Мишель Гельдлин - Ветер умирает в полдень

Адриан любит эти теплые последние дни мая, когда на кактусах распускаются редкие красные или желтые соцветия.

Стада уже перебираются на летние горные пастбища. Десятки тысяч свежеостриженных овец после недельного перехода штурмуют высокие склоны, поднимаясь до самой границы снегов. Как всегда весной, Адриан опубликовал забавную фотографию, запечатлевшую великое переселение.

Он припарковывает машину у аэродрома.

Воздух вибрирует. Глухой и низкий гул моторов оповещает о снижении старины "Кон-вера" <"Конвер" – старая модель небольшого пассажирского винтового самолета.> компании "Нью Фронтир Эарлайнс" задолго до того, как в небе вырисовывается его силуэт, на глазах меняющий оттенки – от фиалкового до серебристого.

Как только самолет садится, помощник шерифа Слим начинает досмотр четырех пассажиров, ожидающих вылета.

– Хелло, Адриан, решили прогуляться?

Слим – больше для виду – водит антенной своего датчика по одежде журналиста; приветливой улыбкой он старается загладить нелепую формальность.

Он уже столько лет знает Адриана, да и трех остальных пассажиров: Фелтона из универсама и двух фермеров в широких бежевых фетровых шляпах и сапогах из тисненой кожи.

Пилот, старый ирландец-забияка, вылезает, чтобы размять ноги; когда он подходит ближе, Слим кричит ему ритуальное:

– Боюсь, что до Кубы ты сегодня на своей развалюхе не долетишь!

Уже семнадцать лет, в любую погоду летчик и самолет – неразлучны. Они облетели все аэродромы между Денвером и Солт-Лейк-Сити. Словно огромный гудящий шмель, "Конвер" второе десятилетие носится от городка к городку.

Пилот прощается с пассажирами, которые выходят из самолета. Они – его гости, а он – хозяин. Требования профсоюзов? Обязательное страхование? Его скромному жалованию никто не позавидует. Но он работает не ради денег. Он живет ради своего самолета, и на пенсию они уйдут только вместе. Два года он сражается с дирекцией авиалинии, которая хочет отправить "Конвер" на свалку: скандалит с авиатехниками, хитрит и ловчит, чтобы каждые полгода успешно проходить проверки.

Адриан приветствует пилота.

В салоне уже собралась дюжина пассажиров. Адриан рассеянно берет жевательную резинку, которую предлагает молодая чернокожая стюардесса, небрежно рассевшаяся в кресле у входа.

Ирландец, который в носу самолета возится со стабилизатором, кричит через плечо:

– Эй, как вы там, все готовы? Можно взлетать?

Ответа не слышно, да он его и не ждет.

Адриану никогда не надоедает сверху вновь и вновь открывать для себя пустыню: здесь пятно охры, там мазок сиены, все оттенки бежевого, серо-зеленого; а вот гора Кинге Маунтин с блестящими выступами, искусственное озеро Флейминг Годж, которое начинается в получасе полета от Рок-Ривера и тает в тумане в ста милях к югу, у большой плотины в штате Юта.

Адриан впервые замечает в углу иллюминатора между двумя толстыми стеклами маленькую полустертую печать: отметку о тридцати тысячах часов, которые уже налетал "Конвер".

После промежуточной посадки в Вернале самолету нелегко набрать высоту, необходимую для перелета через основной хребет Скалистых гор. Он покачивается, борясь с могучим дыханием гор Уосатч, а затем ныряет вниз, к плоским солончакам. Здесь, на пять тысяч футов ниже Красной пустыни, уже настоящая весна, вспаханные поля радуют глаз всевозможными оттенками зеленого. Но вокруг большого озера застыли только мертвые корки соли.

Адриан добирается на автобусе до квартала Вудс-Крос, в северной части Солт-Лейк-Сити. В отдалении бросаются в глаза две громады: Капитолий штата и собор мормонов, уродливая подделка под средневековую архитектуру.

В Вудс-Кросе Адриан целых семь часов расспрашивает Линду и Джесса Уорренов об их сыне.

Он не выдает своего удивления, когда Джесс открывает ему дверь скромного, но уютного дома, утопающего в зелени. Адриан не так представлял себе этого человека. Журналист воображал отца Дэвида человеком массивным, властным, неопределенного возраста.

Мужчина лет пятидесяти, сухощавый, ростом ниже Адриана, здоровается с ним глухим голосом. Лицо выразительное: лоб, покрытый сетью морщинок, крупный нос, тонкие, горестно сжатые губы. Очень темные, блестящие и глубоко посаженные глаза, в которые трудно смотреть.

Усаживаясь, Адриан задается вопросом, что поддерживает этого человека: вера или отчаяние? Встретившись с его пристальным взглядом, журналист думает, что, пожалуй, впервые видит такие глаза.

Джесс Уоррен наполняет пивом два высоких узких стакана, они тут же запотевают. Быстрыми шагами входит его жена. Адриан встает и вежливо кланяется, по обычаю старого Запада. Линда Уоррен, кажется, это оценила. Ростом она ниже мужа. И еще более хрупкая, чем он. У нее очень короткая стрижка и челка, из-под которой она взглядывает на гостя, натянуто улыбаясь.

