- Твои не приехали, - сообщил он, подумал и добавил: - Неизвестно, когда они телеграмму получат.
- Они могут быть на даче. У них сад рядом с городом, в десяти минутах езды. Телеграмму могли отдать соседям, а мне сиди здесь и жди у моря погоды.
- Поезд будет где-то в два, - сказал Сережа. - Слушай, может, тебе автобусом лучше? Быстрее получится... Или знаешь что: у меня в семь дежурство кончится, я тебя до поворота довезу и автостопом отправлю. - Идея мне необыкновенно понравилась.
- Хорошо, - кивнула я.
В восьмом часу я покинула город на милицейском "газике". На объездной дороге Сережа тормознул грузовик и попросил заспанного дядьку:
- Довези девчонку, у нее на вокзале чемодан свистнули, надо к тетке добраться. - Тот молча кивнул.
Дядька попался неразговорчивый, и я помалкивала. Уже въехав в город, он спросил:
- Где выйдешь?
- Поближе к автобусной остановке, - попросила я и вскоре оказалась на вокзале.
Прямого сообщения с моим родным городам здесь не было. Я выбрала ближайший по времени и шедший в том же направлении автобус и через полчаса уже дремала в "Икарусе". Сменив еще два автобуса, в половине десятого вечера я прибыла в родной город. И тут встал вопрос: а хочу ли я домой? Конечно, хочу, если меня там не ждет никто, похожий на Полифема. Если ждет, то спешить не стоит. Первое, что необходимо сделать, это позвонить Максу.
Трубку он снял сразу, точно ждал.
- Наконец-то, - сказал он и тяжко вздохнул. - Как дела?
- Как сажа бела. А у тебя?
- Руку сломал, когда с поезда прыгал. Болит, стерва.
- Гипс наложили?
- Наложили. Между прочим, я здорово перепугался. Не было уговору разделяться.
- Чего про кейс молчишь? Или мы с тобой лопухнулись и в кейсе кукиш?
- Еще чего. В кейсе бабки, да такие, что выговорить страшно. Ума не приложу, куда спрятать.
- Подальше.
- Что-то я радости в голосе не слышу. Плохи дела?
- А черт их знает. На месте меня ждал Полифем. Надеюсь, он не ожидал, что я ему настоящие деньги привезу. Но выяснять я не стала и смылась, тем более что он вел себя невежливо и даже не соизволил показаться... А в поезде обнаружились трупы, причем сразу два. Отгадай, кто?
- Полосатый и его приятель?
- Точно. Так что о настроении говорить не приходится.
- Где ты сейчас?
- Возле универмага на Мичурина.
- Я за тобой приеду.
- Со сломанной рукой?
- Так я на такси.
- Вот что, Макс. Тебе светиться нельзя, так что держись от меня подальше, не звони и вообще не высовывайся. Если я тебе понадоблюсь, сообщи Вике, связь будем держать через нее. На квартиру к ней не суйся и вообще поосторожней. Деньга спрячь и руку лечи.
- Маринка, пока все просто здорово, но так будет не всегда. Трупы это серьезно, и тебе стоит ненадолго исчезнуть.
- В корне неверно. Они послали меня с макулатурой? Я макулатуру привезла. Сбежала от Полифема, потому что испугалась. А кто бы не испугался? А теперь исчезать мне не с руки: все я сделала, как велели, и заслужила поощрительный приз.
- Вдруг у них свое мнение на этот счет? Приезжай ко мне, все обсудим.
- Нет. Я уже все объяснила. Держись подальше. Если смогу, буду звонить. - Я повесила трубку, не дожидаясь, пока Макс начнет приводить доводы в пользу соединения наших усилий.
Пройдя метров двадцать, я вошла в сквер и села на скамейку. Две девушки выгуливали овчарку, собачка явно хотела спать. Они брели вокруг фонтана, который в настоящее время не работал, а я думала: Макс, конечно, прав. Положение у меня шаткое и весьма опасное. Захочет ли кто выслушать мои доводы или нет - еще вопрос. А ну как они рассудят по-своему и, не мудрствуя понапрасну, для начала оторвут мне голову? Мысль паршивая, но в чьем-нибудь мозгу вполне может вызреть.
Полифем, к примеру, не производит впечатления мудрого человека. Он вполне может решить, что если денежки пропали, а я по соседству вертелась, так знать должна, где их теперь искать. Тогда мое будущее выглядит не просто туманно, а из рук вон плохо. И хоть я воспитывалась на хрестоматийных примерах стойкости и силы духа, да и характером меня как будто Бог не обидел, но, если честно, оказаться в положении подпольщика, схваченного гестапо, мне совершенно не улыбалось, и пытаться проверить силу своего духа желания не было. Человек с глазами Полифема вполне мог перещеголять самого большого фантазера из всех известных палачей, и тогда мой дух против его фантазии будет как рубль против доллара: усмехнуться, вздохнуть и махнуть рукой.
