Есть еще одна бумажка, которую я прочла в ванне, и ее нет на дискете. Ну, разумеется, потому что дурнее и наивней документа мне не встречалось никогда. «Соглашение» называется. В ней Валерий обязуется, да, да, именно, в течение года со дня подписания этого, с позволения сказать, документа, не вступать в брак ни с кем, за исключением Гореловой Валентины. Внизу три подписи — Рогова и обеих Гореловых. Никакой юридической силы эта бумажка не имеет. Ясно, что ответственность за нарушение такого соглашения может быть лишь чисто моральная.
Не это ли покупали у Валерия за прибыль от «тобольского» договора? В правовой безграмотности такой степени ни фаворских дам, ни самого Валерия я заподозрить не могла, и факт существования на свете этой филькиной грамоты остался для меня загадкой. Загадки, если подходить к их решению без избытка фантазии, вещь полезная. Эта вполне может послужить для составления представлений о взаимоотношениях Валерия и Валентины годичной давности.
Кстати, о взаимоотношениях.
Я взяла видеокассету с карандашной надписью на вкладыше «Волга. Горелова». Кто кого снимал? Валерий Валентину или она его? Даты нет, так что съемка может относиться ко времени, когда их взаимоотношения были еще вполне безоблачными.
Решив не гадать — не тот случай, — я включила телевизор и, вставив кассету в гнездо видеомагнитофона, устроилась в кресле напротив.
Несомненно, это было то самое, от чего так сильно взволновался сегодня Семен Геннадьевич. Снятая в репортажной манере поездка четырех молодых людей на Волгу, закончившаяся убийством одного из них, вполне могла служить уликой. Съемка была не длинной, и я прокрутила ее всю до конца, составила о ней представление в целом, а потом вернулась к наиболее характерным и острым, на мой взгляд, моментам.
Лодочная база. Тарасовский берег. Бликующая на солнце волжская водичка, чайка на фоне одинокого облака, противоположный берег — узкой, зеленой чертой на горизонте. Подъезжающая машина — голубой «Шевроле». Никелированная решетка радиатора почти уперлась в объектив видеокамеры. Веселые люди. Не все.
Это снято не Валентиной, потому что вот она, вслед за Валерием вылезает из салона и со смехом виснет на его шее. Еще одна девица встает из-за руля и делает мне ручкой. Валерий улыбается натянуто, шевелит губами, но слов не слышно, пытается высвободиться. Это ему удается только после поцелуя. Поцеловал он Горелову как клюнул.
Так, посадка в лодку, дальше, несутся по волнам, ветер треплет волосы, стоп! Назад. Вот он, четвертый, за штурвалом. Богомолов? Приятный парень. И мускулистый. Дальше. Камыши какие-то, деревья. Песок. Прибыли. Костер, колбасы, термос, стаканы, бутылки. Валерий, прыгающий на одной ноге по песку — воду из уха вытряхивает после купания. Смех, тост, звон стаканов, повторенный многократно. Дальше. Всеобщее купание. Дальше. Анекдот. Дальше. Купание. Все уже крепко навеселе. Хмурый Валерий. Стоп. Назад.
Я отложила пульт и приготовилась смотреть со всем вниманием, потому что происходящее на экране уже совсем не походило на беззаботный пикничок.
— А это не твое дело, любезный! — тихо и слегка косноязычно произнес хмельной Валерий и покосился вбок, в сторону находящегося за кадром Богомолова.
Изображение дрогнуло, экран заслонила рука оператора.
— Нет, нет! — послышался голос Валентины. — Не по сценарию. Требую переиграть. Немедленно! И Ленка спит. Да вы что!..
Изображение мотнулось вбок, на спящую девицу, ту, что была за рулем «Шевроле», и остановилось на Богомолове как раз в тот момент, когда он ответил:
— Любезный, говоришь? Ладно, согласен на такое звание, — он ухмыльнулся, качнул головой и продолжил напыщенно: — Да будет тебе известно, скорбящий, что там, где я, нет не моих дел. Запомни это!
Назревала ссора, и Валентина усердно ее снимала, переводя камеру с одного на другого.
— Ты, Вовка, много на себя берешь, — в тон ему сказал Валерий, пересыпая песок с ладони на ладонь. — В свои дела я соваться не позволю никому.
— Нет, подсвинок ты все-таки! — возмутился Богомолов. — Ты всю компанию портишь своей угрюмостью, что, не так?
Он обратился к Валентине, но получилось, что искал поддержки у меня — через экран телевизора.
— И было бы отчего страдать, дубина! Ты, что ли, Галку на аборт послал?
Валентина с камерой отодвинулась назад, от греха, наверное, подальше, но не перестала снимать и не издала ни единого звука. Теперь в кадре были оба спорщика разом.
Валерий промолчал, но было видно, как заходили желваки на его лице и сжались кулаки.
