— Я пришёл позже, и что ты там делала, пока меня не было — понятия не имею.
— Скотина! — девушке захотелось плюнуть ему в лицо.
— Пройдёмте, Эвелина Александровна, — Тулин сделал шаг к ней.
— Я могу позвонить? — Лина постаралась не думать о тюремной камере, и о последствиях для её психики.
— Звоните, — смилостивился майор, — при мне.
— Конечно.
Девушке никак не удавалось вытащить телефон. Руки тряслись, отказываясь слушаться. Наощупь набрав Соловьёва — в глазах всё плыло — стала ждать, стараясь не смотреть на наглых мужчин.
— Алло, любимая, я тобой горжусь! — раздался воодушевлённый голос Виктора, — ни одна женщина не смогла бы собраться так быстро!
— Меня арестовали, — Лина сглотнула ком, подступивший к голу.
— Не паникуй, — Соловьёв постарался сказать это твёрдо, но голос его выдал, — сейчас же высылаю адвоката. Не бойся. Самое позднее к вечеру ты будешь на свободе! Прими таблетки.
— Я справлюсь без них, — она упрямо сцепила зубы.
— Держись, всё будет хорошо. Не говори ничего без адвоката!
Девушка выключила телефон и отважно посмотрела на Тулина.
— Ну что ж, прошу, — майор достал наручники, и Лина помимо воли сделал шаг назад.
— Господин майор, — покровительственно сказал Сергей, — а нельзя ли обойтись без них? Девушка ведь никуда убегать не собирается.
«Археолог» дружественно улыбнулся Тулину, и от этой гримасы Лина выпалила:
— Нет уж, будьте добры, наденьте наручники.
Девушка понимала, что поступает как упрямый подросток, но просто не смогла проигнорировать гадкую улыбку «археолога».
Когда наручники защёлкнулись на запястьях, голову Лины будто сомкнул невидимый обруч, давящий всё сильнее с каждой минутой. Она старалась не обращать внимания на всплывающие в памяти обрывки воспоминаний из чудовищной тюремной жизни. А то, чем всё закончилось, девушка вообще постаралась забить в самый тёмный угол сознания.
— Прошу в машину, — Тулин двинулся вперёд.
Но дорогу ему заступил сияющий Витольд Романович с какими-то листочками в руках.
— Вот! — он торжественно вручил бумажки оперативнику.
— Что это? — майор недоумённо рассматривал каракули старика.
— Заявление на мою соседку и на нашего участкового.
Тулин нехотя пробежал глазами текст, по мере прочтения выражение лица его менялось и он, не удержавшись, стал читать вслух.
— Участковый, грубо издеваясь над животным, произносил вслух ругательства и, не стесняясь, использовал ненормативную лексику, чем нанёс душевную и психологическую травму моей свинье Феодосии!
Тулин посмотрел на старика, тот серьёзно и утвердительно кивнул. Майор перешёл ко второму заявлению.
— Я, Заланский Витольд Романович, заявляю, что моя соседка систематически терроризирует свинью Феодосию. А вчера в нервном припадке стреляла в животное из ружья! Требую провести психиатрическую экспертизу и, в случае признания Натальи невменяемой, прошу выплатить моей свинье моральный ущерб в размере трёх необлагаемых налогом прожиточных минимумов.
Сергей отвернулся к окну, но плечи всё равно тряслись от смеха. Лина тоже не могла удержаться. Она прикрыла рот рукой, забыв, что на ней наручники, и делала вид, что зевает. Тяжелее всего пришлось майору Тулину, которому смеяться было не положено по должности. Он усиленно делал скучающий вид, разглядывая потолок, затем взглянул на Заланского, который на полном серьёзе ждал, когда Наталью повезут в психушку, и… не выдержал. Вырвавшийся на свободу долго сдерживаемый смех согнул его пополам и напоминал истерические всхлипы. Сергей, повернувшись на звуки, увидел, что майор сейчас просто свалится в припадке веселья, и поспешил подставить стул. Оперативник отмахнулся и показал рукой, что нужно идти — говорить он не мог. Витольд Романович, видя, что его заявления принимать никто не собирается, стал несмело возмущаться. Но вся троица, смеясь, как сумасшедшие, не слышала ни слова. Соседи Заланского, выглянувшие на шум, могли наблюдать странную картину. Давившийся смехом милиционер, хихикающая гостья Витольда Романовича в наручниках, и вытирающий слёзы «археолог», садились в милицейскую машину. А за ними с растерянным видом и возмущёнными возгласами бежал Витольд Романович.
* * *
— Алексей, не идите так быстро, мне за вами не угнаться!
Высокий стройный блондин с причёской «волосок к волоску» и в шикарном костюме обращался к невысокому коренастому мужчине с пролетарской внешностью и соответствующей одежде.
