* * *
Дружная ребячья компания об"единяла такие разные характеры и привычки, что впору поудивляться. Семка Видов - прирожденный вожак, сильная натура, не терпит возражений либо отказов. Прошка Сидякин - хитрый, изворотливый и на редкость завистливый. Между ними - миролюбивая, покладистая Клавка, которая смягчала суровость Видова и скрывала зависить Сидякина.
Прохор завидовал буквально всем, кто его окружал. Отцу, который, несмотря на непоказную доброту, был полновластным хозяинов в доме. Старшему брату, обычно сидящему за столом по правую руку от главы семьи. Младшей сестренке за лишние куски, подбрасываемые ей матерью. Даже дворовому псу Полкану, когда тому бросали кость с кусками мяса, и то завидовал.
А уж о друзьях и говорить нечего. Им сын скотника завидовал самой черной завистью. До колотья в боках, до высохшей слюны.
Если Видов выуживал из Ушицы на рыбешку больше, чем удавалось Сидякину, у Прошки темнело в глазах и сжимались кулаки. На прямое противостояние с учительским сыном он не решался, тот, не задумываясь, мог врезать между глаз, поэтому приходилось маскировать ненависть сладкой улыбкой.
Когда Клавка приносила друзьям горстку украденных в лавке леденцов - у Сидякина от зависти темнело в глазах. Подумать только, у него дома пьют
чай вприглядку с сахаром, а у лавочника - полные мешки и банки разных
сладостей!
Постепенно Прошка научился скрывать одолевающие его чувства. Ласково улыбался, понимающе щурился. Дескать, радуюсь за вас, друзьяки, дай вам Бог завсегда быть богатыми и веселыми. Оставаясь же в одиночестве ссучил кулаки, исходил злыми слезами.
Но по своему был привязан к друзьям. Негодовал, завидовал и... любил.
Вот и сейчас он не особенно торопился на встречу с ними. Пусть позлятся, поймут, что униженный образованием Семки и достатками дочки владельца сельской лавки сын скотника тоже чего-нибудь стоит. Покачивая лежащими на плече удочками, Прошка вышел за околицу деревни и направился к условленному месту - зарослям приречного кустарника.
-- Долгонько собирался, пустомеля, - недовольно пробурчал Видов, когда опоздавший третий член ребячьего содружества уселся рядом с ним на сваленное ветром подгнившее дерево. - С маманей обнимался-целовался или подходящих штанов не мог найти?
Вопрос припахивал издевкой, но Сидяков не стал оправдываться или возмущаться - ответил обычной своей улыбкой. Дескать, какая разница воспитывала сына мать или он задержался, копая в огороде червей? Главное пришел.
-- Пошли, а то рыба уплывет, - немедленно смягчила возникшую напряженность миротворица-Клавка. - Она хитрущая, видит, что рыбаки вот-вот пожалуют и - под коряги да в тину... Где ловить станем: в черном омуте или в заводи?
-- В заводи, - твердо поставил точку на обсуждении Видов. - В прошлый раз я там огромадного сазана достал.
-- Ничто, в омуте побольше водятся, - не выдержал Прошка. - И омут поближе, пока добредешь до твоей заводи - ноги изобьешь.
Не отвечая, Семка поднялся и пошел берегом к излюбленному месту лова. Клавдия дождалась пока его примеру не последовал обозленный очередной своей неудачей Сидяков и двинулась за ним.
-- Не злись, Прошка, на злых воду возят, да еще погоняют, успокоительно щебетала девчушка. - Семка до ужасти обидчив. Подумаешь, где ловить - в омуте либо в заводи, главное - поймать. А ты у нас удачлив, к тебе сазаны сами в сумку лезут... Семка, а, Семка!
-- Чего тебе? - не поворачиваясь спросил Видов. - Устала, небось?
-- Ничего я не устала, просто котомка тяжелая. У мамани выпросила малость риса, да картохи накопала в огороде. Уху сварим - пальчики оближете... Давай пристроимся здесь, под деревом, а? И дровишки близонько, и травка мягонькая.
Семка снисходительно согласился. Клавка - единственный человек, которого он слушался. Злился, ерщился, но поступал так, как ему подсказывала остроносенькая девка.
Прошка, по привычке, промолчал. Выскажешь свое мнение - учителев сынок либо на смех подымет, либо наградит каким-нибудь обидным прозвищем. Лучше помолчать.
Клавдия разослала на траве чистую тряпицу, разложила на ней принесенную еду - репчатый лук, сальце, заранее почищенную морковь. Принялась готовить костерок. Мальчишки насадила на крючки жирных червей, поплевали на них и закинули поближе к прибрежным зарослям.
