Берта жестом его прервала.
— Деньги — это моя забота. Вы должны думать о времени. Сколько вам нужно не для запуска серии, а для изготовления экспериментального образца?
Лангонь, наморщив лоб, задумался. Деррьен снова вступил в разговор:
— У меня есть кое-кто на примете для нового испытания. Сам я вышел из строя на пять или шесть недель, но молодой Рок будет счастлив оказать нам услугу.
— Это безумие, — сказал Лангонь. — Я могу попробовать… Но ничего не гарантирую.
Дискуссия на этом практически закончилась. Я опускаю недомолвки, многочисленные повторения, шум ненужных слов, весь этот гомон, сопровождающий грозовые споры. Я хотел уехать с Эвелиной в Пор-Гримо, и там, вдали, немного забыть проблемы, мучающие Берту. Не тут-то было. Берта решила, что мы все вместе завтра поедем в Гренобль и я возьму Деррьена с собой, потому что так ему будет удобнее. В течение всего вечера Эвелина избегала оставаться со мной наедине. Берта в уголке холла отеля вела переговоры с Лангонем. Они должны были договориться о деньгах, а это было, по-видимому, непросто. Оставался Дебель, с которым я пропустил пару стаканчиков в баре. Он тоже, нахмурив брови, считал.
— Между нами, — доверительно сказал он мне, — эта бедная женщина тратит больше, чем может себе позволить.
— Мне тоже так кажется.
— Она ведет себя так, словно это только ее дело. Но ведь есть дочь, есть…
Дебель внезапно смолк. Я понял, что он хотел сказать «вы», и пришел ему на помощь, закончив фразу:
— Да, фабрика, акционеры.
— Если банки поскупятся в момент, когда она будет нуждаться в кредитах… Вы увидите, что получится… О! Честь дома «Комбаз»!.. Спокойной ночи, Бланкар. Я иду спать.
…Вот, Поль, очень краткий отчет об этих драматических днях. Твое успокоительное меня больше не успокаивает. Я чувствую, как впадаю в депрессию.
Поль сказал:
— Ты называешь это отчетом? Здесь не хватает доброй половины. Реакция прессы, например. Я уверен, на следующий день ты накупил газет.
— Конечно. Везде было одно и то же. Заголовок «Нисматен» выразил общее мнение: «Крах лыж «велос». Было даже приложено фото, изображающее взметнувшееся облако снега с торчащими из него руками и ногами. Впечатляющее фото, снятое как нельзя лучше. Вспоминали, естественно, смерть Галуа.
— Да, — сказал Поль, — знаю, читал газеты. И что бросается в глаза — неприязнь к фирме. Мадам Комбаз может подать жалобу, заставить поверить, что ее хотят разорить, это не спасет ее от большого морального и материального ущерба.
— Вот почему, — продолжал я, — она хочет, чтобы Жан-Поль Рок, друг Деррьена, продолжил испытания. Собираются модифицировать «велос». Эти лыжи, мой дорогой Поль, настоящий роман, но он делает меня больным.
— Ты не послушался меня, — ворчал Поль. — Надо было порвать. Впрочем, это не поздно и теперь.
— Но я же не могу.
— Хорошо, хорошо. Против упрямства, известное дело, неврология бессильна. Но я прошу тебя иметь в виду, что Эвелина тоже находится на грани нервного срыва.
— Что?
— Хладнокровно перечитай свои заметки. Бросается в глаза, она готова обвинить мать в смерти отца.
— Что ты!
— Это жизнь, — вздохнул Поль. — Ты сам не понимаешь, что написал, но у нее начинается невроз, старина. Она мечется между отцом, убившим себя алкоголем, матерью, стоящей на пороге разорения, и старым любовником (извини меня), не рискующим принять на себя ответственность за нее. Знаешь, что бы я сделал на твоем месте… Я бы купил ей что-нибудь вроде зала аэробики, гимнастики или бодибилдинга. Это ее заинтересует, да и ты воспрянешь духом. Имей в виду, клубы «Витатоп Фитнесс» в Париже приносят миллиарды. Вот как можно поставить малышку на ноги. Наймешь ей пару инструкторов — и гоп! Кончатся все ее заскоки. Ты должен обеспечить ей свободу, чтобы она не зависела ни от кого. Я понял, ты подумываешь о свадьбе. Жорж, ты что! Это твой подарок ей? Сообрази, ты без малого годишься ей в дедушки. Подумай хорошенько. Возвращайся к себе. Я тебе пропишу новое успокоительное. А потом, на свежую голову, ты продолжишь отчет начиная с этого момента. Да, все, что я тебе сейчас говорил, ты перескажешь, пока это не погибло в твоей дурной башке. Настанет момент, когда ты сам поймешь положение и ее, и свое, и твоей подруги Берты. Вот увидишь.
Поль оказался прав. Лекарство успокоило меня и значительно облегчило. Аптекарь посоветовал мне обращаться с ним очень осторожно.
