Ознакомительная версия.
– Как-то это общо звучит, – немного нервно сказал Грязнов.
– Что ж вы хотите, теория всегда неконкретна. Естественно, реальный живой человек не будет воспроизводить все эти движения. Его организм неосознанно выберет только некоторые. И уж ими займется всерьез. А владелец упомянутого организма и знать об этом ничего не будет, поверьте мне на слово. Если он не Штирлиц, конечно.
По своим антропологическим данным и по предполагаемому мной темпераменту, Рыбаку были бы свойственны второй и четвертый пункты.
– То есть неосознанное касание века и поглаживание шеи? – уточнил Грязнов. – Учту. Ну что ж, спасибо за лекцию.
– Или поглаживание затылка. Спасибо за внимание, дорогие слушатели, – она раскланялась во все стороны и вышла из машины. – Ладно, пока, побегу своих рыб кормить!
Значит, касание пальцем века, еще раз повторил про себя Грязнов, и поглаживание шеи. Или затылка. Ну и девчонка!…
С утра Турецкого затребовал к себе Меркулов.
– Знаешь, кто ты такой, Александр Борисыч? – В голосе Меркулова явственно прозвучали сожалеющие нотки. – Ты герой вчерашнего дня!
– Это как понимать? – опешил Турецкий. – Меня досрочно на пенсию отправляют? Сего числа вступают в силу новые повышенные моральные нормы, которым я не соответствую?
– Да ты и старым не вполне соответствуешь. – Меркулов по привычке посмотрел поверх очков, хотел было добавить что-то еще нравоучительное, но сдержался. – А насчет вчерашнего дня вот что: ты, дорогой мой, стал героем новостей на немецком телевидении. Собственно, фамилия «Турецкий», как я понял, в сводках не фигурировала, зато наш покойный Штайн и твоя деятельность удостоились полной мерой. В общем, сам смотри. – Он включил специально по такому случаю приготовленный видеомагнитофон. – Смотри внимательно, я уже третий раз любуюсь. – Меркулов не смог скрыть хитроватой улыбки, хотя значения ее Турецкий пока не уразумел.
Запись была без перевода, большую часть слов он не понимал, хотя суть происходящего и была ясна.
Московская корреспондентка, ею оказалась недавняя знакомая – Наташа Гримм, помелькала пару секунд на фоне гостиницы, в которой произошло убийство, сказала, что погибший – дипломат, занимавшийся поддержкой немецких СМИ на территории России, затем эффектная пауза и крупный план места преступления с кровавыми свастиками на двери. Дальше пошло, как и следовало ожидать, все в общую кучу. И оголтелые экстремисты, взявшие моду убивать неугодных журналистов и всех, кто им споспешествует. И коррумпированные российские власти, которые ни хрена не могут, только взятки брать. И ни одного громкого убийства за последние десять лет не раскрыли. И дын-дын-дын. И тра-та-та. И бла-бла-бла. Короче, все здесь полные мудаки, а в правоохранительных органах – мудаки в квадрате. (Открыла Америку!)
У Турецкого на лбу выступил пот – немецкий всегда давался ему с трудом. Меркулов смотрел на него все с тем же хитрым прищуром и, похоже, ожидал комментариев.
– Поймаю убийцу, скажут спасибо. Ведь могли бы и японского дипломата кокнуть.
– Ты по существу давай. Пожалуйста.
– По существу, я бы этих уродов из гостиницы… Номер опечатан! Какого… они впустили туда корреспондентов?!
– Вот-вот, – сказал Меркулов удовлетворенно, – уроды. Быстро соображаешь. Я думаю, и документы пропавшие найдутся, и даже деньги. Вполне такое возможно, – с нажимом уточнил Константин Дмитриевич. – Что с проституткой и ее приятелем?
– Повезет – сегодня возьмем приятеля. Прямо сейчас, если отпустишь. И дай мне это кино про немцев, мой Сикор-Мажор – киноман, пусть смотрит и радуется.
Отдать кассету Сикорскому он так и не успел. Только плюхнулся в родное кресло – позвонили из немецкого посольства: обнаружен бумажник Штайна. В сточной канаве, примерно в тридцати метрах от того места, где Ангелина бросила машину. Нашла его дворничиха и позвонила в надежде на вознаграждение. Божится, что денег в бумажнике не было, только документы и визитки.
Турецкий немного поразмышлял: ехать самому или отправить Мажора? И уже почти склонился ко второму решению. И даже вызвал парня к себе. И тут его осенило: ладанка, «трава с Вальпургиевой горы»! Спрашивается: на кой черт Терновской, брать ее с собой на работу? Она что же, всем своим клиентам подобные подарки делает?