— И, значит, не твоя вина, что она преставилась. Как ты простых вещей не понимаешь!
Владимир обнял Валерия за плечи, притянул к себе и ткнулся лбом в его висок.
Валерий, оказавшись в дружеских объятиях, был уже готов сменить гнев на милость, я видела это, но Богомолов спьяну неосторожными словами подлил масла в огонь:
— Да и черт с ней, с этой Шведовой! Ладно бы еще бабенка была стоящая. А то взял ты ее из-под какого-то оборванца. Валерк, да таких, как она, на каждом перекрестке по двадцать штук в минуту пробегает.
Владимир отстранился и совсем уже запанибрата толкнул Валерия ладонью в лоб.
— Да ты ее помыться-то хоть заставил, перед тем как в постель затащить?
— Заткнись, ублюдок! — взревел Валерий и глянул на приятеля разъяренным быком.
— Пош-шел ты! — ответил тот, ерничая, и тогда Валерий наотмашь хлестнул его по лицу тыльной стороной ладони.
— Вы что! — вскрикнула Валентина за кадром, но снимать не перестала, только камера в ее руках дрогнула.
Владимир вскочил на ноги, вытер кровь с подбородка и с остервенением пнул ногой в грудь замешкавшегося Валерия.
— Перестаньте, идиоты, что вы делаете! — завопила Валентина и вместо драки на экране оказался песок, спящая на смятом покрывале Елена, какие-то кусты. Все это сменилось быстрым, непонятным мельтешением. Из динамика слышались выкрики, отборная матерщина, звуки ударов. Должно быть, Валя, отняв камеру от лица, в волнении забыла отпустить кнопку.
Наконец изображение установилось и стало по-прежнему четким. Драка происходила уже в воде. Богомолов бил Валерия яростно, без жалости, и тот почти не отвечал противнику, только старался выбраться на берег, но падал и быстро выбивался из сил. Но вот упал и Владимир — потерял равновесие в воде, которая доходила ему до середины бедер. Камера сделала «наплыв», и экран на секунду заполнило перекошенное лицо Валерия. Я содрогнулась — какие безумные глаза у него были в этот момент!
Валерий повернулся и бросился на обидчика. Не дав ему подняться, сбил с ног, и они оба скрылись под водой.
Какое-то время их не было видно, но потом Владимир поднялся. Валерий мешком висел на его спине, вцепившись в горло мертвой хваткой. Богомолов взмахнул руками и завалился, подняв тучу брызг.
Положение изменилось. Там, куда они упали, на этот раз было мельче, и Валерию — а ему повезло оказаться сверху — удавалось время от времени поднимать голову над поверхностью воды, хватать воздух широко разинутым ртом.
Дело близилось к развязке, а Валентина продолжала снимать. Хладнокровно, потому что руки ее были тверды, как штатив, и изображение не дрожало. Она медленно передвигалась вбок, с тем, чтобы оказаться напротив, заснять происходящее с наилучшей позиции.
То ли силы у Валерия кончились, то ли нахлебался он как следует волжской водички, не знаю, но только отпустил он противника и с трудом встал на ноги. Приподнялся и Богомолов. То ли сел, то ли встал на колени. Над водной гладью показалась его голова, и эту мотающуюся из стороны в сторону голову Валерий, обхватив руками, крепко ударил о свое колено и упал в изнеможении, но тут же поднялся, пошатываясь в воде, раскинул в стороны руки. Владимир же всплыл спиной кверху.
— Ты что делаешь, козел, он же утонет! — крикнула Валентина и будто подтолкнула Валерия этим криком. Он грудью лег на воду, погрузив в нее тело приятеля.
Валерий выбрел из воды, с трудом переставляя непослушные ноги, и свалился лицом в песок, прополосил его пальцами. Валя всхлипывала вблизи от микрофона, и от этого звук получался громким и противным, будто кто-то сморкался в большую кастрюлю. Валерий поднял голову, глянул на меня и, слезливо скривившись, ударил кулаком по песку так, что в нем образовалась глубокая лунка.
По экрану побежали полосы, изображение пропало, и я протянула руку к пульту. А когда уже была готова нажать кнопку, с экрана, со светло-зеленого фона на меня глянула ширококлювая физиономия диснеевского Дональда Дака, подмигнула лукавым глазом, и голос Валентины произнес со смехом:
— Я все помню. А ты, Валерик, милый, не забыл о Володе? Не забывай никогда, прошу тебя, родной мой, не заставляй напоминать. И смотри, будь паинькой!
Ну и кобра!
Ей-богу, после такого я чуть было не запустила пультом в экран своего телевизора. Вот тебе и взаимоотношения Валерия и Валентины годичной давности! Это о них думая, я взялась за просмотр кассеты. Просмотреть ее, конечно, необходимо, да только не на сон грядущий.
