Ознакомительная версия.
Инспектор Бакер покачал головой.
– Говорят, у Альфреда Смита есть еще трое детей, но только старший сумел так успешно пробиться в жизни.
Детектив Гейтс сидел, положив ногу на ногу, сцепив руки в замок на своем объемном животе, и болтал с беззаботностью деревенской кумушки.
– Поговаривают, у старика Альфреда в молодости был роман с хозяйкой. Еще при жизни старого маркиза. Им тогда было по двадцать с небольшим, я имею в виду конюха и леди Хантли. Вы видели портрет маркизы? Нет? – Детектив поскреб пятерней ежик волос на макушке. – Очень эффектная была особа. Кстати, горничная Эмми Шортер однажды слышала, как Альфред разговаривал с миледи о своем сыне, хвастался его успехами, и вроде как намекал, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь помог ему с открытием своего дела. Очень смышленая девочка эта Эмми, глаза так стреляют, – добродушно усмехнулся инспектор Гейтс.
Деревенский детектив Бакер тоскливо смотрел на часы. Их стрелки показывали двадцать пять минут двенадцатого. В девять ноль пять он закончил свой телефонный разговор с инспектором Гейтсом, в котором тот сообщил о своем прибытии в Хантли ближе к полудню. И вот полюбуйтесь: еще нет и двенадцати, а он уже успел посетить замок и теперь сидит в участке и так и сыплет сведениями, которые сам Бакер не смог получить за четыре дня. Похоже, он уже успел втереться в доверие к прислуге, раз та с ним так откровенна.
– А что у вас новенького, инспектор? – ласково взглянул Гейтс на своего менее удачливого коллегу.
– Я сегодня успел встретиться с Эвелин Ньюпорт и ее женихом, лордом Портландом.
– Кажется, он младший сын герцога Портланда? – как бы между прочим бросил Гейтс.
– Возможно, – сдерживая раздражение, ответил Бакер заезжему всезнайке, осведомленность старшего инспектора Гейтса все больше действовала ему на нервы. – Я смог побеседовать с ними, когда они играли в теннис в местном клубе.
– И что вы выяснили? – Инспектор Гейтс всей могучей грудью навалился на стол Бакера, демонстрируя искренний, неподдельный интерес.
– В то утро они отправились на велосипедную прогулку по окрестностям в сторону Авоки, это за рекой. Из замка они выехали около половины двенадцатого, на ферму прибыли примерно в двенадцать пятнадцать, это подтвердил хозяин, там они перекусили, погуляли по окрестностям и вернулись в замок в начале третьего.
Мы с констеблем Хиггинсом проверили, при хорошей подготовке до фермы можно добраться за двадцать – двадцать пять минут. Теоретически они могли выехать из замка, бросить велосипеды где-то в парке, вернуться, пристукнуть маркизу и спокойно продолжить прогулку.
– Этому есть какие-нибудь подтверждения?
– Пока нет. Но и доказательств обратного тоже, – слегка надулся инспектор Бакер, ужасно гордившийся собой все утро.
– Что ж, версия интересная, займитесь ею. Попробуем для начала выяснить возможные мотивы. Вы что-нибудь успели сделать в этом направлении?
Бакер, пробегавший все утро, как гончая, по окрестностям, лишь возмущенно задохнулся.
– А что с точки зрения физической возможности? Я еще не имел счастья встретиться с этой парой, – как ни в чем не бывало продолжил Гейтс. – В заключении экспертов сказано, что удар был нанесен человеком не ниже ста семидесяти сантиметров ростом. А скорее всего, рост убийцы составлял от ста семидесяти пяти до ста восьмидесяти сантиметров.
– Эвелин Ньюпорт не подходит. В ней наберется не более ста шестидесяти с кепкой. А вот ее жених довольно высокий малый. На глаз, я бы оценил его рост как сто семьдесят восемь – сто восемьдесят. Он все время сутулится.
– Хорошо. А вы составили список обитателей Хантли-холла, чей рост соответствует заключению экспертов?
– Да, можете взглянуть. – И Бакер протянул старшему инспектору лист с фамилиями, напротив каждой из них были проставлены цифры. – Цифры не везде указаны точно, но с большой долей попадания.
– Любопытно.
Лорд Хантли – сто восемьдесят.
Лорд Бредфорд – сто семьдесят семь (восемь).
Лорд Портланд – сто семьдесят восемь (восемьдесят).
Виконт Ирвин – сто восемьдесят два.
Бенджамин Тафт (камердинер л. Х.) – сто семьдесят (семьдесят два).
Дилан Рамзи (лакей) – сто семьдесят пять.
Боб Фейн (лакей) – сто семьдесят два (три).
Альфред Смит (конюх) – сто восемьдесят (восемьдесят один).
Вероника Осокина – сто семьдесят (носит каблуки, в день убийства – босоножки, каблук семь сантиметров).
– Ого! – прокомментировал последнюю строчку инспектор Гейтс.
Леди Бредфорд – сто шестьдесят пять (семь) – носит каблуки – около трех-пяти сантиметров (?).
Эвелин Ньюпорт – сто шестьдесят два (три).
Леди Оркни – сто шестьдесят семь (восемь) – (каблуки носит редко).
Лесли Пейн (экономка) – сто семьдесят два (каблук – три сантиметра).
Эмилия Шортер (горничная) – сто шестьдесят восемь (каблук – пять-шесть сантиметров).
Ребекка Сайке (горничная) – сто шестьдесят семь (каблук – пять сантиметров).
Кайли Дайсон (горничная) – сто шестьдесят девять (каблук – три-пять сантиметров).
Сара Хокинз (кухарка) – сто шестьдесят пять (каблук – три сантиметра).
– Мисс Сондерс в этом списке пока не значится, – кивнул головой Гейтс. – Из этого списка следует, что убийство могли совершить все означенные лица, кроме мисс Ньюпорт, но у нее есть жених подходящего роста, и кухарки миссис Хокинз. Леди Бредфорд проходит с большой натяжкой, так же как и леди Оркни. Картина малоутешительная. И ни у одного из них нет твердого алиби? – задал в общем-то риторический вопрос старший инспектор.
Бакер устало покачал головой.
Глава 21
20 июня. Кнут и пряник, или Слезы и угрозы
Кухня, ярко залитая солнечным светом, сияла чистотой и была наполнена дурманящими запахами пекущейся сдобы. Просторное помещение с каменными сводами, висящими под потолком травами, медными кастрюлями, огромными начищенными до блеска сковородками и большими котлами, хранящими память о далекой эпохе, когда за обедом подавали зажаренного в камине на вертеле оленя, подстреленного с утра милордом и его гостями, горячие дымящиеся пудинги, запеченных поросят и диких лебедей. Вся эта утварь придавала уют и колорит, которые невозможно создать с помощью современных плит и тефлоновой посуды. Хотя все это, включая и посудомоечную машину, имелось в хозяйстве Сары Хокинз, так, по сведениям Джейкоба, звали местную кухарку.
Сам Джейкоб скептически отнесся к Юлиному плану, сказав, что никто в замке не захочет говорить с чужими. Но это она и сама уже знала, поэтому, выяснив максимум возможных сведений об объекте, отправилась на дело. Прежде чем проникнуть на кухню, Юлия убедилась, что приходящего помощника миссис Хокинз, старика Уэйна, поблизости не наблюдается, и, войдя в кухню, заперла за собой заднюю дверь.
Миссис Хокинз даже не обернулась, у нее что-то громко шкворчало на плите, вовсю шумел кухонный комбайн, к тому же работал телевизор. Оставаясь незамеченной, Юлия обошла с тыла кухарку, шинковавшую овощи и не отрывающую глаз от телевизора, и заперла внутреннюю дверь, таким образом замкнув периметр.
На большой профессиональной плите стояли три кастрюли и сковорода, в электрической современной духовке пеклось что-то ароматное.
Прихватив с полки возле плиты несколько баночек специй и солонку, Юлия, наконец подкралась к самой кухарке и громко и отчетливо покашляла ей в ухо.
Миссис Хокинз подпрыгнула, продемонстрировав удивительную для ее комплекции подвижность. Юлия никогда не доверяла тощим поварам и поварихам. Худоба так же не соответствует этой профессии, как лысина парикмахеру, неряшливый вид уборщице и хамство служителю правопорядка.
Миссис Хокинз полностью соответствовала занимаемой должности. При весьма небольшом росте она имела килограммов девяносто здорового, плотно сбитого тела. Ее обширная задняя часть с трудом помещалась на большом деревянном стуле с высокой резной спинкой. Пухлые ловкие пальцы умело орудовали ножом, разделывая маленькие птичьи тушки. Голова матроны была покрыта белоснежным хрустящим от крахмала чепцом.
Она испуганно обернулась и, увидев гостью, успокоенно махнула пухлой ручкой.
– Тьфу, ты! Как напугали. – Затем, уперев руки в боки, строго сдвинула брови и четко, раздельно проговорила: – Посторонние не могут заходить на кухню. Такое правило. – И указала Юлии на дверь.
Никто и не ожидал любезного приема.
Поэтому Юлия спокойно уселась рядом с кухаркой на стул и, закинув ногу на ногу, любезно заметила:
– Чудесный сегодня день, миссис Хокинз. Как раз для середины июня.
Кухарка на мгновение растерялась, ее круглый ротик приоткрылся, курносый конопатый носик придавал лицу милое, беспомощное выражение, круглые голубые глазки, окаймленные короткими пушистыми ресницами, недоуменно таращились на незваную гостью так, словно та вдруг достала из рукава живого павлина, и теперь он разгуливал по ее кухне.
Ознакомительная версия.