Поверь мне, Жан, он ударил меня. В ту ночь я боялась самого худшего. Я даже подумала, что он может убить.
С трудом мне удалось его выставить и запереть дверь на ключ. Спускаясь, он грохнулся с лестницы, и утром у него на лбу была здоровенная шишка.
Жан прекрасно понимал, что она ему об этом рассказывала не без причины. При этом она пристально смотрела на него, словно держа в голове какую-то заднюю мысль.
— Его без конца наказывают, и я даже думаю, что он вообще не вернется.
Он начал смутно догадываться. Все это как бы означало: а ты-то здесь и никуда не уедешь.
Она вздохнула, попросила воды, и он спустился к колодцу.
— Посиди еще со мной. Вроде на утро срочных дел не осталось. С тех пор как я оказалась в постели, я все время думаю. Дожила вот до сорока пяти лет и целыми днями валяюсь в постели… А раньше, больная или здоровая, работала как лошадь. О чем ты думаешь?
— Ни о чем.
— Ты не жалеешь?
— О чем?
— Ты понимаешь, что я хочу сказать. Кстати, об этих двадцати двух тысячах. Догадайся, где они лежат.
Он вздрогнул и, пожалуй, не захотел слушать продолжения. У него появилось неприятное ощущение, что она его испытывает.
— Ты спишь рядом с ними. Тебе достаточно протянуть руку. Манекен… Видел? Если отвинтить ножку, то будет отверстие. Вот там.
Ну вот! Значит, он не ошибся, когда проснулся среди ночи, не досмотрев столь прекрасный сон? Это началось! Это началось снова!
— Я скажу тебе, о чем подумала. Это касается дома. Если ты не согласишься, я не рассержусь. Так вот!
Жан украдкой посмотрел в сторону кирпичного заводика.
— Сядь! Когда я лежу, мне не нравится, если передо мной стоят. Ты мне кажешься слишком высоким. Возьми стул! Так! Поближе… Что с тобой сегодня? Ты какой-то сердитый. Я тебя раздражаю? Так ведь я быстро поправлюсь! Не бойся. Им еще рано радоваться.
Как ты думаешь, сколько за такой дом дадут на торгах?
— Не знаю.
— С учетом земли и издержек он потянет тысяч на сто двадцать. Не следует забывать, что я имею право на треть, даже если Кудер умрет, поскольку я его невестка, да я и выходила замуж на условиях общности имущества. Поэтому мне должно причитаться сорок тысяч франков. Ты слушаешь?
— Да.
— Сорок и двадцать две. Это шестьдесят две тысячи… Больше половины стоимости дома. Предположим теперь, что я получу ссуду от Земельного банка или ипотеку на остальную часть. Я знаю, что это трудно.
Теперь она говорила более осторожно, более обдуманно, постоянно сверля его тревожным взглядом.
— Предположим, кто-то даст мне гарантию.
Он по-прежнему не понимал.
— Ты мне говорил, что не поднимал вопрос о причитающейся тебе доле от матери. Это не мое дело. Но ведь ты имеешь право. Если ты сердишься, скажи сразу, и я не буду продолжать.
— Да не сержусь я!
— И ты получил бы все бумаги, пока я не расплачусь. То есть ты ничем не рискуешь. Слушай дальше. Видишь ли, я много думала, а я ведь не глупее других. Тогда на базаре все смеялись, когда я покупала инкубатор. Ну что ж, пусть теперь увидят результаты. Здесь не хватает земли. При покупке дома придется одновременно приобретать и кирпичный завод.
Он вздрогнул и машинально посмотрел на домик с розовой крышей.
— Прежде всего, это избавит нас от Франсуазы и ее семейства. Им придется куда-то уехать, ведь им здесь не заработать себе на жизнь, благо их слишком хорошо знают. И можно было бы получить кирпичный заводик за кусок хлеба. Подай-ка мне журнал с комода.
Это был сельскохозяйственный журнал. Она показала ему несколько страниц, заполненных рекламой породистых кур и цыплят.
— Можно купить большой инкубатор и получать по тысяче яиц сразу. И вместо продажи кур на рынке их можно отправлять в картонных ящиках по всей Франции. Смотри. Вот ящики.
— Вижу.
— Я не прошу тебя отвечать сразу. У тебя есть время подумать. Я тебе правда не надоела, говоря обо всем этом? Я даже думала, что если приедет твой отец… А сегодня они не посмеют ничего сделать. Пока я лежу и слежу за ними, они слишком боятся, что я подам в суд. Смотри-ка! Она опять тащится к моему дому.
Он высунулся и увидел Фелицию, медленно шедшую с ребенком на руках по дорожке вдоль канала. Она напоминала маленькую смешную девчонку, которой еще время играть в куклы и которая находит удовольствие, раздражая и нервируя взрослых.
