* * *
Шли недели, сливались в месяцы, незаметно проходили годы. Ходить пешком в соседнюю деревню уже не приходилось - колхоз выделил грузовичок с натянутым тентом. В семье Сидякиных изменилось отношение к будущему "наркому", его уже не посылали убирать навоз либо копать огород, мать считала это унизительным. Отец с довольным видом чесал в бероде и ухмылялся. Дескать, знай наших!
Мужали мальчишки, хорошели девчата. В восьмом классе Прошка с удивлением увидел, что бывший угловатый девчонка-подросток преобразилась. Налились груди, вспухли губы, ножки-тростинки приобрели сооблазнительные формы, в глазах - таинственный блеск.
Кажется, это же понял и Семка. Он перестал дразнить Клавку, пренебрежительно похлопывать по плечу, часто окидывал ее вопрошающими взглядами. Что происходит с девчонкой, почему она превратилась из обычного друга в недоступную цитадель?
В один из теплых весенних дней после уроков состоялось комсомольскее собрание. Как водится, избрали президиум, председатель об"явил повестку дня. По первому вопросу - о субботнике на животноводческой ферме докладывал секретарь организации Семен Видов.
Прения проходили бурно. Комсомольцы не хотели убирать навоз и доить буренок, настаивали поработать на местном деревообрабатывающем заводике. Секретарь категорически возражал.
Силякин не сводил с докладчика озлобленного взгляда. Явная несправедливость! Это он должен стоять перед комсомольцами, это он должен отвечать на вопросы, настаивать на своем предложении, командовать собранием. Ну, почему судьба распорядилась так: одному - все, другому ничего?
Зависть когтила душу, болью отзывалась в сердце.
Часа в четыре собрание закончилось. Видов добился своего.
На обычном месте грузовичка не было. То ли поломался, то ли глава колхоза послал его с другим заданием. Видов, Сидякин и Терещенко решили ждать, остальные отправились домой пешком.
-- Все же ты неправ, Семка! - еще не остав от горячности собрания, твердила Клавдия. - Ребята хотят настоящего дела - со станками, со столярничанием. Возиться со скотом им дома осточертело.
-- Задание райкома. Никто не в праве нарушать комсомольскую дисциплину,
- равнодушно пояснил секретарь. - Если каждый станет выбирать, что ему по нраву, а что не по нраву, организация превратится в обычную болтливую компашку... А ты почему в одном сарафане? Где куртка? - неожиданно заботливо спросил он протягивая руку к девичьему плечику. Протянул и отдернул, будто обжегся.
-- В классе забыла, - вскочила девушка. - Сейчас принесу.
Вошла в просторную раздевалку и побежала по длинному школьному коридору. Не заметила, что вслед за ней осторожно, на цыпочках, крадется десятиклассник по прозвищу Дылда. Он давно положил глаз на аппетитную соученицу и выжидал удобного случая, если не овладеть ею, то хотя бы ощупать женские прелести.
Девушка зашла в класс. Услышав стук закрываемой двери, обернулась. К ней, раскинув руки, с масляной улыбкой на прыщавом лице шел Дылда.
-- Тебе чего? - пятясь к раскрытому окну, испуганно прошептала она. Что нужно?
-- А, ничего. Сейчас полежим на полу, потолкуем за жизнь.
Обхватил руками-клещами, одной больно сжал грудь, вторую умело запустил под подол сарафанчика. Клавдия рванулась, уперлась обеими руками в грудь насильника, крепко сжала коленки. Но куда слабосильной девчонке против мускулистого парняги? Успела только крикнуть в окно.
-- Семка! Прошка!
-- Не ори, шалава! Добром не хочешь - силком возьму!
Дылда повалил ее на пол, коленом раздвинул ноги, но большего добиться не удалось. Для того, чтобы добраться до заветного места, нужно освободить разбросанные на полу тонкие девичьи руки. К тому же, приходится, не позволяя звать на помощь, зажимать ей рот. Безвыходное положение. Клавка вертелась, орала, кусалась.
-- Перестань орать, бешеная, - прерывисто уговаривал насильник. - И не царапайся - не поможет... Что тебе стоит - раздвинь ножки, приласкай... А я тебе завтра полкило шоколадок куплю. Ей-бо, куплю!
-- Отстань! Глаза бесстыжие выцарапаю! - в полный голос визжала
жертва насилия. Конечно, этот визг предназначался не для окончательно
озверевшего парня - рассчитан на друзей, сидящих на ступенях крылечка.
- Скажу Видову, он тебе кое-что вырежет!
Нисколько не испугавшись девичьих угроз, Дылда все жал и жал тугую грудь, пытался разжать ноги.
Первым в класс заглянул Прошка. Увидел ерзающего на подруге парня и... посторонился, освобождая дорогу Видову. Вступать в драку, исход которой трудно предсказать, не хотелось. Узнает директор - вышибет из школы, ни один райком-горком не поможет.
