Ознакомительная версия.
Так ни до чего не додумавшись, я встала и поплелась вслед за нашей дружной командой на следующий объект.
Дом супругов Плещеевых снаружи тоже выглядел покинутым. Пустой двор, закрытые ставни и запертая дверь наводили на мысль, что хозяева внезапно собрались и съехали отсюда надолго. Но внутри картина была иной. Сваленная в кухонную раковину посуда, накрытый в большой комнате стол, на котором красовалась большая кастрюля наваристого куриного бульона с потрошками, большая миска пельменей и начатая бутылка «Русского стандарта», висящая на стуле мохеровая женская кофточка… Обстановка снова напомнила мне корабль «Мария-Селеста». Словно хозяева собрались пообедать, накрыли на стол, и вдруг какая-то неведомая сила отвлекла их и выгнала из дома.
Эксперт Сан Саныч оживился и бросился снимать отпечатки с кастрюли и бутылки. Я не сомневалась, что он найдет немало отпечатков хозяев. Вряд ли бутылку, а тем более кастрюлю на стол ставили посторонние.
– А тут, кажется, что-то искали! – донесся из спальни голос Платона.
Я тут же отправилась в спальню, за мной проследовали участковый и привезенные им понятые.
Платон стоял возле распахнутых дверей большого трехдверного шкафа и задумчиво рассматривал полки. Я сразу поняла, что он имел в виду. Постельное белье на нижних полках вместо аккуратных стопок было свернуто в неряшливые комки и кое-как запихнуто внутрь. Так же распиханы по полкам были грубые мужские свитера и женские кофточки вперемешку с лифчиками и трусами. На вешалках висели друг на друге нарядные платья и домашние халаты, мужские брюки и рубашки. Представить себе, что это сделала сама Лидия, у меня не получалось.
– А может, хозяйка – просто неряха? – ошарашенно глядя в шкаф, спросил эксперт.
Я вопросительно поглядела на участкового. Тот отрицательно покачал головой:
– Нет, моя жена у нее бывала не раз. Не было такого бардака, я бы знал.
Обрадованный эксперт выгреб из шкафа всю одежду и белье и запихнул в свой мешок. Что там можно было отыскать, кроме следов хозяев, я не понимала. Наверняка те, кто проводил обыск, были в перчатках, и вряд ли они мерили одежду Лидии или Прохора.
После обыска в спальне кухню и большую комнату с камином обследовали особенно тщательно, но понять, искали ли там что-то, не смогли. Заглянули даже в погреб, сняли отпечатки со стеклянных банок с маринадами, но ничего интересного не нашли.
Обыск закончился после девяти вечера. Мы вышли во двор, Платон обернулся ко мне:
– Куда отвезти? В гостиницу или в отделение?
Я задумалась. В отделении весело и безопасно, но второй бессонной ночи я не выдержу. В гостиничном номере одна я не останусь даже под страхом пыток. Что ж, придется приглашать на постой Платона. Стесняться симпатичного опера я почему-то перестала.
– Очень хочу спать, глаза просто слипаются, – пожаловалась я. – А среди ваших коллег точно не засну. Может, в номер… и вы тоже останетесь?
Платон как-то замялся, и я торопливо добавила:
– Вы не бойтесь, я не стану вас соблазнять. Уверяю вас, засну в тот же момент, как доберусь до номера.
Видимо, мое измученное лицо успокоило Платона, и он после секундного колебания согласился составить мне компанию на всю ночь. По дороге мы заехали в отделение. Платон пошел наверх, а я осталась сидеть в машине.
«Вероничка, я все время думаю о тебе», – неожиданно всплыло в памяти. Опять захлестнула волна грусти. Ромка, Ромка, как же так? Я тебя никогда не любила, но за эти годы я так привыкла, что ты всегда рядом… Ты приручил меня, сволочь белобрысая, а теперь безжалостно бросил!
На мгновение мелькнула мысль нарушить слово, данное Платону, и все же соблазнить его, чтобы отомстить Ромке. Но я тут же передумала. Невозможно отомстить пирожному, поужинав черствым хлебом. Отомстить удастся лишь собственному желудку.
Вскоре спустился Платон, мы без приключений доехали до гостиницы, взяли у портье ключ, заказали в номер ужин и поднялись наверх. Если честно, впервые за много лет мне не хотелось есть вечером. Может, эта поездка будет стоить мне жизни, но зато, если получится выжить, точно похудею. А то люблю поесть, есть такой грех. Обмен веществ пока не подводит, но лишние округлости в районе талии уже наблюдаются. Годам к сорока вполне могу превратиться в этакую дебелую матрону… если доживу, конечно.
