и подчиненные думают так же.
Я затормозила на крыльце. Не будем влетать очертя голову в неизвестную ситуацию. «Вначале — разведка, всем люлей — потом!» — так говорил наш инструктор по рукопашному бою.
Я взглянула через стекло Глебушкиной каморки. Оттуда просматривается часть холла у входной двери.
Картина, представшая моим глазам, была ужасна.
На полу вестибюля беспомощной куклой валялся Василий. На нем верхом сидел Макар Светозарович и колотил педагога головой об пол. Я толкнула дверь и вошла. Вася поднял на меня страдальческие глаза. Рот у него был разбит, из носа текла кровь. Вид у педагога был совсем не героический.
Я погромче хлопнула дверью, чтобы переключить внимание Макара на себя, и осведомилась:
— Что случилось?
Макар не удостоил меня ответом. Он еще разок примерился и приложил учителя своих детей головой о паркет. Вася пискнул и закатил глаза.
Я подошла сзади и аккуратно взяла Макара Светозаровича за локти, заведя ему руки за спину. Мужчина дернулся, пытаясь освободиться, но не тут-то было. Такая позиция позволяет удерживать противника намного крупнее себя. Конечно, я без труда справилась бы и не с таким противником, как режиссер драматического театра, но мне не хотелось причинять вред своему работодателю. Вдруг не заплатит потом за работу?
Василий между тем слегка оклемался и перешел в атаку, пользуясь тем, что руки его противника стянуты за спиной. Педагог ухватил Макара за концы длинного шарфа и попытался задушить. Ничего себе, шекспировские страсти! Так, все. Я в этом не участвую.
— Прекратите оба! — заорала я. От громкого звука человек теряется, мне бы еще водомет и слезоточивый газ — и вообще никаких проблем.
Я отпустила Макара Светозаровича и встала. Мужчина немедленно поднялся с пола и первым делом принялся отряхивать брюки. Лицо Макара было красным, светлые волосы растрепались.
Василий ворочался на полу, пытаясь подняться. Наконец ему удалось встать, и он остался стоять, держась за стену, как партизан на допросе. В отличие от Макара учитель был бледен до синевы, и алая кровь ярко выделялась на лице. Хорошо, что детишки не видят. Довольно с них на сегодня новых впечатлений…