– Вот что, поезжай опять на гомеопатический толчок и по местам трудовой славы нашей Ангелины, – отдал Турецкий совершенно не то распоряжение, которое собирался сделать минуту назад, – узнай: не видел ли ее кто-нибудь вместе со Штайном раньше, до дня убийства.
– Разве есть новые факты? – живо заинтересовался Сикорский.
– Новые соображения. Значит, будут и факты, если… постараешься.
В немецкое посольство он опять не выбрался: траурные мероприятия. Турецкому вежливо предложили перенести визит на завтра. Можно было, конечно, настоять, но он не захотел. Все равно толку от этого посещения не предвидится. Ехать общаться с находчивой дворничихой – и подавно желания не было.
Дождавшись перерыва (с некоторым трудом), Турецкий решил пропустить сто граммов для ускорения следственного процесса. Непосредственного участия в таковом он уже пару часов не принимал, но это обстоятельство было решено оставить без внимания. Пить в одиночку он терпеть не мог, но сидеть без дела и ждать, пока кто-то в поте лица и в гуще событий… Этого он не мог терпеть еще больше.
В разгар мероприятия по внутренней связи позвонил Сикорский и с нескрываемым энтузиазмом сообщил:
– Места возможного появления Кирпичева я установил. Сейчас их проверяют. Только что обнаружилась свидетельница по делу Штайна. Желает говорить только с вами. Я дал ей ваш номер и бегом направляюсь в Генпрокуратуру, если не возражаете. Ага? – Не дожидаясь ответа, он повесил трубку.
Турецкий, чертыхнувшись, на скорую руку все со стола сгреб в сейф, зажевал лимонной коркой, достал из ящика фоторобот подозреваемого и уставился на него как удав, желая проникнуть в темные глубины загадочной русской души свидетельницы, коей померещился этот черт с рогами.
Через пять минут, как только Артур вошел в кабинет, немедленно раздался звонок по городскому телефону.
– Здравствуйте, Александр Борисович! Я Наташа Гримм, корреспондентка, вы меня помните. – Последняя фраза прозвучала не вопросительно, а утвердительно, даже – безапелляционно.
– Еще бы! – Он хотел повторить на немецком какую-нибудь фразу из ее репортажа, но все слова безнадежно перепутались в голове.
– Ваш помощник дал мне ваш номер… Мы не могли бы встретиться, у вас должен быть обеденный перерыв? Давайте через двадцать минут в…
– Вопреки вашим безосновательным утверждениям, фрау Гримм, следствие по делу Штайна ведется без перерывов и выходных. – Немного тяжеловесная вышла фразочка, прикинул Турецкий и просверлил глазами излишне доверчивого Мажора. Тот продолжал стоять как ни в чем не бывало. Турецкий указал ему на дверь. Сикорский удалился, унося с собой флюиды оптимизма и жизнерадостную улыбку.
– Куда вы там пропали? Вы что, смотрели мой репортаж? А, я забыла, что мы на «ты»… Так ты придешь?
– Ты говорила, у тебя есть информация по делу. Или я ошибаюсь?
– Да, соображения, я хотела…
– Так информация или соображения?! – не выдержал Турецкий.
– Не ори на даму, нахал, – сказала она резко. В шутку она это или всерьез, он не разобрал.
– Кстати, ты лично его знала?
– Нет практически. Я пытаюсь поднять все его дела за последние полгода-год.
– Нашла что-нибудь стоящее? – спросил он нарочито безразлично, а про себя подумал: может, и вправду стоит с ней встретиться – глядишь, выйдет толк.
– А, по-вашему, должна была? Следствие в этом направлении не продвинулось, так? А ту проститутку нашли? И вообще, есть хоть какой-нибудь подозреваемый?
А, чтоб тебя! Он отстранил трубку, зажал микрофон и смачно обложил ее и себя за минутную, да какую там минутную – секундную слабость. Из трубки тем временем продолжали изливаться вопросы. Стараясь быть галантным, Турецкий подождал еще с полминуты. А потом заорал от души:
– Так! Хватит тараторить! Слушай меня внимательно. Общайся с коллегами, сколько твоей душе угодно. Мой телефон – забудь! И не вздумай путаться у следствия под ногами! Я, когда злюсь, становлюсь страшно коррумпированным. Потом пеняй на себя. Все, ауфвидерзеен!
Он еще некоторое время подышал тяжело, а потом заявил, обращаясь исключительно к сейфу:
– Или свобода слова, господа, или эмансипация. Одно из двух! – После чего почувствовал некоторое удовлетворение.
Кирпичев обнаружился к вечеру.
Пока его разыскивали по Москве и области, он пребывал всего в пятидесяти метрах от собственного дома – в райотделе милиции. Нашелся-таки недовольный пациент, вернее – недовольный муж пациентки доктора Уткина и народного целителя Касьянова.
Ознакомительная версия.