Такое направление мыслей меня изрядно выбило из колеи. Я начала постукивать зубами и ежиться. Ночной воздух, ветерок и жуткая темень в парке, который даже девицы с собакой уже покинули, оптимизма не прибавили. Я почувствовала себя одинокой, маленькой и беззащитной. Захотелось пролить слезу, прижаться к широкой груди и услышать что-то ласковое и успокаивающее. Кандидатов на роль спасителя несчастных девиц поблизости не наблюдалось, и от мысли зареветь пришлось отказаться.
Я встала и прошла вокруг фонтана, чтобы согреться и размять ноги. На ходу лучше думается и мысли приобретают оптимистическое направление. Кто-то сказал, что лучший способ защиты - нападение. Я решила это проверить. Покинула сквер и зашагала по проспекту, насвистывая и ускоряя шаг. Получалось что-то вроде марша, и польза от этого была явная: я согрелась, а в голове зарождались наполеоновские планы.
С этим самым маршем в душе я вступила на улицу, где стоял дом Юрия Петровича. То, что сукин сын жив и благодаря моим стараниям и неусыпному попечению здоров, сомнений у меня не вызывало. Следовало с ним разобраться. Стараясь держаться в тени, я приблизилась к дому. Ни в одном окне свет не горел. Дом темной громадой высился за забором, рождая в душе трепет. Я обошла его, старательно разглядывая темные окна и прислушиваясь. Ни огонька, ни звука. И все-таки что-то подсказывало мне, что Юрий Петрович здесь и, возможно, ждет меня. С нетерпением или без - не скажу, а вот что ждет, я чувствовала. Полифем о моем побеге уже рапортовал, а так как деться мне, в сущности, некуда, дорогой мой человек ожидает появления "дочки" с часу на час.
Я прошлась вдоль забора и выбрала дерево поветвистее. Влезла на него, устроилась на толстом, суку, прижавшись спиной к стволу, и уставилась на дом. Ничего примечательного не происходило, и я очень скоро заскучала. Ни одна веточка в саду не хрустнула, ни один, даже легкий, шум не коснулся моих ушей, а дом как был безмолвен и мрачен, таковым и оставался.
Я попробовала припомнить: в мой прошлый визит были здесь собачки или нет? Никто поблизости не тявкал, но встретиться с разъяренным догом или ротвейлером мне совершенно не улыбалось. Нет, собак в прошлый раз я не видела, хотя ничто не помешало бы Юрию Петровичу их на днях завести.
Вздохнув и припомнив фразу: кто не рискует, тот не пьет шампанского, я слезла с дерева и зашагала к телефону. Он должен быть в квартале отсюда возле почты. Телефон был и работал, я набрала номер Юрия Петровича. Красивый женский голос сообщил, что я могу оставить свое сообщение.
- Юрий Петрович, - сказала я, - мне надо с вами поговорить. А может быть, идти в милицию. До разговора с вами я этого делать не хочу. В общем, встречайте.
Я повесила трубку и бегом устремилась к дому. Ни одной машины, ни одного прохожего. Все точно вымерли.
Я влезла на дерево, перебралась за забор, а потом не очень удачно спрыгнула: за что-то зацепилась курткой, она треснула, а я упала и потому шла к дому слегка прихрамывая. Свет в окнах не манил из темноты и приют не обещал. Но я могла бы поспорить, что сообщение этот сукин сын получил и теперь поджидает меня, точно паук муху.
Я поднялась на крыльцо и, не обнаружив в темноте кнопки звонка, постучала. Сначала осторожно, потом громко: гул пошел по всему дому. Что-то щелкнуло, и дверь открылась.
Передо мной был длинный темный коридор. Я шагнула вперед, напомнив себе на всякий случай, что темноты я не боюсь. Дверь за мной закрылась, Я прошла до конца коридора почти на ощупь и, свернув направо, заметила свет. Тусклый от ночника с темным колпаком, он пробивался из кухни.
- Юрий Петрович, - крикнула я, - вы здесь?
- Проходи, дочка, - ответил он. Я вздохнула с заметным облегчением и зашагала быстрее.
Ночник стоял в дальнем углу, большая кухня в полутьме казалась огромной, населенной призрачными тенями и еще чем-то очень страшным. Но Юрий Петрович, сидевший за столом, призраком не был.
- Вы живы, - сказала я, особой радости не выказывая.
- Конечно, - кивнул он. - Садись.
Я подвинула стул и села. Он молча меня разглядывал. Немного подождав, я сказала:
- Вы плохой человек, Юрий Петрович. Неловко говорить это мужчине, который мне в отцы годится, но вы обманщик и негодяй.
- Ты пришла, чтобы сказать мне это? - спросил он и вздохнул.
- Конечно, - удивилась я. - Вы с самого начала вели себя нечестно, притворялись, что заботитесь обо мне. - Тут я подумала, что, может, стоить заплакать? Нет, пережимать неразумно. - А на самом деле просто меня использовали. То, что вы сделали, отвратительно и подло.
