Марина Серова - Сдержать свое слово

— Восьмой этаж, — ответила я, следом за ней вошла в лифт и нажала кнопку своего этажа.

Ехали мы молча. Я продолжала разглядывать свою новоиспеченную посетительницу, гадая, кем бы она могла быть. Женщина, смутившись от пристального взгляда моих зеленых глаз, смотрела в сторону. Лифт доехал до нужного этажа, и я пропустила незнакомку вперед. После того, как она нажала кнопку моего звонка, я предложила:

— Разрешите, я открою дверь.

Она посторонилась и бросила на меня удивленный, по-новому, не как в лифте, оценивающий взгляд. Я щелкнула замками и распахнула дверь.

— Прошу.

Прежде чем войти, женщина вежливо поинтересовалась:

— Вы Татьяна Иванова?

— Она самая.

Предложив незнакомке кресло, я села напротив, на свое излюбленное место. Свет из окна падал на женщину. В это кресло я сажала всех своих посетителей, что давало мне возможность улавливать малейшие изменения на их лицах. Я же оставалась в тени, спокойно наблюдала за происходящим.

— Представьтесь, пожалуйста, — предложила я ей, когда поняла, что, увлеченная разглядыванием моей персоны, женщина совершенно забыла об этом.

— Меня зовут Леонадия Вячеславовна, — спохватилась она. — Я бывшая подруга Степаниды Михайловны Ковриной.

— Ваши родители были большими оригиналами, — сказала я.

— Вы о моем имени? Да, действительно, мои родители не очень хорошо подумали, прежде чем дать мне имя. Никто с первого раза запомнить его не в состоянии, к тому же путают все время. Но, знаете, я уже привыкла.

— Я вас слушаю, — вернула я свою посетительницу к цели ее визита.

Честно говоря, я боялась того, о чем она станет говорить. Почему-то мне показалось, что в результате этого посещения дело, которое я с таким трудом распутала, вновь может запутаться, сведя на нет мои титанические усилия.

— Понимаете, вчера я случайно встретила Ларису Фречинскую. Она рассказала мне о смерти Лени, это так ужасно… — Леонадия Вячеславовна в расстройстве покачала головой. — Лариса также сказала, что Степанида наняла детектива, чтобы найти убийцу Лени. Я подумала, что, может быть, смогу вам чем-то помочь. Мы с Леней находились в очень хороших отношениях. Я знала его с самого детства, а за последние несколько лет, после его окончательного разрыва с матерью, мы стали особенно близки. Пару раз он приходил ко мне вместе с Ларисой. Они, кажется, хотели пожениться. Думаю, не стоит разочаровывать эту милую женщину сообщением, что Леонид формально уже был женат.

— Обо всем этом я знаю, — равнодушно ответила я, решив, что поторопилась с опасениями и разговор окажется бесполезным.

Мне сразу стало скучно, но из уважения к благим намерениям Леонадии Вячеславовны я предоставила ей самой завершить беседу. Моя собеседница, однако, вовсе и не думала закругляться, а наоборот, заговорила на весьма интересную тему.

— Думаю, то, о чем я хочу вам рассказать, вы не знаете. Мы познакомились со Степанидой благодаря нашим мужьям — они сначала учились вместе, затем вместе работали. Вскоре после того, как Виктора, мужа Степаниды, перевели в Омск, моему мужу дали назначение в Тарасов. Спустя три года, после смерти Виктора, Степанида с сыном приехала сюда. Вы сейчас поймете, к чему я все это рассказываю. — Заметив мое нетерпение, Леонадия Вячеславовна из далекого прошлого перенеслась в недавнее настоящее. — Года два назад Леня пришел ко мне со странным, как мне тогда показалось, вопросом. Он спросил, не знаю ли я, какая группа крови была у его отца. Виктор с моим мужем были большими друзьями, и я помнила, как они часто, подтрунивая друг над другом, говорили: мы с тобой одной крови, ты и я. Таким образом я знала точно, что у них была одна и та же группа крови. И я сказала об этом Лене. Он как-то не очень хорошо улыбнулся и выдавил из себя: «Я так и знал». Вначале я не поняла, зачем он вообще этим интересуется и почему за моим ответом последовала такая реакция. Начала его расспрашивать, и он сообщил, что у него вторая группа крови. Тут для меня все стало ясно. У Степаниды тоже была первая группа, как и у ее мужа. Согласно законам наследственности, их родной сын никак не мог иметь вторую группу крови.

Меня дернуло, как от удара током. Не это ли главная тайна гражданки Ковриной? И не ее ли она так рьяно пыталась скрыть от мужа? Но, видно, поговорка про шило, которого в мешке не утаишь, сочинялась народом не на пустом месте. Рано или поздно правда все равно всплывает на поверхность.

— Леня давно уже твердил, что Степанида ему не мать, — продолжала моя гостья. — Еще с тех самых пор, как побывал в специнтернате. Теперь же ему предоставлялась возможность это доказать. Я тогда возразила ему, сказала, что различие в группе крове говорит лишь о том, что его отцом был не Виктор. Хотя для меня самой, честно говоря, собственное предположение явилось шоком. Слишком правильно и открыто шла по жизни Степанида, чтобы допустить, что она, как говориться, наставляла мужу рога.

— Не могло получиться так, что Виктор женился на Степаниде, когда она уже была беременной? — начала я перебирать другие варианты.

— Исключается. Их сын родился спустя полтора года после свадьбы.

Оставалась еще одна возможность объяснения — случайная или намеренная подмена детей в роддоме. Я поморщилась. Такое случается в основном в мыльных операх и плохих детективах.

— Леня тогда уперся, как баран, — рассказывала тем временем дальше Леонадия Вячеславовна. — Ему почему-то казалось, что теперь он доказал, что не сын своей матери. Я кинулась к Степаниде с вопросом: как такое может быть? Она пыталась мне внушить, будто я ничего не помню и на самом деле Виктор имел вторую группу крови. Но я еще не выжила из ума и отлично помнила группу крови своего мужа, а значит, и Виктора. В конце концов, правоту моих слов можно было проверить, о чем я и заявила Степаниде. Она жутко оскорбилась. Обвинила меня в том, что я разрушаю их семью, хотя никакой семьи уже давно не существовало. У Лени была своя жизнь, которую он не хотел пересекать с жизнью матери. Когда Леня выяснил, что его группа крови не совпадает ни с материнской, ни с отцовской, их плохие отношения только усугубились.

— Леонид так и не смог выбить правду из Степаниды? — вмешалась я в монолог Леонадии Вячеславовны.

— Нет. Она все отрицала и сваливала все произошедшее на мою, якобы плохую, память. Но с памятью у меня все в порядке!

Страшная догадка пронеслась у меня в голове. Что, если… Нет. Не может быть. Слишком невозможным показалось такое предположение… Коврина просто-напросто наставила мужу рога. И все, точка. Но возникшая мысль, словно надоедливая муха, возвращалась вновь и вновь.

Я начала сама себя уговаривать. Вспомни, вопрошала я в этом внутреннем диалоге, за что тебе платят деньги? Правильно. За то, чтобы ты нашла убийцу. Так какое тебе дело до того, чьим сыном является Коврин, когда и сам убийца, и мотив его убийства уже определен? Вместо того чтобы усиленными темпами искать Шегирян, ты забиваешь себе голову ненужной чепухой.

— Не представляю, как рассказанное мною сможет вам помочь, но я сочла нужным довести эту информацию до вашего сведения, — прорвался сквозь мои мысли голос Леонадии Вячеславовны.

А может, и не нужно было доводить? Мне без ее информации было бы намного спокойнее. Теперь же невероятное предположение, возникшее у меня в голове, не даст мне спокойно ни есть, ни спать и будет подзуживать меня вести раскопки в новом направлении.

«От тебя, одержимая, одни убытки», — мысленно выговорила я самой себе, уже зная, что в третий раз полечу в Омск.

Выйдя из теплого здания больницы на свежий, тронутый первым морозцем воздух, я поежилась. Неплохо бы горячего чайку с бутербродами в нагрузку… Решив, как и в прошлый приезд, перекусить в кафе аэропорта, я ступила на дорогу для того, чтобы поймать машину. Сделать мне это удалось не так скоро, как хотелось. Да, в Тарасове, пожалуй, побольше желающих подзаработать. Наконец меня подобрала белая «Волга». Предпочтя заднее сиденье переднему, чтобы водитель не вздумал отвлекать меня пустой болтовней, я принялась стыковать полученные только что сведения с теми фактами, которые были известны раньше.

В результате долгих раскопок, произведенных в статистическом отделе больницы, мне удалось найти медицинскую карту сына Шегирян. Я, собственно, слабо надеялась на такую удачу, но, видно, судьбе было угодно, чтобы правда, наконец, восторжествовала.

У Врежика в больничном документе была вписана первая группа крови. Прямо это ничего не доказывало, так как я не знала, какая группа крови у его родителей, но существовало кое-что еще. И это «кое-что» в совокупности с первым обстоятельством давало многое.

Разрешение на операцию, как явствовало из бумаг, давала мать Врежика. А этого быть не могло! Потому что в тот момент Вера Шегирян уже сидела в тюрьме. Что же за женщина назвалась матерью мальчика? Так же, как, по известной поговорке, все пути ведут в Рим, так и все мои мысли сводились к одному: ребенок, лежавший в этой больнице с диагнозом порок сердца, не был сыном Шегирян. Он был сыном Ковриной Степаниды.