Рана Уорренов все еще кровоточит. Сколько зла может натворить пресса во имя свободы информации! Дэвид, его близкие, шахтеры, полиция, весь Рок-Ривер были равнодушно забрызганы грязью полуправды, которая хуже вымысла.

– Из уважения к памяти Дэвида, к вам и к доброй репутации Вайоминга я хочу разобраться в этой истории, – говорит Адриан. – Сам я тоже виноват. И я невольно участвовал в искажении этого драматического факта. Но я прочитал ваше открытое письмо, и мне захотелось увидеться с вами.

Уоррены соглашаются на разговор. Адриан вынимает из внутреннего кармана куртки блокнот и ручку с синими чернилами.

ИНТЕРВЬЮ, КОТОРОЕ АДРИАН РЭНДАЛ ВЗЯЛ У ДЖЕССА И ЛИНДЫ УОРРЕН

АДРИАН. У вас есть еще дети, кроме Дэвида?

ДЖЕСС. Нет.

АДРИАН. Дэвид был женат?

ДЖЕСС. Да, пять лет. Его жена и сын сейчас в отъезде.

АДРИАН. В Рок-Ривере поговаривают, будто у Дэвида были трудности с деньгами. ДЖЕСС. Вряд ли что-то серьезное. АДРИАН. Так у него не было крупных долгов?

ДЖЕСС. Нет, насколько я знаю. Если в кармане пусто, то долг и в тысячу долларов – катастрофа. Но если зарабатываешь триста в неделю.

ЛИНДА. У него были старые долги. Ему часто напоминали о них. Случались и непредвиденные расходы. Мотор в его машине сдал еще в прошлом октябре.

АДРИАН. Его жена работала?

ДЖЕСС. Да.

АДРИАН. Вы имели возможность помогать ему?

ДЖЕСС (морщится и понижает голос). Вопрос не в том, была возможность или нет. Мы помогли бы ему, вот и все.

ЛИНДА. Но он должен был попросить нас об этом! Я думаю, иногда он тратился без особой нужды. Зачем, например, ему понадобилось брать напрокат "Шевроле"?

АДРИАН. Может, ему просто не хватало благоразумия. Он не состоял на учете у психиатра?

ДЖЕСС и ЛИНДА (в один голос). Нет.

АДРИАН (настойчиво). Так у него не было психических отклонений?

Молчание.

ЛИНДА (нерешительно). Н-н-нет, но Дэвид не все нам рассказывал. (Убежденно) Знаете, он был, ярким, очень-очень ярким человеком.

ДЖЕСС. Он не смог найти своего места в жизни, потому что чересчур сосредотачивался на своих мелких неприятностях.

АДРИАН. На мелких неприятностях?

ДЖЕСС. Да, мы так думаем. Ему наверняка стало бы легче, если бы он поделился с нами.

ЛИНДА. Наш друг, священник, того же мнения. Дэвид с детства стремился к успеху, ему ужасно хотелось всех превзойти. Стать лучшим. Он скрывал свои слабости, потому что боялся показаться смешным.

Глоток пива. Адриану вдруг делается неловко перед этой парой, которую он видит в первый и последний раз. Он вторгается в душевный мир погибшего молодого человека, его родителей. И все же отступать поздно. Не сможет он успокоиться, пока не разберется с этим Дэвидом до конца! Он сдвигает на лоб очки и трет уголки глаз большим и средним пальцами.

АДРИАН. Боялся показаться смешным. Может, это и служило причиной для психологической заторможенности?

ЛИНДА. Он часами просиживал, сочиняя какие-то рефераты, проекты, трактаты, даже очерки. Он много читал и все запоминал, у него была отличная память. Но Дэвид никогда и никому не показывал свои сочинения. Ни разу. Даже нам.

АДРИАН. Я слышал, он очень любил появляться на людях в форме, даже в нерабочее время.

ДЖЕСС. Да, ему всегда нужна была какая-нибудь маска.

АДРИАН. Он любил производить впечатление на окружающих?

ДЖЕСС. Думаю, большей частью на самого себя. Ему импонировало все, что символизирует мужественность: оружие, огромные наручные часы, кожаный браслет, связка ключей на поясе, униформа.

АДРИАН. А в армии он служил?

ДЖЕСС. Нет. Ему хотелось служить в морской пехоте, и вступительный экзамен он выдержал просто блестяще. Но его не пропустила медицинская комиссия, из-за пустяка: у него была экзема.

Джесс прерывается, чтобы закурить сигарету. Адриан набивает трубку. Линда приносит две новые бутылки пива. Наполняет стаканы.

ДЖЕСС. И вот еще что, сэр. Среди вещей сына мы нашли пачку газет с объявлениями о работе. Некоторые были уже многолетней давности. Предложения, которые его интересовали, он отмечал звездочками и нумеровал в порядке предпочтения. Высший балл у него получали должности, где нужно носить форму: в полиции, в армии, в охране банков или аэропортов, в конвое бронированных грузовиков и т.д. Затем шли организации социальной поддержки, которые занимались благотворительностью, оказывали помощь бедным, работали с юными правонарушителями. Не скажу, чтобы Дэвид очень уж жалел этих людей, но ему нравилось помогать другим, чтобы ощущать свое превосходство над ними, внушать чувство благодарности, и главное – производить на них хорошее впечатление. И все это – ради того, чтобы больше верить в собственные силы.