– Ты прямо какой-то сверхчеловек! – удивленно говорила Влада. – Неужели тебе совсем не тяжело?!
– Я горец, особая порода, – усмехнулся Цирин. – У нас, считается, даже состав крови другой. Чего-то там в ней больше, чем у вас, европейцев.
– Эритроцитов, наверно, и гемоглобина, – предположила Влада.
– Ну, в этом я не разбираюсь, – признался парень. – Хотя про нас, жителей гор, даже специальное исследование проводили. Знаешь про Потоси?
– Чего?!
– Город такой, в Южной Америке. Тоже на большой высоте. Туда испанские переселенцы в девятнадцатом веке явились, обустроились, стали детей рожать. А младенцы мрут. Погибают сразу же после рождения, и никакая медицина не помогает. Много лет подряд все, как один, умирали, представляешь? Только через пятьдесят три года первый ребенок выжил! Приспособился. У нас ведь высокогорье. И адаптироваться к нему приходится очень долго. Иногда всю жизнь. Здесь все другое. Даже вода кипит при семидесяти пяти градусах.
– Ужас!
Уклон становился все круче, Влада то и дело останавливалась, хватала воздух ртом. А к ногам, казалось, кто-то невидимый каждые пятнадцать минут привязывает по все новой гирьке.
– Ну почему так тяжело? – задыхаясь, спросила она. – Я ведь молодая, не пью, не курю.
– Сказал тебе уже: в горах совершенно другие законы. На равнине – да, молодые быстрее всех. А в гору – наоборот, доходяги легче идут. Однажды я тащил рюкзак одному: седой, толстый, смолит, как паровоз, пиво пьет. А бежал, словно мальчик.
– Может, он просветленный был? – предположила Влада.
– Да нет, самый обычный. Будду Шакьямуни от Майтрейи не мог отличить.
Влада закашлялась, прикрыла ладонью рот. Когда отняла руку, увидела на коже пятнышки крови. Это еще что за новость? Такого симптома горной болезни она не припоминала. Головная боль не прекращалась, к тому же в ушах стало шуметь. И ногти окрасились в странный голубой цвет. Чтоб Цирин не заметил, Влада спешно натянула перчатку.
Он встревоженно взглянул на нее:
– Ты в порядке?
– Все супер! – заверила Влада.
Блеклые горные краски вдруг стали казаться ярче, зловещая громада Кайласа больше не пугала, выглядела очень уютной, домашней, а этого милого, слегка нелепого парня ей теперь хотелось расцеловать.
«Вот и эйфория подступила», – усмехнулась про себя она. И дурашливым тоном сказала:
– Слушай, а где весь народ? Я думала, вокруг этой вашей священной горы толпы паломников ходят!
– Влада, – серьезно произнес парень, – мы идем не на гору.
Влада – что за странное у нее сегодня состояние! – совершенно не испугалась. Поинтересовалась весело:
– И куда же ты решил меня заманить?
– Не смейся, пожалуйста, – попросил он.
– О’кей, о’кей, я вся внимание.
– Мы идем не в обход Кайласа, а непосредственно к горе. К ее южному лицу. Туда, где расположена гробница Нанди.
– Зачем?
– Там Просветленный, которого тебе нужно обязательно повидать. А погода портится, мы не можем рисковать и терять целых три дня на обход горы.
– Ну и чудесно! С тобой хоть на край света! – Ей хотелось обнять весь мир, запеть, станцевать – жаль только, ноги не слушались и голос почти пропал.
Она сделала еще несколько шагов и бессильно опустилась на землю.
– Влада! – кинулся к ней Цирин.
– Все хорошо, мой принц! – продолжала дурачиться она. – Ваш план полностью принят. Только одна проблема. Идти я больше не могу. Не угодно ли вам предоставить мне транспортное средство? Лошадь. Яка. На худой конец, горного орла! Ты же хозяин гор, Цирин! Ты здесь всемогущий!
Влада сама не понимала, что с ней происходит. То ли энергетика Кайласа действует, то ли парень с помощью неведомых сил ее привораживает – весьма успешно. А скорее всего, просто сознание стало туманиться из-за недостатка кислорода.
Но смотрел тибетец на нее и вправду как на богиню. Кротко молвил:
– Хорошо, Влада. Если силам угодно допустить нас к подножию Кайласа, они помогут. Совсем рядом отсюда находится монастырь Селунг, я попробую раздобыть там лошадь. А ты пока оставайся здесь и молись, чтобы у меня все получилось.