Первым вытащил извивающегося гольяна Прошка. Невелика добыча, но важен почин. Семка одобрительно кивнул - молодчага парень, давай тащи еще. И тут же "достал" большого сазана. Деловито поплевал на него и бросил в заполненное водой ведерко. Это тебе не верткий, крохотный гольян настоящая добыча! Ну, почему ему вечно везет, с досадой подумал Сидякин, стискивая пальцы в кулаки.
Клавка поставила на огонь посудину для ухи, принялась чистить не гольяна - сазана. Будто насмехалась над неудачливым рыболовом. Одновременно полушепотом сообщала самые свежие деревенские новости. Тихо - чтобы, не дай Бог, не спугнуть хитрую рыбу.
Через час весело затрещал огонь, закипело-забулькало ароматное варево, и рыбаки, глотая голодные слюни, уселись около костра. Дочь продавщицы принесла невиданное в деревне лакомство - целый круг вкуснейшей свиной колбасы, сын учителей - банку варенья, а скотников сын - всего-навсего большую луковицу и горбушку черного, зачерствелого хлеба. Сравнил Прошка скромный свой дар с богатыми припасами друзей и снова взыграла в нем, ставшая уже привычной, зависть.
-- Закончу школу, - задумчиво мечтал вслух Семка, - пойду учиться в военное училище. Это тебе не кобыле хвост крутить, - запустил он в Прохора тонкую отравленную стрелу. - Стану красным командиром. Гимнастерка с петлицами, галифе, сапоги - шик!
-- А я подамся в доктора, - подхватила Клавка. - Маманя говорит: самая, что ни на есть, нужная профессия. Вот подранят красного командира, кто станет перевязывать?
Прошка по прежнему отмалчивался, мечтать было не о чем. Оценки у него не Бог весть какие - Семкиным родителям, наверно, не по нраву пришелся сынок бывшего батрака, вот и сыпят на него двойки да тройки. А с ними не только в военную, в земледельческую школу не примут. Так и придется неучем ходить за плугом.
Стараясь не показать грызущую душу зависть, он поднялся и пошел в лесок, якобы, за очередной порцией щепок. На самом деле - скрыть текущие из глаз злые слезы.
* * *
Мечты постепенно сбывались. После окончания начальной школы Семка, не без помощи родителей, поступил в среднюю, которая находилась в соседней деревне. Лавочник туда же определил свою дочь. Сидякин остался в одиночестве - под самыми благовидными предлогами средняя школа отказалась от троечника-двоечника. Это вызвало у него очередной приступ завистливой злости.
С месяц поработав с отцом, Прохор решился на крайнюю меру - обратился в райком комсомола. Его доводы - невышибаемые и вполне современные: сына батрака, ставшего теперь передовиком производства, черные силы не допускают до среднего образования. Настоящая контрреволюция, открытый саботаж основ социализма! Дескать, не всем быть учеными, кому-то нужно и навоз из-под скотины убирать, и коров пасти, так пусть этим и занимается глупец, у которого в свидетельстве об окончании начальной школы - одни трояки.
В райкоме, естественно, тоже возмутились. Второй секретарь связался
по телефону с директором школы, первый побежал в райком партии. Разгорелся
скандал, в результате которого восторжествовала социальная справедливость
и несчастная жертва произвола был торжественно принят в пятый класс
нового, недавно отстроенного здания.
-- Прошка? Ты? Молодчина, парень, добился все-таки своего! откровенно радовалась Клавка, теребя приятеля. - Сызнова вместе... Хошь леденец, маманя утром одарила? Или - хлеба с колбасой?
Сидякин отказался и от бутерброда и от леденцов. Он с чувством удовлетворенной гордости смотрел на кислую физиономию поверженного друга-врага.
Учительский сын изо всех сил старался показать равнодушие. Ну, приняли несмышленыша в среднюю школу, что из этого: ума прибавится или оценки улучшатся? Как бы батрацкий сынок не вылетел после первой же четверти! На вполне законных основаниях.
-- Ничего удивительного, - изобразил он понимающую улыбочку. - Власть принадлежит пролетариям, а наш Прошка - один из них. Вчера на уроке политграмоты говорили, что кухарка должна управлять государством! Значит, Прошка наберется в школе ума-разума и займет место какого-нибудь наркома. Хотя бы - сельскохозяйственного.
Внешне - заботливо и ободряюще, но чуткое ухо завистника распознало в семкиных славословиях издевательские нотки. Захотелось развернуться и трахнуть кулаком, но, во первых, Видов намного сильней, во вторых, есть более болезненные способы отплаты за скрытые оскорбления. Через неделю, месяц, год Сидякин найдет у самодовольного гордеца некую щель, в которую немедля сунет зажженную спичку. Пусть тогда Семка покрутится!