Довольно улыбаясь, она смотрела на тетку, и, когда в окне показался Жан, несколько раз прикрыла веки, словно здороваясь с ним.
— Не смотри на нее, — сказала Тати. — А то подумает, что ты в нее влюблен. Она бегает за мужиками как телка и… Что с тобой?
— Ничего!
— Это из-за того, что я о ней что-то сказала?
— Нет.
— Из-за моих проектов относительно дома?
— Нет. Я просто устал.
Он действительно чувствовал себя раздраженным, встревоженным и совершенно разбитым в ожидании того, что не могло не произойти. Тати была не в состоянии этого понять. Тем не менее она обладала сильной интуицией.
— Она тебя интересует?
— Кто?
— Фелиция, ты же знаешь.
— Я же вам уже говорил, что нет!
С какой же яростью она каждый раз заговаривала о Фелиции! Не эта ли ярость, в конце концов, мешала ему думать о чем-либо другом?
Он спустился во двор и столь же яростно наколол дров. Ему безумно хотелось попасть себе топором по руке, чтобы посмотреть, что было бы дальше. Вызвали бы врача и, наверное, отвезли бы в больницу.
Но кто пришел бы на помощь? Ведь Тати-то лежит.
Он отправился перегнать коров. Внезапно Фелиция оказалась рядом с ним, и он почувствовал, что она хочет ему что-то сказать, но Тати не выпускала их из вида.
Он почти надеялся, что сегодня она не придет, и одновременно хотел, чтобы пришла. Он мучил себя словно для забавы.
— Жан!
— Да. Я здесь.
— Нужно сходить к Клеманс за корзинами и деньгами.
Он пошел. Он делал все, что от него хотели. Накосил травы для кроликов, вычистил голубиные клетки и разбросал навоз на клубничные грядки.
Тати вполне могла позвать его как раз в восемь часов. Пойдет ли он? Она не звала, и он был почти разочарован.
Было уже пять минут девятого, когда он вышел в сад, где нашел Фелицию спокойно сидящей на оглобле телеги.
— Ее так и тянет к мужчинам, — сказала как-то Тати.
Ему хотелось поговорить с ней, сесть рядом, обнять за талию. А еще лучше пройтись с ней под руку вдоль канала, слушая кваканье лягушек и вдыхая вечерний покой.
У него непроизвольно вырвалось:
— Ты пришла!
Едва он успел дотронуться до нее, как она бросилась ему на шею и прилипла губами к его губам.
Он растерялся. Она была податливой, будто потеряла сознание. Она ждала. Они были на том же самом месте, что и накануне. Он подумал, что ее отец, наверное, следил за ней, и что могла спуститься Тати.
Она закрыла глаза. Он чувствовал на губах вкус ее слюны и вдыхал аромат ее рыжеватых волос.
Наконец, смирившись с неизбежным, он опустился на нее. Она издала короткий, почти детский вздох и сразу напряглась. Схватив его за руку, она словно хотела ногтями процарапать его кожу.
— Ты делаешь мне больно! — глухо простонала Фелиция.
Вчера у него все получилось с удивительной легкостью! А сегодня он почему-то был неловким. Его раздражали кролики, копошившиеся вблизи их голов, раздражали хрустевшая под ними солома, голоса, доносившиеся с баржи, пришвартовавшейся у шлюза, где семейство речников сошло на берег размять ноги.
— Тетя ничего не говорила? — спросила Фелиция после паузы.
— Нет.
— Она, наверное, что-то подозревает. Судя по тому, как она целый день следит за мной из окна.
Она поднялась удовлетворенная, но, видимо, не совсем.
— Ты собираешься оставаться у нее?
— Не знаю.
— Мне пора домой. А то отец может…
Она на секунду вернулась и быстро поцеловала его. Он услышал скрип петель калитки, поднял голову и с удивлением увидел усыпанное звездами небо.
Безмерно уставший, он присел на оглоблю телеги и услышал голос Тати, которая от беспокойства встала с постели и, с трудом передвигая толстые ноги, беспрерывно звала:
— Жан! Где ты?
Со свечой в руке она вышла на лестницу. Он с удивлением заметил тонкую полоску света под дверью кухни, но дальше его мысль не сработала. Он был где-то очень далеко, в каком-то почти звездном мире. Его несли какие-то невидимые потоки, мерно покачивая в разные стороны. Словно обломки потерпевшего крушение судна, качающиеся на волнах. Его то несло вперед, то отбрасывало назад. На секунду волна приблизила его к Фелиции. Он ухватился было, уцепился было за нее. И тут почувствовал обратные потоки.
— Что ты делаешь, Жан?
Тати с облегчением вздохнула, увидев его в одиночестве.
— Я уж подумала, не уехал ли ты. Понимаешь, эта мысль… Но мне кажется, было бы еще страшнее, если бы Рене…