Молиться – легко сказать! Дышать ей становилось все труднее, воздух изо рта вырывался со свистом, горло раздирал кашель, жутко хотелось пить. Литровую бутылку воды Влада уничтожила за считаные секунды, но организм требовал: «Еще! Еще!» По счастью, Цирин оставил ее на берегу горной речушки, и Влада принялась пригоршнями набирать, глотать живительную воду. Мелькнула запоздалая мысль: «Что я делаю? Буду потом каждые полчаса по-маленькому бегать!» Но, кажется, уже час прошел – а в туалет ей не хотелось. Совсем. Она помнила из небогатого своего медицинского опыта, что задержка жидкости в организме – очень тревожный, почти критический симптом. Но сейчас ей было решительно все равно.
«Наверно, впадаю в транс. Выделительные процессы затормозились», – дурашливо подумала она. Цирин все не появлялся, но Владе одной, в глуши – совсем было не страшно. Устрашающий силуэт Кайласа совсем поблизости больше не вызывал страха, она послала святыне воздушный поцелуй, пробормотала: «Милая ты моя, красивенькая горочка! Хочешь, я тебе песню спою?»
И запела. Почему раньше во всех компаниях в хоровом пении не участвовала, стеснялась – непонятно. У нее, оказывается, и голос неплохой! Звенит, как колокольчик.
Увлеклась, распелась, даже не заметила, как Цирин вернулся верхом на лошади.
– Влада. You are my goodness![7] – пробормотал парень.
– А ты – мой прекрасный рыцарь! – просияла она.
Тибетец помог ей забраться на коня, повел его в поводу. Сам – по-прежнему с рюкзаком – шел рядом. Влада – сияющая, беззаботная – пела, путаясь в словах, арию «Дождусь ли такого счастья». И Кайлас подступал к ним все ближе и ближе.
Совершенно пустынной была дорога. И лишь когда показалась скала Нанди, появился первый прохожий. Мужчина. По виду – китаец или тибетец, Влада их различать не умела. На нее еле взглянул, а на Цирина набросился с гневной речью. Языка (что тибетского, что китайского) девушка не понимала, но тон незнакомца ей совсем не понравился. Она капризно произнесла:
– Цирин! Ты почему позволяешь на себя кричать?!
Парень взглянул виновато. Мужчина же (судя по хитрым глазкам, все-таки китаец) накинулся теперь на нее. Возмущенно произнес по-английски:
– Ты сумасшедшая? Ты куда лезешь? Ты себя в зеркале видела?
Влада слегка растерялась:
– С утра видела. По-моему, все нормально… Ну, бледная немного – так горняшка же.
– Какая горняшка?! У тебя уже лицо посинело! Отек легких развивается! Очень быстро!
– Но у меня ничего не болит! Даже голова прошла!
Мужчина требовательно схватил ее за запястье:
– Пульс – больше ста сорока! Температура под тридцать девять! Тебе немедленно надо вниз! Бегом!
Взглянул ей в глаза, безнадежно добавил:
– Хотя не дойдешь ты уже. А вертолет сюда вызвать невозможно. Если бы хоть кислород был!
– П-по-моему, вы сгущаете кра… – начала Влада. Но договорить не смогла: грудь сотряс очередной приступ кашля, в глазах потемнело.
Дальше – ничего. Пустота.
А когда очнулась, увидела: Кайлас уже прямо перед ней. Неумолимый, черно-белый, опаляющий холодом. Влада попыталась шевельнуться – тело не слушалось. Хотела позвать Цирина – губы пересохли. Скосила глаза на свои часы, они же высотомер, – стрелка застыла на пяти с половиной тысячах.
Ее проводник не послушал случайно встреченного в горах советчика и, пока она была без сознания, продолжил путь вверх.
«А ведь у меня действительно отек легких, – отстраненно, без страха и без эмоций, подумала Влада. – И что-то предпринимать уже совершенно бессмысленно. Коллапс, кома, остановка сердца – вопрос, наверно, пары часов. Если не меньше».
Печально заканчивалась ее восточная одиссея.
«И пресловутого Просветленного я так и не повидала…»
Что ж, те, кто умирает у священных мест, говорят, попадают в рай. Хотя Кайлас – это же не наше священное место. Значит, никакого рая не будет, все произойдет по канонам буддизма – и ее душа в кого-нибудь переселится. В младенца или, за грехи прошлой жизни, в какое-нибудь животное? В дерево, в камень? Ладно. Она согласна куда угодно, только бы побыстрей.
Владу охватила совершеннейшая апатия. И когда к ней подбежал Цирин, горячо о чем-то заговорил, ей хотелось единственного: пусть он замолчит. Пусть останутся только она, рокот ветра и звон горной реки.
Впрочем, отвязаться от парня оказалось непросто.
– Влада, listen! Влада, please, come back![8] Скажи мне, пожалуйста! Твой талисман при тебе?
– Что? – Простейший вопрос дался с трудом, ее затошнило, из носа потекла кровь.
– Талисман! – отчаянно повторил Цирин. – Что угодно: колечко, брошка! Вещь, которую ты постоянно носишь при себе!
– Хочешь забрать обо мне на память? – попыталась произнести она.