Размышляя о противоречивости женской натуры, от ужина я не отказалась. Без особого аппетита съела почти весь куриный салат «Цезарь», но бутерброды с ветчиной все же отдала Платону. Он в мгновение ока смел и мою ветчину, и свой салат, и омлет с сыром, а выглядел так, будто лишь слегка перекусил. Но я решила, что хорошего помаленьку, сдвинула два узких кресла для своего компаньона, отправила его в душ, затем вымылась сама, прямо в банном халате легла в постель и попросила Платона выключить свет. Он послушался, комната погрузилась в полутьму, и в этот же момент что-то со свистом влетело в окно, разбив стекло.
Я вскрикнула и потребовала немедленно включить свет. Не обращая на меня внимания, Платон быстро осветил влетевший предмет своим мобильником, затем неуловимым движением переместился к креслу, на котором висела его форма, запрыгнул в брюки, достал пистолет, открыл оконную раму и исчез снаружи. Я осталась лежать на кровати, с трудом подавляя два противоположных желания – спрятаться с головой под одеяло и вскочить с кровати и щелкнуть выключателем. Но страх понемногу отступал, и я решила, что изображать из себя страуса или живую мишень все-таки не стану.
Не выдержав бездействия, я соскользнула с кровати и попробовала по-пластунски доползти до дверей. Чувствуя себя полной идиоткой, я извивалась на полу в длинном халате, по миллиметру в минуту приближаясь к цели. Окончательно осмелев, встала на четвереньки и в два прыжка очутилась у дверей, отодвинула засов и выбежала в коридор.
И попала в интимный полумрак. Двери номеров были закрыты, других постояльцев то ли не было, то ли они не собирались проявлять любопытство.
А может быть, и правда не слышали звона стекла. Я добежала до лестницы, прыгая через две ступеньки, слетела вниз и, лишь добежав до стойки, за которой мирно спал портье, перевела дух.
Дежурный, как выяснилось, тоже ничего подозрительного не слышал. Сон у него оказался поистине богатырский. Да уж, ничего удивительного, что француз исчез из этой гостиницы. За ним вполне мог прийти взвод солдат, выкинуть беднягу из окна, выпрыгнуть следом, но вряд ли это побеспокоило бы чуткий сон портье.
Услышав мой рассказ, он заволновался, заохал и хотел немедленно мчаться наверх, чтобы проверить, в каком состоянии окно. Я с трудом удержала его внизу. Мы долго сидели рядышком, с опаской оглядываясь по сторонам, пока портье полностью не пришел в себя и не предложил вызвать милицию.
– Милиция уже тут, – заверила я, заметив заходящего в двери Платона. К его башмаку прилип бутон георгина, форменные брюки были вымазаны грязью.
Вместе с ним в холл зашли двое чистых мужчин в штатском.
– Вероника, мы сейчас перенесем вещи в другой номер и вы выспитесь, – тоном, не терпящим возражений, приказал мне Платон.
Я хотела возразить, что в гостинице ни за что не останусь, но он пресек мои возражения:
– Все под контролем. Один человек останется дежурить в холле, а другой будет осуществлять наружное наблюдение под нашим окном. Если кто-то опять решит напасть – что ж, отлично. Его сумеют схватить. Так лучше, чем постоянно оглядываться, опасаясь собственной тени.
Я нехотя согласилась. В самом деле, так лучше для дела. Вдруг этой ночью нам удастся поймать того, кто следил за нами с момента моего приезда в городок? А через него выйти на тех, кто похищал в городе людей?
Портье, чувствуя себя виноватым, бросился помогать переносить мои вещи. В этот раз мне дали двухместный номер, вероятно чтобы подлизаться к ночующему у меня Платону. Один опер остался в холле, второй вышел на улицу, а Платон отправился исследовать разбитое окно. Через несколько минут он появился в моем номере, нетерпеливо выхватил у портье мой чемодан и попросил больше не утруждать себя, а возвращаться на дежурство. Тот, обиженно сопя, вышел, а я изумленно воззрилась на Платона.
– Я хотел вам показать, ЧТО разбило наше стекло, – спокойно сказал тот в ответ на мой изумленный взгляд. – Только вы присядьте. Присядьте, я же вас попросил!
Я плюхнулась в кресло и поглядела на предмет, который Платон нервно вертел в руках. Сначала мне показалось, что это комок бумаги, но, приглядевшись, я увидела, что это небольшой камешек, обернутый в записку. На моих глазах Платон ловко развернул записку, и я увидела крупные печатные буквы, складывающиеся в слова: «Немедленно уезжай, иначе – СМЕРТЬ!»
Во сне я вновь стояла перед дверью Надежды Котеночкиной. Она была там, в квартире, я слышала ее дыхание, но никак не могла убедить впустить меня. А мне обязательно надо было войти…
Ознакомительная версия.
