Вконец расстроенный, я вернулся домой около часа ночи, со злостью думая о том, что спать мне осталось всего пять часов. Неужели моя новая работа никак не согласуется с привычной и милой мне развеселой тусовочной жизнью? Нет, с этим я никогда не смирюсь. Я что-нибудь придумаю, как-нибудь подстроюсь. Я не сдамся! Москва, ночная жизнь, красивые девушки, дорогие шмотки и дорогие напитки – ради этого я задницу рвал, к этому стремился, я все это имел и не собираюсь с этим расставаться.
Засыпая, я снова вспомнил утренний разговор бабки Анны Алексеевны с дочерью Олеговной, и утихнувшая было обида опять подняла голову. Нет, ну вы только подумайте! Что я им, вещь неодушевленная? Сволочи…
Отражение 1
Анна Алексеевна
Умница, Валечка, девочка моя! Как вовремя, как кстати она завела в столовой этот разговор про прием в Никольском! И – молодчинка моя! – как хорошо все повернула, попросила меня саму поговорить с Мишенькой. Валечка у меня такая простодушная, наивная, она, конечно же, даже не подумала, что делает правильно, просто сделала – и все, но так замечательно получилось! Пусть этот новенький тренер знает, кто в семье главный, кто здесь делает погоду. Главная – я. Я мать, я самая старшая, и Михаил прислушивается только ко мне, а уж никак не к Ларке. А то этот тренер совсем климата не чувствует. Надо же, завел со мной разговор о давлении и о погоде! Как будто я древняя старуха, выпавшая из жизни, и со мной нельзя разговаривать ни о чем серьезном. Нет бы посоветоваться со мной насчет Даночки, спросить мое мнение, попросить методической помощи, все-таки я в педагогике столько лет работала. Так нет, пожалуйста вам, давление! Никакого понимания у этих молодых. Погода… Вот теперь пусть знает, кто в доме погоду делает. Я, Анна Алексеевна Руденко. И больше никто.
Порадовала меня Валечка еще и тем, что выказала такую заботу о Мишеньке. Она права, он очень устает, ему обязательно нужно отдыхать и для бизнеса полезно ездить на такие приемы. Конечно, надо, чтобы он поехал. И если он не хочет ехать неполной семьей, ничего не будет плохого, если они с Ларой возьмут с собой Юлечку. Я так Мише и сказала. А он и не думал возражать, согласился сразу. Конечно, он всегда меня слушается, я и не сомневалась, что он согласится. Даже поблагодарил за хорошую идею. Ларке, конечно, не больно-то понравилось, но что она против меня может? Да ничего! Как я скажу, так и будет. И потом, что Лариса может иметь против Юлечки? Опять же ничего. Она к Юлечке хорошо относится, любит ее, и в Никольское на прием она наверняка мечтает поехать и расстраивается, что Миша отказывается от поездки, так что должна до потолка прыгать от радости, когда он согласился, просто ей неприятно, что такая хорошая мысль не ей в голову пришла, а мне, вот и весь вопрос. Ничего, пусть утрется, мать всегда для своего сына быстрее и лучше все придумает, чем жена, на то она и мать, все-таки родная кровь, да и жизненный опыт со счетов не скинешь.
Молодец, Валечка, молодец, доченька, хоть и не всегда ты меня радовала, но сегодня я с чистой совестью ставлю тебе пять с плюсом.
Как же легко управлять матерью! И всю жизнь было легко. Немного лести, немного вранья, немного самоуничижения – и готово дело. Конечно, насчет Мишки я все наврала, он такой толстокожий, что ему и в голову не придет обращать внимание, кто там что скажет, если он на семейный прием явится без дочери. Они с Лариской уже почти два года без нее всюду появляются – и ничего. Кому какое дело? И на прием в Никольское он собирался ехать, я сама слышала, как он по телефону кому-то говорил. Но мать ведь глупая и доверчивая, она у Мишки ничего перепроверять не будет, просто скажет ему, что если прием семейный и Дана не едет, то можно взять Юльку. Наверняка все сойдет. Всю жизнь сходило и теперь получится. Мать – дура доверчивая, хоть и проработала много лет на руководящей должности, ее обмануть – раз плюнуть, ей даже в голову не приходит, что ее дети могут ей врать. Ну как же, она ведь на пару с отцом так правильно нас воспитывала, растила из нас настоящих строителей коммунизма, да и они с папой такие были правильные, что просто мысль невозможно допустить: дети обманывают родителей. Другие дети – да, конечно, и других родителей, но только не мы и только не их с отцом. В общем, не знаю, как Мишка с Володькой, а я всю жизнь этим пользовалась и имела свою выгоду. Мать мне слепо верит, никогда меня не перепроверяла, что бы я ни несла.