— Бензотил, — сказал он мне, — это сильнодействующий бензодиазепин. Не удивляйтесь, если у вас слегка заболит голова или потеряете ясность зрения, это быстро пройдет.
Нет, я не ощутил неприятных последствий, но, любопытно, мои проблемы как-то отдалились от меня. Я смотрел на них со стороны, словно они возникали передо мной на страницах буклета или, скорее, на экране телевизионного суфлера, как будто я диктор телевидения. Я был одновременно заинтересован и отстранен. Все, что я делал, казалось, делается кем-то другим. Я решил ввести Массомбра в курс дела, рассказал ему все и счел удобным попросить его навести справки о Фелисьене Доше, друге Мареза, мастере с фабрики Комбаз. Я добавил, что «велос» недостаточно устойчивы. Да, это верно, но не менее верно, что Дош, занимавшийся «велос», был другом Мареза, а Марез шпионил за Бертой, и что Дебеля прощупывали, не начнет ли Берта переговоры о продаже фабрики. Этот аспект вопроса тоже нельзя было упускать из виду. Массомбр согласился со мной, но пошел еще дальше:
— В результате мы можем подозревать всех, кто связан с производством этих лыж. Тогда почему не Лангонь?
Именно тогда, дорогой Поль, я оценил действие твоего лекарства. В обычное время я бы был потрясен, оглушен, возмущен. Честный Лангонь! Характер, конечно, дрянной, но неподкупен. Теперь же гипотеза Массомбра меня ничуть не потрясла. А Массомбр продолжал:
— А он в хороших отношениях с мадам Комбаз?
— Естественно, нет. Он так горд своим изобретением, что предпочел бы сам его использовать.
— Тогда я спрошу вас, мсье Бланкар, у кого, как не у него, была возможность мухлевать с «велос»?
— Послушайте, Массомбр, — прервал я, — провоцируя эти несчастные случаи, он шел бы против своих интересов. Лыжи и так под сильным сомнением.
— Позвольте мне закончить. Предположим, что завтра мадам Комбаз будет вынуждена объявить о банкротстве. Кто нам поручится, что Лангонь не перейдет в конкурирующую фирму, где у него будут развязаны руки и где его «велос» под другим именем будут выпускаться огромными партиями? Но я, как и вы, думаю, что с Фелисьена Доша также нельзя спускать глаз.
— Тем более что скоро будут проведены новые испытания.
— А кто ратует за их проведение? — сказал Массомбр после некоторого раздумья. — Уверен, Лангонь. Чем больше мадам Комбаз увязнет во всем этом, тем по более низкой цене можно будет купить ее фабрику… если, конечно и эти испытания потерпят неудачу.
— Лангонь против, — ответил я. — Точнее, он готов изготовить новые лыжи, более широкие и устойчивые.
— Да, но будет ли он этим заниматься? Честно говоря, меня бы это удивило. Скажем откровенно, если есть заговор против мадам Комбаз — а теперь я уверен, что он существует, — Лангонь должен быть первым подозреваемым. Это логично.
— Хорошо, — сказал я со спокойствием, которое меня самого удивило. — Если подозреваем Лангоня, то с ним под подозрение попадает не только Дош, но и, рикошетом, Эвелина, потому что она помогала своему отцу.
— Есть способ это прояснить, — прервал меня Массомбр. — Кто побуждает мадам Комбаз продолжать? Кто толкает ее к краху? Дочь?
— Нет.
— Ваш друг Дебель?
— Нет, на самом деле никто, кроме Деррьена. Но Деррьену я доверяю, кроме того, у него сейчас не слишком хорошие отношения с Лангонем.
— Да, ну и запутанная же история с вашими лыжами. Тем не менее я чувствую, что мы недалеки от разгадки. Слушайте, я пошлю нескольких человек следить за всеми, да, за всеми. Кто платит? Кому это выгодно? В этом моя метода. Как, говорите, зовут нового кандидата?
— Жан-Поль Рок. Он друг Деррьена. Но с ним еще не разговаривали.
— Вы его заранее не подозреваете?
— А! Кто знает?
Массомбр ушел, и тут же из звонка Берты я узнал, что ошибался. Жан-Поль Рок уже представлен Деррьеном, Берта его ждала и просила меня присутствовать при первом разговоре. Там должны быть Эвелина, Лангонь,
Деррьен, Дебель. Испытания стали для Берты навязчивой идеей, и она торопилась.
Все началось сначала: стулья, расставленные вокруг стола в салоне, сигаретный дым, наши похоронные физиономии. Церемония представления не заняла много времени: «Мсье Бланкар… Мсье Рок… Очень рад…» — и далее в том же духе. У Жан-Поля было загорелое открытое лицо, сильное рукопожатие спортсмена, находящегося в прекрасной форме, а список его побед, кратко перечисленных Бертой, показал, что Рок именно тот, кто нам нужен. Двадцать четыре года, член сборной Франции, но готов посвятить нам свое свободное время, чтобы сделать приятное Деррьену. Альбер сразу начал разговор:
