Марина Серова - Сдержать свое слово

Евдокия Семеновна была инвалидом. Пару лет назад ей ампутировали одну ногу. Пока она, на самодельном табурете, к которому ее сын приделал колеса, добралась до прихожей, прошло около пяти минут. Кое-как справившись со всеми замками, хозяйка наконец возникла перед нами.

— Здравствуйте, Евдокия Семеновна, — вежливо поздоровалась я, стараясь не ослабить хватку левой руки. — Вы знаете эту женщину?

Старушка в растерянности перевела взгляд с меня на мою пленницу. Раздраженное лицо последней вызвало у Евдокии Семеновны особенное недоумение.

— Знаю, — еле слышно произнесла старушка и поправила плед, прикрывавший ее единственную ногу. — Это Верочка. Она ухаживала за мной год назад.

«Значит, все-таки Верочка, — удовлетворенно подумала я. — Наконец-то».

Сама Вера молчала, как партизанка на допросе.

— Евдокия Семеновна, вы не вспомните фамилию Верочки? — попросила я, натянув дежурную улыбку.

Старушка изумилась еще больше.

— Нет, голубушка. С памятью у меня совсем плохо. А что случилось? — она бросила тревожный взгляд на мою руку, крепко державшую предплечье самозванки.

— Эта гражданка утверждает, что до сих пор вас навещает, — как-то вдруг заговорила я стихами.

— Зачем вам это, Верочка? — с искренним удивлением воззрилась на мою пленницу Евдокия Семеновна. — Вы же уволились тогда, насколько я помню? Женщина тупым взглядом елозила по стене, а после последних слов своей бывшей подопечной только глубоко вздохнула.

— Большое спасибо. Извините, что потревожили, — сказала я за двоих.

Попрощавшись со старушкой, я подошла к лифту и нажала на кнопку. Евдокия Семеновна ошарашенно смотрела на нашу странную парочку. Ее дверь хлопнула только тогда, когда дверцы лифта сомкнулись и мы поехали. Моя пленница, наверное, рассчитывала, что я спущу лифт на первый этаж, но я нажала совсем другую кнопку. Увидев это, Вера взбрыкнула:

— Куда вы меня везете? Что вам от меня нужно? Я сейчас начну кричать! Лю-ди!

Она завопила так громко, что у меня заложило уши. Схватив обеими руками орущую тетку за шею, я надавила на болевые точки, отчего крики сразу прекратились и начались стоны.

— Соплячка! Что ты себе позволяешь! — уже ныла брюнетка, высоко задрав плечи и уронив голову на одно из них.

— Ведите себя тихо, — предупредила я ее, — а то будет еще больнее.

— Ты что, маньячка? — с ужасом в глазах спрашивала она, пока я поворачивала ключом сначала в одном замке, потом в другом.

— Обязательно.

Я втолкнула женщину в свою квартиру и изнутри закрыла дверь на ключ. Все. Пока не выколочу из этой самозванки все необходимые сведения, не выпущу.

— Разувайтесь, — приказала я.

— Еще чего! — тут же фыркнула брюнетка, но, поймав мой тяжелый взгляд, остыла и скинула туфли.

— Вон туда, — указала я Вере на кресло, а сама села в другое напротив. Достав письмо и повертев его в руках, спросила: — Ну что? Будем читать или обойдемся без лирики? Может, к обоюдной радости сократим наше общение до минимума?

Вера положила ногу на ногу и состроила непроницаемое лицо.

— Я вас не понимаю, — ледяным тоном отчеканила она.

Ага, так я и поверила. Очень даже хорошо она все понимает. И если бы ее рыльце не было в пушку, она не врала бы мне про визиты к ветхим старушкам и не занимала бы сейчас глухую оборону.

— Ну что ж, давайте прочтем, — вздохнула я, не дождавшись от женщины больше ни слова.

Вскрыв конверт, я воззрилась на знакомый до оскомины печатный шрифт.

«Прошло много времени, прежде чем я поняла, в чем смысл жизни. Оказалось, все очень просто: быть кому-то нужной. А кому теперь нужна я? Только злобной мести, которая требует от меня еще одну жертву на свой алтарь. Я сопротивляюсь, как могу, но кто победит? Всепожирающая месть, так долго живущая в моей душе, или благоразумие? Не знаю».

— Та-ак, — протянула я. — Кого еще вы захотели отправить на тот свет? Саму Коврину? Отвечайте!

Последнее слово звучало как приказ. Но ничто не пошевелилось во взгляде моей пленницы.

«Действительно, бесстрашная женщина», — повторила я слова бывшего следователя Даниила Сергеевича.

— Вы никогда не обращались к психиатру? — задала вдруг вопрос женщина.

— Обращалась, — в тон ей ответила я. — Только совсем не по тому поводу, который вам представляется.

Конечно, процесс чистосердечного признания можно значительно ускорить. Положи я, например, сейчас рядом с собой пистолет Макарова, глядишь, дело веселее бы стало продвигаться. Но мне гораздо интересней было выжать из Шегирян признание без насилия, лишь при помощи своего интеллектуального потенциала.

— Послушайте, Шегирян. У меня нет никаких сомнений, что в результате вы все равно опять попадете за решетку. У меня достаточно улик, чтобы вам впаяли пожизненное заключение, — блефовала я. — Так не лучше ли облегчить свою участь чистосердечным признанием?

— Почему вы называете меня этой странной армянской фамилией? — попыталась уточнить сидевшая напротив брюнетка. — И за что я должна попасть за решетку? Что за ахинею вы вообще несете?

Этот бестолковый словесный поединок начал меня утомлять.

— Поступим по-другому.

Я быстро встала с кресла и резким движением вырвала из рук пленницы маленькую дамскую сумочку. И тут она, как раненая львица, накинулась на меня сзади. Пришлось, не щадя позвоночника моей «гостьи», скинуть ее на пол. Пока она охала и стонала, я высыпала на журнальный столик содержимое сумки. Связка ключей, губная помада, зеркало и прочие мелочи — обычный набор для женской сумки. Документов, удостоверяющих личность, к сожалению, не нашлось.

Мое внимание привлекли какие-то бланки, в беспорядке рассыпавшиеся по столу. Я собрала их в стопку и просмотрела. Это оказались квитанции телефонной станции с указанием сумм за международные переговоры. Причем, судя по адресам, квитанции предназначались не только жильцам нашего подъезда, но и остальным жителям этого дома. Мне попалось также несколько бланков, предназначенных жителям соседних домов. Я обернулась к Вере, сидевшей на полу и потиравшей ушибленный бок.

— Что это? — спросила я у нее, тряся в воздухе листками.

— Меня просили разложить квитанции по ящикам.

Час от часу не легче.

— Кто просил? — спросила я уставшим голосом.

Наш диалог начал напоминать мне жевание жвачки. Во всяком случае, выглядел он так же нудно и бесконечно.

— На телефонной станции, разумеется.

— Кто просил? Конкретно, фамилию, пожалуйста.

Брюнетка замялась.

— Я не знаю, как ее зовут… — мямлила она.

— Так, ладно. Сейчас мы едем на телефонную станцию, и вы показываете мне этого человека. Только учтите: если ваши слова не подтвердятся, оттуда я доставлю вас в ближайший отдел милиции.

Помня о неудачном эксперименте, касающемся Евдокии Семеновны, Вера категорично заявила:

— Я никуда не поеду.

— Кто бы вас спрашивал…

Закинув вещи обратно в сумку и бросив ее владелице, я прошла к входной двери.

— Поторапливайтесь. Мне не хотелось бы еще раз делать вам больно.

— Девушка, подождите, — вдруг вырвалось у моей пленницы. — Давайте поговорим.

О! Кажется, в наших отношениях наметился прогресс. Я вернулась на прежнее место, снисходительно приготовившись выслушать упрямую женщину, к которой возвратился здравый смысл.

— Объясните мне только одно, — попросила она. — Зачем вам нужно все это? Какую цель вы преследуете?

— Слишком долго объяснять, — шумно выдохнув, ответила я. — Не тяните резину. Либо вы рассказываете правду, либо я применяю репрессивные меры.

Немного помолчав, Вера произнесла:

— Вы не похожи на тех нервных одержимых людей, которые при малейшем подозрении хватают первого попавшегося несчастного и тащат в милицию.

— Это расценивать как комплимент? Не увиливайте. Даю вам последнюю попытку.

Вера теребила ремень своей сумочки, кусала нижнюю губу и никак не могла решиться. Наконец она откинулась на спинку кресла и, тряхнув головой, сказала:

— Все очень просто. Насобирав по почтовым ящикам квитанции, я хожу по квартирам, указанным в бумажке. Представляясь работником телефонной станции, объясняю людям, что в данный момент представляемая мной организация испытывает финансовые трудности, поэтому заплатить необходимо как можно скорее, лучше всего сейчас.

Конечно, я слышала про подобный «честный» способ отъема денег у населения. Не думала только, что меня это как-то коснется. Мысль о том, что эта женщина вовсе не Шегирян, билась в мозгу все с большей настойчивостью. Мое настроение тут же изменилось кардинальным образом. В отделении милиции, конечно, выяснится ее фамилия, но было уже ясно, что Вера — вовсе не та женщина, которую я ищу.

— Я все поняла, — кивнула я рассказчице. — Русский народ неисправим в своей доверчивости. И как ваш «бизнес», процветает?