«Пролетарий», не обратив на слова товарища внимания, продолжал передвигаться по улице огромными шагами.
— Алексей, — блондин ускорил шаг, и, смешно виляя бёдрами, догнал спутника, — я вас настоятельно прошу взять такси, мы теряем время! — он капризным жестом поправил безупречную причёску.
— Слыш, Кеша, хто здесь отвечает за твою безопасность? — коренастый вопросительно прищурился.
— Ну вы, конечно, — блондин помимо воли прижал к себе дипломат, услышав в хриплом голосе товарища угрожающие нотки.
— Так не учи меня что делать! А то возьму и не уберегу! — он сжал огромный кулак и Кеша с перепугу сделал шаг назад.
«Пролетарий»» удовлетворённо хмыкнул и пошёл дальше. Его спутник, горестно и тонко вздохнув, побежал за ним.
Иннокентий Вадимович Родимов служил в агентстве «Викинг» адвокатом. Специалистом он считался первоклассным. Мог вытянуть из неприятностей любого жулика и подлеца, не говоря уже о честных людях. Методы, используемые Иннокентием, не всегда были порядочными. Если дело того стоило, в ход шли подкуп, шантаж, саботаж, угрозы, и.т.д. Всё это не очень огорчало господина Родимова, так как на первом месте всегда стоял выигрыш дела любой ценой. И получал он за это неплохие деньги. В последние несколько лет Иннокентий Родимов прочно обосновался в агентстве Соловьёва, и не собирался покидать тёпленькое местечко. Одно только обстоятельство омрачало его безоблачное существование. Уважаемый высокооплачиваемый адвокат был нетрадиционной сексуальной ориентации. В принципе, все сослуживцы воспринимали это нормально, но только не консультант по системам безопасности, бывший вор-домушник по кличке Лапа, а ныне Пятигоров Алексей Ефимович. Лапа, имевший за плечами не одну ходку, относился к Иннокентию с презрением, так как в местах лишения свободы это считалось самым позорным, что только может быть! Уголовник никогда не упускал возможности опустить Иннокентия в присутствии других, а уж если судьба оставляла их наедине, тогда уважаемый адвокат считал за счастье отделаться от Лапы синяками на теле и расквашенным носом. Жаловался Соловьёву — тот регулярно вёл с консультантом по безопасности разъяснительные беседы. Лапа клялся, что будет сдерживаться, и некоторое время Иннокентий ходил спокойно. Но долго слышать слащавый голос и видеть жеманные движения, опытный рецидивист не мог. А уж когда срывался — весь «Викинг» с интересом наблюдал за прячущимся по углам Иннокентием и озверевшим Лапой.
И вот сегодня около семи утра Соловьёв вызвал к себе обоих сотрудников и сообщил, что они должны отправиться в город N.. и вытащить из тюрьмы их сотрудницу Лину. В другой ситуации Иннокентий был бы просто счастлив услужить Соловьёву, и вытащить его любовницу с нар, но слово «вместе» повергло его в шок.
— Виктор Васильевич, — Иннокентий заныл и картинно прижал руки к груди, отчего Лапа презрительно хмыкнул, — а почему бы мне не поехать самому? Делов-то! Нам же главное чтобы её выпустили! Привезу Линочку сюда, а сам вернусь обратно, и улажу всё окончательно.
— Нет, Иннокентий, — Соловьёв вымученно улыбнулся, — нужна подстраховка. Там каким-то боком замешаны интересы очень влиятельного человека. Мало ли что! Послать с тобой сейчас могу только Лапу, не обессудь! К вечеру в город подъедет группа, и тогда вы сможете расстаться.
Кеша посмотрел на Лапу и побледнел.
— Васильич, — старый уголовник сжал пудовые кулаки, — и какой же гниде хватило подлости закрыть Линочку?! Как представлю, что она там, на нарах — маленькая, беззащитная…
Соловьёв сцепил зубы.
— Поэтому вы должны добраться как можно быстрее, — Виктор вручил адвокату бумаги, — здесь всё, что может понадобиться. Досье, координаты… в дороге ознакомишься. Возьми кредитку, снимай, сколько потребуется, Лину надо вытаскивать немедленно. Долго она не выдержит. Да, вот таблетки. Вдруг она свои выбросила… Это успокоительное.
— А чего ты с нами не едешь? — Лапа бережно спрятал лекарство в карман.
— Да я бы на брюхе туда пополз! — губы Соловьёва побелели, стало видно, как ему тяжело сохранять внешнее спокойствие, — но я не могу допустить, чтобы вместо одного заложника стало два! Чёрт! Как это я так прокололся! Дмитриев не должен был возникнуть на горизонте! Каким боком он здесь, и какого чёрта придолбался к Лине?!