А Семка не побоялся. Ворвавшись в класс, отбросил обалдевшего Дылду в сторону, лупил его кулаками, ногами, головой. С таким бешенством, что здоровенный парень почти не сопротивлялся.
-- Ну, что ты, Семка, - плачуще взмолился он, пятерней вытирая красные сопли. - Я только пошутил... Вот Клавка подтвердит...
-- Пошутил говоришь, стервятник? А разорванный сарафан - тоже шуточка, да? Свежатинки захотелсь, паскуда? Получай свежатинку!
Прошка не стал любоваться праведной расправой, вышел в коридор, плотно притворил дверь. Надо бы - на крыльцо, но как расценит Клавка его бегство?
Раздираемый сомнениями, парень то приоткрывал классную дверь, то, наоборот, закрывал ее.
-- Оставь его, Сема - убьешь, - испуганно кричала девушка, пытаясь растащить сцепившихся парней. - Успокойся, милый... Прошу...
То ли Видов посчитал достаточным наказание насильника, то ли его отрезвило короткое словечко "милый", но он, часто дыша, в последий раз отвесил Дылде затрещину и отошел в сторону. Неожиданно Клавдия уткнулась растрепанной головой в его грудь и навзрыд зарыдала.
Именно в этот момент по коридору проходил учитель географии одышливый толстяк в модном тогда пенсне. Услышал непонятные крики и возню, остановился.
-- Сидякин? Ты что делаешь так поздно в школе? И кто заперся в классе?
Не дожидаясь ответа, открыл дверь. Услышав голос дежурного преподавателя, все трое поспешили принять благопристойные позы. Учитель увидел мирную картину. Видов и Терещенко листают какую-то книгу, Дылда задумчиво смотрит в окно. Никакого криминала.
-- Быстро все по домам, - командирским басом скомандовал "географ".
-- За нами еще машина не пришла, - спокойно возвразил Видов. - А идти
по грязи в Степанковку не хочется.
Конечно, нужно бы отругать нарушителей дисциплины, поговорить с ними более серьезно, но Видов не просто ученик, он - секретарь школьной комсомольской организации. Пожалуется в райком - нагоняй обеспечен. Поэтому учитель миролюбиво посоветовал.
-- Тогда подождите машину на улице... Погода стоит превосходная, теплынь, не замерзнете...
Восьмиклассники послушно пошли к выходу из здания. Впереди - Видов, за ним, словно привязанная, - Терещенко, следом избитый Дылда. Замыкает шествие Сидякин. В его сознании впечатана недавняя сценка: Клавка прильнула к груди Семена, тот ласкво обнял ее за плечи.
И снова зависть высунула зубастую, мокрую морду и принялась терзать душу неудачника...
* * *
Получить полное среднее образование Прохору не удалось - неожиданно заболел отец. К тому времени Назар Сидякин возглавлял колхозную молочно-товарную ферму. Как ее с гордостью именовали сельчане - эмтээфка. Сельскохозяйственное предприятие - так себе, хлипенькое: полуразваленный коровник на полсотни коров. Видимо, поэтому начальство посчитала, что не к чему назначать туда образованного бригадира, достаточно неграмотного скотника. Немалую роль сыграло и пролетарское происхождение Сидякина.
Надо сказать, что работал новый бригадир на износ - с раннего утра до позднего вечера. Завтракал, обедал и ужинал в обществе коров, доярок и скотников. Вдохновленный высоким своим положением, ежевечерне проводил планерки, которые выливались в двухчасовые собрания-совещания. Выступал с докладами, мучился, заикался, потел, но говорил, говорил. Обо всем, начиная с международного положения и заканчивая ударным трудом коллектива.
И вот - обезножил. Возвращался в темноте с фермы и будто споткнулся. Выматерился, конечно, в адрес некстати подвернувшегося камня, попытался подняться и не смог - ноги не держали. Так по пластунски и добирался до своей хаты. Полз и молил Бога, чтобы тот убрал с дороги случайных сельчан, особо - любопытных кумушек. Видимо, удивленные видом ползущего человека, панически взлаивали собаки, в окнах зажигались огни, на крылечки выходили, разбуженные собачьим брехом, мужики. Но никто из них, слава тебе Господи, так и не выглянул за ворота.
Несмотря на позднее время, Прошка сбегал к фельдшеру. Тот быстро собрал чемоданчик, накинул на плечи куртку и побежал вслед за посыльным.
В избе, глубокомысленно ковыряясь кончиком карандаша в волосатой ноздре, ощупал пациенту впалый живот, постучал по коленям и груди. Зачем-то поглядел в занавешенное оконце. Будто туда со двора заглянул желанный "диагноз".
