Ознакомительная версия.
Фриц задумался, поднял стакан, наклонил, наполнил его из матового хрустального кувшина и наконец произнес:
– Господи, помилуй; думаю, мог бы дать. Не дави на меня, не дави!
– Фриц, если мы разыщем ту Констанцию и она тебя попросит, согласишься ли ты хотя бы подумать?
– Бог мой, – проворчал Фриц. – Господи Иисусе! Да! Нет! Не знаю!
– Фриц!
– Хватит, к чертовой матери, вопить! Да! Но только подумать!
– Отлично! Порядок! Замечательно! Теперь, если только…
Мой взгляд блуждал по берегу, отыскивая вдалеке выход ливневого стока. Я отвел глаза в сторону, но поздно.
И Крамли, и Фриц перехватили мой взгляд.
– Стажеру известно, где сейчас Медея, – заключил Крамли.
Боже, ну да, думал я, знаю! Но только я спугнул ее своим воплем!
Фриц направил монокль на выпуск канализации.
– Это оттуда ты явился? – спросил он.
– Явился не запылился, – фыркнул Крамли.
– Я ехал пассажиром, – признал я виновато.
– Черта с два! Для начала не нужно было вообще лезть в водосток. Похоже, ты нашел Раттиган, а потом снова потерял.
Похоже! – подумал я. О господи, похоже!
– Этот ливневый сток, – рассуждал Фриц. – Может – это всего лишь возможность, – ты побежал не туда?
– Я что?
– Здесь, в безумном Голливуде, – продолжал Фриц, – дорожек разбегается немало? Канализационные туннели, они ведь идут в разных направлениях?
– На юг, север, запад и… восток, – закончил я медленно.
– Восток! – выкрикнул Фриц. – Ja, восток, восток!
Наши мысли устремились через холмы вниз, к Глендейлу. В Глендейле никто не бывал, за исключением…
За исключением тех случаев, когда кто-то умирал.
Фриц Вонг крутанул монокль в своем яростном правом глазу и с на редкость язвительной улыбкой принялся изучать восточный горизонт.
– Черт возьми! – сказал он. – Это будет грандиозный финал. Не нужно и сценария. Сказать тебе, где прячется Раттиган? На востоке! Забилась в нору!
– Куда-куда? – спросил Крамли.
– Хитрющая лиса, проворная кошка. Забилась в нору. Устав от всех своих жизней, стыдясь их! Сунуть их все в финальный ковер Клеопатры, скатать, поместить в банк Вечности. Затемнение. Мрак. Нор там хватает.
Мы ждали.
– Лесная Лужайка, – сказал Фриц.
– Фриц, там ведь хоронят!
– Кто тут режиссер? – проговорил Фриц. – Ты свернул не туда: к открытому воздуху, к океану, к жизни. А Раттиган отправилась к востоку. Смерть позвала ее всеми двумя дюжинами имен. Она ответила одним голосом.
– Бред собачий, – сказал Крамли.
– Ты уволен, – откликнулся Фриц.
– Я и не нанимался. Что дальше?
– Пойди и докажи, что я прав!
– Итак. Раттиган спустилась в канализационный туннель и пошла на восток, или поехала, или ее погнали? – проговорил Крамли.
– Так я и стану это снимать. Фильм! Роскошно!
– Но зачем ей на Лесную Лужайку? – слабо запротестовал я, гадая, не я ли ее туда отправил.
– Чтобы умереть! – торжествующе объяснил Фриц. – Почитай повесть Людвига Бемельманса[122] о старике; скончавшись, он водрузил себе на голову горящую свечу, обвесился цветами и, единственный участник похорон, прошествовал в могилу! Констанция поступила так же. Отправилась умирать в последний раз, да? Ну, я выезжаю? Кто за мной? Поедем поверху или прямо по канализационному туннелю?
Я поглядел на Крамли, он – на меня, оба мы – на Слепого Генри. Почувствовав наши взгляды, он кивнул.
Фриц уже снялся с места, прихватив с собой водку.
– Ступайте вперед, – предложил Генри. – И не забывайте время от времени ругаться, чтобы я вас не потерял.
Мы с Крамли направились к его драндулету. Генри пошагал следом.
Фриц первым забрался в машину, хлопнул дверцей и загудел.
– Ладно, чертов колбасник! – крикнул Крамли.
Автомобиль, забренчав, рванулся вперед.
– Проклятье, как выехать на ближайшее шоссе?
Мы помедлили у туннеля, взглянули внутрь, потом на открытую дорогу.
– Ну что, умник? – спросил Крамли. – Дантов Ад или Шестьдесят шестая магистраль?
– Дай подумать, – отозвался я.
– Поздно! – крикнул Крамли.
Фрица нигде не было видно. Мы окинули взглядом берег и не нашли его машину.
Мы повернули головы направо. В глубь туннеля удалялись два красных огонька.
– Иисусе! – взревел Крамли. – Он рванул по туннелю! Дурень чертов!
– Что будем делать? – спросил я.
– Ничего. Вот что! – Он газанул. Мы развернулись и нырнули в туннель.
– Безумие! – заорал я.
– Выпивка треклятая! – выругался Крамли. – Черт ее дери!
– Хорошо, что я этого не вижу, – произнес на заднем сиденье Генри, обращаясь к ветру, дувшему в лицо.
Мы помчались по туннелю, направляясь в глубь материка.
– Проедем? – спросил я. – Какова высота туннеля?
– В большинстве мест десять футов, – прокричал Крамли. – Чем глубже забираешься, тем выше потолок. Поток стекает с гор в Глендейле, поэтому канал должен быть большим, чтобы вместить воду. Держитесь!
Машина Фрица впереди едва виднелась.
– Идиот! – бросил я. – Он хоть знает, куда едет?
– Да, – кивнул Крамли. – До Китайского театра Граумана, а потом налево, к чертову мраморному саду.
Наш мотор дребезжал. Под грохот мы различили впереди толпу сумасшедших, которые прежде на меня набросились.
– Боже! – вскричал я. – Как бы они не сунулись под машину! Не сбавляй скорость! Это ненормальные! Вперед!
Мы гнали по туннелю. Мотор ревел. По сторонам, на стенах, мелькала история Лос-Анджелеса: пиктограммы, граффити, безумные рисунки, оставленные бездомными в сороковом, тридцатом, двадцать пятом году; лица и жуткие образы, и ничего живого.
Крамли сбавил газ. Мы въехали в толпу подземных психов, которые приветствовали нас жуткими визгливыми криками. Но Крамли не остановился. Мы разрезали толпу, разбросали ее в стороны.
Один из призраков выпрямился на шатких ногах, что-то невнятно бормоча.
«Эд, Эдвард, Эдди, о Эдуардо! – подумал я. – Это ты?»
– Ты не попрощался! – исступленно бросил он и пропал.
Я всхлипнул, и мы помчались дальше, обгоняя мою вину. Мы оставили все позади, и чем глубже забирались, тем мне становилось страшнее.
– Как, черт возьми, узнать, куда нас занесло? Тут нет указателей. Или мы их не видим.
– Может, они и есть, – отозвался Крамли, – давай посмотрим.
Вокруг виднелись какие-то знаки, написанные где мелом, где черной краской. Крамли сбросил скорость. На стене перед нами кто-то вырезал рисунок: несколько распятий и надгробий, как в комиксе.
Крамли сказал:
– Если положиться на Фрица как на проводника, мы в Глендейле.
– Это значит…
– Да. Лесная Лужайка.
Крамли включил верхние фары и на медленном ходу стал вилять то вправо, то влево; мы увидели на потолке туннеля отверстие, прикрытое решеткой, под ним пустую машину Фрица и его самого, карабкавшегося по лестнице. Вдоль ведущей вверх лестницы шел ряд крестов.
Мы вышли из автомобиля, пересекли высохшую лужу и тоже начали подниматься. Над нами что-то оглушительно клацало. Мы разглядели очертания Фрица и сдвинутый в сторону люк; с неба закапало нам на плечи.
Мы молча поднимались. Фриц над нами выкрикивал указания:
– Да быстрее же, полудурки чертовы!
Мы посмотрели вниз.
Слепой Генри не собирался выходить из игры.
Гроза кончилась, но оставила после себя мелкий дождичек. Небо, вроде миража, сулило щедро, но давало скупо.
– Мы еще на этом свете? – спросил Генри.
Мы все смотрели в ворота кладбища Лесная Лужайка: пологий склон холма, засевшие в траве могильные камни – словно последствия метеоритной бомбардировки.
– Говорят, избирателей здесь наберется больше, чем в Падике, штат Кентукки, в Ред-Ривер, Вайоминг, или в Азузе на востоке Лос-Анджелеса, – заметил Крамли.
– Нравятся мне старомодные кладбища, – сказал Генри. – Надгробья, которые можно потрогать руками. Где можно растянуться, как статуя, где можно в поздние часы поиграть с подружкой в доктора.
– Были такие, кто приходил просто проверить, на месте ли у Давида фиговый листок? – спросил Фриц.
– Слышал я, – проговорил Генри, – когда его привезли на корабле, листка не было, и вот он год пролежал под брезентом, чтобы не оскорблять чувства старых дам в теннисных туфлях. За день до того как, назло зрителям, наклеить фиговый листок, невидимую условность пришлось срукоблудить прочь. Когда живые люди в полночь на кладбище выделывают гимнастические фигуры, это называется предварительными ласками. Когда тем же занимаются мертвецы – это уже заключительные ласки.
Мы стояли под моросящим дождем, глядя через дорогу на кладбищенскую контору.
– Забилась в нору, – шепнул кто-то. Это был я.
– Шевелимся! – распорядился Крамли. – Через полчаса дождевая вода стечет к подножию. Наши машины смоет, вынесет в океан.
Мы уставились в открытый люк. Там журчал ручей.
– Боже! – забеспокоился Фриц. – Мой исторический автомобиль!
Ознакомительная версия.