Мне главное – Юльку пристроить, а там уж и я за ней как-нибудь вытянусь. Мишка, придурок, меня устраивать на работу в свою фирму отказывается, говорит, что у меня образование неподходящее, а в другие фирмы не возьмут – возраст. Женщине после сорока очень трудно найти новую работу с хорошей зарплатой, а с плохой зарплатой мне не надо. Если бы я была хотя бы экономистом или юристом – тогда да, тогда и в моем возрасте еще был бы шанс, а так… Кому в солидной фирме нужен воспитатель в дошкольном учреждении? Когда я школу окончила, мать была шишкой в своем гороно, вот и подобрала мне институт, куда я бы гарантированно поступила. И что мне теперь делать с таким образованием? Ладно, что обо мне говорить, моя жизнь кончилась, теперь главное – Юлечка. Ее надо хорошо пристроить, в богатую семью, тогда у нее будут деньги, а значит, будут они и у меня. Мишка, идиот, как будто не понимает ничего, содержит меня на всем готовом, но больше – ни копейки. Я же женщина, я, может, тоже хочу, как Ларка, в косметические салоны ходить, у дорогих парикмахеров прическу делать, массажистов посещать. Одеваться хочу красиво, в рестораны ходить. И все это у меня было. А теперь ничего нет, кроме положения жалкой приживалки.
А все Володька, сукин сын, подонок, негодяй, Мишке голову заморочил и матери тоже. И ведь не возразишь ничего. Да, было, завела любовника. Так что, мой муж святым был, что ли? Не изменял мне? Наверняка изменял, просто я его конкретно не поймала ни разу. Но я такой задачи и не ставила. Я ему доверяла. А потом… ну, в общем, я голову совсем потеряла и осторожность тоже. Моя семейка все узнала. Мать, конечно, в истерике: как это так, завести любовника, изменить мужу, это аморально, это ужасно. Пришлось сказать, что это Любовь. Такая, настоящая, с большой буквы, какая только раз в жизни бывает. Вот Любовь – и все тут. Володька, конечно, головой покачал и говорит: ну, раз такая Любовь невозможная, тогда простительно, тогда, Валентина, собирай вещи, уходи от мужа и соединяйся со своей Любовью. Мать поддакивает. Про настоящую Любовь она почему-то понимает, а про безумный секс, от которого голова мутится, – нет. Да это и понятно. Куда ей про секс понимать? Старуха. Всю жизнь с нашим отцом прожила, четверых детей родила и искренне полагает, что постель предназначена исключительно для детопроизводства, а никак не для радости. А я с этим мужиком жить вообще не собиралась. Что он? Голь перекатная, ни кола ни двора, только роскошное тело, буйный темперамент и отточенная техника. Он-то как раз хотел с меня поиметь, все-таки муж у меня был состоятельный. Да я бы этого жиголо озолотила, и никто бы ничего не узнал, и трахалась бы я с ним, пока не надоест.
А Володька, гаденыш, со своей идейной правильностью всех накручивает: раз Валечка наша мужа по собственной воле разлюбила, раз уж случилась с ней такая Большая Любовь, то пусть уходит, в чем пришла, не судится с ним и имущества не делит, потому как он ни в чем перед ней не провинился, а совсем даже наоборот, она перед мужем страшно виновата и должна эту вину искупить своим бескорыстием. И опять мать поддакивает. Володька у нее – свет в окошке, самый любимый из всех нас. Я говорю: если не судиться, если ничего не делить, то где я жить буду? И на что? На какие деньги? И снова Володька выступил: у тебя, говорит, родная семья есть и твой родной брат Михаил – богатый человек, квартира у него огромная, целый этаж, неужели же он тебя на улице оставит? И опять мать головой кивает и во всем соглашается. Конечно, говорит, будешь жить у Мишеньки, будем жить все вместе, большой семьей. А Мишке-то и деваться некуда, разве он против матери попрет? И против Володьки-святоши?
Я уж и забыла, когда в последний раз работала. Сначала все ничего было, потом встал вопрос о деньгах, Володька говорит: иди работать, чего ты дома сидишь? И занятие будет, и деньги. Только разве это деньги? Смешно! Это ему, Володьке, государственная зарплата может деньгами казаться, он привык так жить, никогда по-другому и не жил, но я-то жила! Мне такая зарплата – один раз в магазин сходить. Стала на Мишку наседать, мол, устрой меня к себе в фирму на хорошую зарплату или к кому-нибудь из своих друзей, и снова Володька, сволочуга, влез: ты что, говорит, Валюша, в какое положение ты брата ставишь, ты же не специалист, ты вынуждаешь его просить других людей об одолжении, которое им поперек горла потом встанет, потому что – признайся себе честно – от тебя в этих фирмах толку никакого не будет. И к себе он тебя взять не может, потому что он – генеральный директор, он обязан беречь свою репутацию в глазах подчиненных, а какая же может быть репутация, если вся фирма будет говорить, что директор пристроил свою сестру на денежную должность, на которой эта самая сестра ничего толкового не делает. Некрасиво выйдет. И снова мать соглашается. И Мишка соглашается.
